- А ты передашь аккуратно. Если увидят, я тебя пристрелю.
Саркисян смотрел на Лену внимательно. Он понял - нажмёт курок, не моргнув. Двумя пальцами достав из кармана оружие, он положил его на стол и отпихнул Лене - рукояткой вперёд. Та перехватила пистолет, быстро спрятав его в кармане.
Инспектор поглядел примирительно и изобразил что-то вроде улыбки.
- Зачем нам ругаться? - спросил он дружелюбно. - Мы бы вполне могли стать друзьями.
Лена медленно покачала головой.
- Не думаю.
- Могли бы договориться по крайней мере... - продолжал Саркисян.
- С чертями в аду договариваться будешь.
- Что ты хочешь?
- Ответишь мне на пару вопросов.
- А если нет?
- А если нет - тебя вынесут. С простынёй на лице. - Лена улыбнулась одними губами. Саркисян поверил - действительно вынесут.
- Я тебе хочу кое-что предложить, - сказал он, вдруг. - Мне нравится твоя живучесть, но так без конца ты не будешь бегать. Ведь, ты уложила двух ментов. А это всё не так просто, как тебе, может быть, кажется.
Лена слушала с интересом. Пыталась понять, куда Саркисян клонит.
- Я тебе предлагаю работу. Уберёшь одного человека. Справишься - получишь десять штук баксов и паспорт любой страны - какую выберешь. Ты сможешь исчезнуть отсюда. Насовсем исчезнуть. А так - думай. У тебя нет выбора.
Лена зло усмехнулась.
- Может, это тебя надо будет убрать?..
Саркисян разочарованно покачал головой.
- Напрасно так. Я действительно не шучу. Мне нужны толковые люди.
- Я тоже, - Лена кивнула. И уверенно добавила: - Если сейчас ты не встанешь и не пойдёшь впереди меня, то тогда ляжешь. И будешь лежать, пока тебя не унесут... Понял? Быстро! Это последнее приглашение.
Саркисян внимательно посмотрел в глаза Лене, пытаясь прочитать там ответ, потом - на кончик глушителя, осторожно выглядывающий из-под газеты.
- ...В Краснодаре сейчас 8 часов 23 минуты. Только что к нам позвонила Маша и попросила исполнить для её любимого Васи песню в исполнении Татьяны Булановой "Стерпится-Слюбится". Итак, Татьяна Буланова. "Стерпится-Слюбится". Для Васи.
Саркисян медленно поднялся с места и побрёл к выходу. По пути обернулся и бросил бармену:
- Я вернусь сейчас.
На улице никого не было. За деревьями уныло перемигивались огоньки далёких девятиэтажек.
- Налево, - скомандовала Лена.
Саркисян обречённо шёл туда. Отчего-то снова разболелась рука.
- К стене стань. - Лена вытащила из кармана пистолет с глушителем и аккуратно прицелилась.
Саркисян остановился у старого зашарпанного забора. Напрягшись, он посмотрел в чёрный глазок пистолета.
- Что за материал был у Макарова?
- Какой материал? - переспросил Саркисян очень спокойно.
- За который ты его убил.
Саркисян глядел на Лену с сожалением.
- Я - очень маленький человек, - сказал он негромко. - Делаю то, что мне приказывают...
Тяжёлая пуля чуть слышно свистнула в четырёх сантиметрах от его уха. В заборе показалась дырка - небольшая и круглая.
- Я не верю тебе. - Лена смотрела на инспектора с ненавистью. Палец её лежал на курке. Дуло целилось прямо в лицо Саркисяну. - У тебя остался последний шанс. Скажи правду. О чём был материал?
Саркисян колебался. Лена это увидела.
- Если ты меня сейчас грохнешь - тебе это всё равно ничего не даст, - сказал опер так же спокойно.
Пистолет в руке Лены хлопнул два раза подряд. Мелкая пыль от появившихся на заборе двух новых отверстий кружилась в воздухе и тяжело оседала на землю. Саркисян чувствовал, что протрезвел окончательно. Судорожно напрягшись, глядел он на маленькое и чёрное пистолетное дуло.
- Что вам всем от меня нужно? Зачем меня хотели убить? Зачем убили Ашота, Макарова? Зачем убили сына Павловского?
Саркисян видел, как палец, прижатый к курку, нервно и неловко подрагивает.
- Это - профилактика, - спокойно произнёс инспектор. - Все должны умереть. Все, кто хотя бы случайно, хотя бы обрывочно что-то знает. - Он не отрываясь смотрел на палец. - Но я тут, правда, ни причём. Я - только исполнитель...
