– Мы встретились в июне, значит, и день рождения его будем праздновать в этом месяце.

Линдси прочитала:

– Сегодня день, когда вам стоит начать отпускать волосы.

Пес глянул на нас с некоторым сомнением:

– Вы имеете в виду шерсть?

– Вы не тот, кто хорошо чувствует себя в стае.

Пес удивленно разинул пасть.

– Честно говоря, думаю, что и в стае мог бы прижиться.

Вскоре мне потребовалось найти заведение, ибо чай настойчиво искал выход. Линдси согласилась присмотреть за собакой.

Солнце и приятная компания понемногу заставили меня забыть про тревоги, осталось лишь легкое беспокойство, всегда сопровождающее посещение подобных общественных заведений. Дело в том, что в туалетах на южном побережье всегда полно гомосексуалистов.

К счастью, на этот раз не пришлось никого просить подняться с колен, чтобы пройти в кабинку. Так что возвращался я самым счастливым существом на свете, пока не увидел издали в руках Линдси листок бумаги формата А4.

Я тут же понял все. Листок, на котором была описана суть наших с Тиббсом отношений, я сунул в карман пиджака, а пиджак оставил на спинке скамейки. Она зачем-то полезла в пиджак и обнаружила там листок – или же он просто выпал, пока она складывала пиджак.

На лице Линдси, к моему удивлению, застыла улыбка.

– И ничего не рассказываешь! – почти возмутилась она.

– О чем?

– Об этой сделке с Тиббсом. Это же тот самый Майкл Тиббс, воротила в области недвижимости? Ого! Да ты пошел вверх! Какая удача! Дэйв, это превосходная новость, теперь я понимаю, что ты подразумевал под «сюрпризом»…

– Я совсем не это подразумевал…

– Нет, такое надо отметить. Давай закажем что-нибудь выпить.

Пес уже перескочил на противоположную сторону бульвара, где нарезал круги по лужайке. Оттуда доносились его восхищенные выкрики. Увидев, что мы вышли на бульвар, он устремился за нами, напевая себе под нос что-то вроде: «Тум-ти-ти-ти-тум, тара-лала шиабанго!» – какую-то веселую бессмыслицу.

– Есть проблема, – сказал я.

– Какая проблема? – насторожилась Линдси.

– Это нечестная сделка. Афера.

– Иы-ы-ы-х! – Пес пронесся мимо, как аэроплан на бреющем полете, зацепив мою штанину.

– Что это значит? – нахмурилась Линдси.

Линдси такая девушка, что не пожелает связываться с криминалом. Правда, в отличие от меня, она не столь бескомпромиссна и умеет обходить некоторые моральные постулаты, но все же никогда не пошла бы на обман, тем более на обман престарелой леди.

И я посвятил Линдси в подробности нашего с Тиббсом разговора. Правда, ни словом не обмолвился об игре, о том, что я просадил девять тысяч, на которые можно было купить несколько комплектов мебели для кухни, о которой она так мечтала. Зато рассказал все остальное, включая приглашение стать членом «Бумажного Сообщества», которое я без зазрения совести описал ей как клуб по интересам: банкиров, бухгалтеров, адвокатов, покрывающих махинации друг друга.

– Теперь ты видишь, почему я не стал связываться, – закончил я.

– Погоди, но как же… а полиция?

– Полицейские чины тоже состоят в этом клубе. И никто не прольет свет на преступление, а приюты для бездомных собак останутся без миллионов фунтов.

– Эй, плосконосый, а я твою метку перечеркнул! – послышалось рядом. Это Пучок дразнил проходившего мимо боксера.

– Собачьи приюты? – удивилась Линдси, словно впервые слышала о таких.

– Не просто приюты, – ответил я, – а кинологический центр в Пэтчеме. Ну и разные другие приюты, фонды помощи бездомным собакам и прочее.

– Миллионы фунтов? В фонд помощи бездомным собакам? – лицо ее вытянулось от удивления.

– В общем, сплошные пожертвования, – пояснил я, затем украдкой посмотрел на Линдси. Я никогда еще не видел подобного выражения на ее лице, такого ярко выраженного отвращения. Я думал, сейчас она взорвется, но вместо этого услышал:

– Значит, нам ничего не достанется?

