— Шишка! — произнес он хвастливо. — Я ли тебе не говорил — важный хвашист!

Неожиданно для всех, коверкая русские слова и словно разминая непослушный язык, пленный заговорил:

— Я... отпускай, Я Москву придет, фас миловать будет... Убивать нет.

— Молчать! — взорвался Ержан.

Немец перепугался его крика, окаменел. И бойцы застыли в лютой злобе. Наступившую тишину нарушил Зеленин.

— Уж больно ты наглый, дружок, — сказал он, стиснув зубы.

— Смотри, о чем они мечтают, псы! — тяжело проговорил Картбай, до сих пор молчавший.

Уж на что был мягок и простодушен Зеленин, но и он как-то отвердел. Приблизившись к пленному, он выдохнул с ненавистью:

— Запомни, негодяй... В Москву захотел? Так мы из ваших дурных голов эти бредни вышибем.

Картбай прибавил:

— На коленях перед нами ползать будете.

— Ничего, их пыл скоро остынет, — сказал Ержан и повернулся к Картбаю и Бондаренко. — Спасибо вам, бойцы. Большое дело сделали. Сами и отведите его к Арыстанову.

Бондаренко, держа винтовку наперевес, повернулся к пленному:

— А ну, марш! Теперь-то мне на спину не полезешь. Своими ножками потопаешь, как миленький. Ведь Картбаевых кулаков уже отведал. — Все захохотали.

Ержан и Зеленин разместили взвод на рубеже. Каменное здание, стоявшее на краю деревни, Ержан использовал под командный пункт.

Когда сели отдохнуть и закурили, Зеленин спросил:

— Где же наш лейтенант Уали Молдабаев?

— А верно, где же он? — встревожился Ержан. — И как это я потерял его из виду! Ведь это он поднял бойцов в первую атаку. А там все пошло, как в чаду, я о нем и не вспомнил. Вот беда! Только бы жив остался.

— Всякое бывает — война.

Ержан тревожился все больше. Он ругал себя в душе за то, что не только не приглядывал за товарищем, но даже и не вспомнил о нем ни разу. Зеленину он сказал быстро:

— Пошли человека на поиски. Пусть пройдет по дороге, где мы наступали. И пусть в санвзвод наведается. Не ранен ли?

— Будет исполнено, — сказал Зеленин.

Оба вышли из дома. Над ними пронеслись снаряды и разорвались посередине деревни. Зеленин проговорил:

— Что-то не успокаиваются немцы...

— Растревожились... Но ты поскорее пошли человека.

Приглядываясь к передовой,Ержан неожиданно крикнул:

— Немцы пошли в атаку! Ай, шайтан! По местам!

Пропавший Уали после обеда объявился сам. Третья немецкая атака, в которой участвовали танки, была отражена, как и две первые. Ержан, полагая, что теперь немцы, пожалуй, успокоятся, вернулся в подвал кирпичного дома.

Дом имел самый жалкий вид, снаряды разворотили угол подвала.

Ержан и Зеленин прилегли у стены, покуривая и дожидаясь Борибая, который отправился за ужином на кухню батальона. В это время в комнату вошел Уали. Вошел он шумно:

— А, герои, вот вы где, оказывается! Совершенно выбился из сил, разыскивая вас.

Ержан поднял голову.

— Жив, здоров? — от радости, охватившей его, Ержан не помнил себя и с широкой улыбкой глядел на Уали. — И как это я тебя потерял?

— Надеюсь, не причислили меня к лику святых? — сказал Уали с веселым смехом. — Нет, пока жив. Боялся, что вы, чего доброго, уже послали моим родным похоронную.

Уали смеялся каким-то ненатуральным смехом. Видно, возбуждение боя еще не улеглось в нем. Он был как в лихорадке. Его маленькие глазки поблескивали, лицо налилось кровью.

— Собирались, да не успели отослать, — шуткой на шутку ответил Ержан. — Но, говоря честно, мы изрядно за тебя поволновались. Где ты пропадал?

— И не спрашивай! От вас отбился, пристал к другим — действовал с ними вместе. — Уали поднял флягу, обернутую плотной шерстяной материей, и несколько раз взболтнул. — Трофей. Ну-ка, отведай живительной, взятой с бою! И не бойся: проверено.