- Значит, все должны умереть... Я тоже... И ты мне предлагаешь на тебя работать...
Саркисян медленно покачал головой.
- Ты убьёшь того, кто заказал твою смерть. Поможешь мне избавиться от этого человека - останешься жить. Ничего другого у тебя нет.
- Кто это?
Саркисян не отвечал. Потом лицо его обезобразилось мертвенно-бледной усмешкой.
- Я его знаю?
- Ты его хорошо знаешь.
Лена на мгновение застыла. Она пыталась соображать.
- Если я соглашусь?
- Часть денег получишь вперёд. Паспорт - после работы.
Лена скривилась.
- Это всё здорово, но только я тебе не верю.
- Придётся, - опер убеждённо кивнул. - Это твой единственный шанс.
- Но что я могла случайно узнать?
- Правда, не имею понятия, - Саркисян растерянно помотал головой.
- Тогда ты сдохнешь...
Лена уверенно нажала курок, но вместо хлопка пистолет только щёлкнул. Она надавила второй раз, третий... Саркисян облегчённо вздохнул. Лена отбросила пистолет в сторону и вытащила другой, который изъяла у самого Саркисяна. Она прицелилась и поймала насмешливый взгляд инспектора. Саркисян спокойно ждал. Лена вытянула руку и четыре раза подряд надавила курок.
- Я его уже успел разрядить, - сказал Саркисян.
Лена опустила оружие.
- Тебе снова везёт.
Опер прикинул расклад сил: если бы не рука, он без труда бы сейчас справился с Леной. Та посмотрела на пистолет, теперь бесполезный, и, размахнувшись, швырнула его так далеко, как смогла. Лена пожалела, что от двух милицейских стволов, добытых ею на даче Павловского, она избавилась раньше.
- Наверное, ещё встретимся, - быстро сказала она, уходя.
Инспектор проводил её взглядом.
- Я в этом не сомневаюсь.
Лена проспала целый день и выбралась из гостиницы только вечером. Она ещё не решила, что делать. Блуждая пустыми кварталами ночного города, Лена увидела небольшую церковь. Строгие стены, окна с изразцами, купол, глядящий в небо. Она решила войти.
Служба уже закончилась. Женщина в платке гасила свечи. Лена постояла немного. Было тихо. Никто не обращался к ней, и никто не прогонял. Со всех сторон на Лену смотрели строгие лица с икон и фресок. Казалось, живые люди окружают её - более живые, чем те, кого она видела на улице. А молчат они - из вежливости. И в самом деле, что говорить?
Лена подошла к иконе Спасителя. Стояла, собиралась с мыслями. Она пыталась вспомнить какую-нибудь молитву. Но - без толку. Из памяти выплывали только беспомощные обрывки текстов.
Вдруг Лене пришло на ум когда-то прочитанное в книжке - вольном пересказе Библии. Сборщик податей, человек порочный и грешный, молился в храме рядом с надменным фарисеем, который громко, во всеуслышание славил Бога за то, что ему (фарисею) ниспослана особенная праведность и чистота. Сборщик податей не мог повторить подобного. В сердце у него было только раскаяние. Он опустил глаза к полу и сказал: "Боже, будь милостив ко мне, грешному". Молитвою своею он более угодил Создателю, нежели гордый, чванливый фарисей.
Лена решила повторить эту строчку. Она огляделась кругом. Церковь была пуста. Женщина, что тушила свечи, куда-то вышла. Лена опустила глаза и, глядя в пол, тихо, еле слышно, прошептала молитву. Потом - ещё несколько раз.
Она опять посмотрела на Образ, пытаясь прочесть ответ. И тут увидела, что пальцы у Спасителя сложены, как бы при благословлении. Странно, что она раньше этого не заметила. Лена продолжала вглядываться в глаза Учителю. Она ощущала теперь особенный Свет, который нескончаемым сплошным потоком шёл и шёл от иконы, наполняя кругом всё пространство. Этот чудесный, необыкновенный и таинственный Свет, который нельзя было увидеть, но можно было почувствовать - он проникал её, Лену, насквозь.
Она вспомнила ещё одну строчку из Евангелия. "Я с вами во век веков". Это сказал Христос. Когда-то у Лены возник вопрос: а почему не явственно, почему не открыто? Но сейчас, вдруг, она поняла. Разве люди заслужили это? Разве она сама заслужила?