– На помощь! – завизжал Пучок, которого преследовал боксер.

Я мягко положил ей руку на колено.

– Ничем хорошим это не кончится, если мы позволим втянуть себя в эту авантюру. Не жди добра от того, кто творит зло. Я встречался с этими людьми, это не люди, а какие-то инопланетяне. Нам их никогда не понять, точно так же, как им – нас.

– Да, – отрывисто сказала Линдси, и по щекам ее потекли слезы, – мы не такие. Мы не живем в больших особняках, предпочитая ютиться в малогабаритных квартирах и снимать комнаты, мы не ездим в отпуск на тропические острова, когда захотим, в любое время года, мы не можем позволить себе загорать где-нибудь на пляже в разгар зимы и кататься на лыжах в середине лета. Мы даже не можем брать выходные, когда захотим, и не уверены, что способны оплатить свои долги. Мы даже в Мастик ни разу не были. Все в нашей жизни и любви подчинено условностям, у нас связаны крылья, и нам никогда не подняться туда, наверх. Мы никогда не прорвемся сквозь эти силки, если не ухватимся за первую благоприятную возможность, если не воспользуемся случаем. Только так люди поднимаются над обыденностью, только так – хватаясь за колесо Фортуны. Ты должен хватать птицу удачи, пока она идет к тебе в руки, Дэйв, иначе ты останешься в дураках. – Она положила свою руку поверх моей.

Я уставился на нее. Глаза Линдси были полны слез.

– Хулиган! Он преследует меня! – доносились крики с лужайки. Пучок пронесся мимо сплошным комком рыжей шерсти. – Спасите, он хочет добраться до моих костей!

Боксер тем временем, как я заметил, довольный до ушей, затрусил за хозяином по бульвару в противоположном направлении.

– Я не могу так поступить, Линдс. Это противоречит моим принципам, более того – самой моей природе.

Такой несчастной я ее еще никогда не видел, даже когда мы попали в пробку в первый день январской распродажи в «Мобен» – шестьдесят процентов скидки для первых десяти покупателей. Мы оказались пятнадцатыми.

Она порывисто вздохнула.

– Но почему?

– Тут не о чем и говорить. Я не такой. И подобными вещами не занимаюсь, и никогда заниматься не буду. Это бесчестно.

Линдси посмотрела на пса, который как раз подбежал к крошечному йоркширскому терьеру.

– Эй, коротышка, прочь с дороги! – рявкнул он. – Это моя территория, понял? Что, нюх потерял, информационных точек уже не замечаешь? Распустилась, шантрапа!

– Что бесчестно? – спросила Линдси спокойно и твердо.

– Это не наши деньги. И миссис Кэдуоллер-Бофорт имеет право поступать с ними так, как ей вздумается, и получить за поместье столько, сколько полагается.

Линдси уже не смотрела на меня. Она уставилась на море, сверкавшее в лучах солнца. По волнам задумчиво скользила холеная крутая яхта. В общем, был не самый подходящий момент для того, чтобы разглагольствовать о моральных ценностях.

– Безнравственно – это когда обретаешь выгоду за счет других людей, причиняя им страдания, – сказала она.

– Да, именно.

– Значит, если я верно поняла, дело обстоит так. Поправь, если я ошибаюсь. Старая леди продает свой дом. Собаки получают двести тысяч, если не больше… Больше они, должно быть, никогда и не получали и не получат, а мы получаем… – Она положила вторую свою руку поверх моей и взглянула мне прямо в глаза. – Свободу или хотя бы ее начало. С трудом могу представить себе, кто при таком раскладе пострадает.

– Не надо впадать в истерику, сэр! – заявил Пучок, на которого, захлебываясь, тявкал йоркширец. – Я только указал вам, что пришел сюда первым.

Я не знал, что ей ответить. Она могла выдвинуть сколько угодно аргументов, объяснить, что не все делится на черное и белое, что мир на самом деле разноцветен и помимо добра и зла в нем существует масса различных цветовых сочетаний и тональностей, где правда и ложь тесно переплетены. Она могла сделать все что угодно, кроме одного – разубедить меня, потому что если есть на свете вещи, которых вы не можете сделать, то вы их не делаете. Нельзя ждать от слона, что он взлетит, сколько ни воодушевляй его на такой поступок.