Ержан хлебнул. Водка, выпитая на пустой желудок, огнем разлилась по телу, расслабила мускулы. Грязный подвал с унылыми темными стенами словно посветлел. В душе проснулась вера в то, что скоро все дела изменятся к лучшему. И Зеленин, и Уали вдруг стали Ержану милыми, родными. Ержан с наслаждением слушал, что говорил Уали:

— Я урвал минутку. Сбегал в штаб. Встретился там с майором Купциановым. Рассказал обо всем начальству. Командиры очень довольны нашими действиями. Я рассказал Купцианову и о том, как наш взвод раньше всех поднялся в атаку и первым ворвался в деревню. Купцианов очень тебя хвалил, Ержан.

Наконец-то пришел час, когда, по словам Уали, Ержана «отметили:». В глубине души таилось сомнение — так ли это на самом деле? А верить хотелось! Уали — хороший человек, станет ли он зря выдумывать?

Неожиданно Зеленин поднялся и пошел к выходу. Ержана взяла досада. Это неучтиво со стороны Зеленина — нарушать дружескую беседу.

Ержан спросил:

— Ты куда?

— Да пойду к ребятам.

Что-то ему не понравилось в разглагольствованиях Уали.

Изрядно захмелевший Уали перевел разговор на девушек.

— Если вернемся с войны живы-здоровы, не одна пара красивых глазок заглядится на тебя. А как же? Командир, пропахший порохом, орлиный взгляд, орден на груди!

— Какой орден? — спросил Ержан.

— Будешь жив, будет и орден. Но... и на войне герой своего не упустит. Есть у меня девушка в санвзводе. Хочешь, познакомлю тебя через нее с какой-нибудь красоткой? — вкрадчиво улыбаясь, спросил Уали.

Ержан насторожился:

— Кто эта девушка?

— Да ты, пожалуй, знаешь ее. Раушан. В общем, неплохая девушка. И тебе подыщу красавицу. Что молчишь?

Ержан, не поднимая головы, промолвил:

— Нет, мне ни к чему.

Не замечая, что Ержан начинает нервничать,Уали продолжал с хмельным воодушевлением:

— Мы на войне. Сегодня живы, завтра — кто знает? Значит, лови минуту и без размышлений срывай цветы радости. Фронтовые девушки только на это и годятся, в жены их не возьмешь.

В Ержане закипало возмущение. Будто на праздничный стол влезла грязная свинья. Как он смеет говорить о Раушан в таких выражениях? Значит, Раушан дала к тому повод. Может ли это быть? Неужели в румяном, свежем яблоке завелась червоточина? Ержан задыхался от тоски и боли, слова Уали жужжали в его ушах как шмели, и он не мог прекратить этого жужжания.

— Даст бог, вернемся на родину невредимы, — радовался Уали. — У меня подрастет сестренка. Хорошенькая, шельма, и я вас поженю.

— А я не хочу, — пробормотал Ержан.

— Вот забавный! Ты готовишь себя в монахи? Это дело вкуса. Впрочем, хвалю за то, что не торопишься. Главное — обеспечить себе будущее, тогда какая девушка от тебя откажется? — Уали отбросил шутки и перешел к серьезному разговору: — У меня к тебе дело, Ержан. Хочу посоветоваться.

Ержан с облегчением перевел дух. Он быстро ответил:

— Я слушаю, Уали.

— Ценные лошади носят тавро. Ценный джигит тоже. Тавро объединяет настоящих джигитов. Они узнают друг друга по этой моральной и интеллектуальной отметине. Мы должны не только поддерживать репутацию друг друга, но и укреплять, возвеличивать ее в глазах окружающих. Я так и поступаю. Можешь мне верить. Разговаривая с Купциановым, я не поскупился на лестные слова в твой адрес. И не сомневаюсь, что он представит тебя к ордену. — Уали перешел на шепот. Замирающий шепот его словно вползал в душу Ержана, а беспокойные глазки Уали не отрывались от его зрачков. — Одним словом, я делаю все возможное, чтобы тебя выдвинуть. Но у меня встречная просьба: улучи подходящую минутку и шепни командиру полка и Арыстанову о мужестве, которое я проявил в бою. К нам прибудет корреспондент дивизионной газеты. Ему тоже скажи. И самое главное: напиши об этом бумажку на имя Купцианова за твоей подписью. Обдумай мою характеристику: ну, сам знаешь, — отвага, находчивость, волевые качества...

А Ержан, хоть и слушал Уали, думал только о Раушан. То он обвинял ее, то ему начинало казаться, что она ни в чем не виновата, а этот предприимчивый ловкач толкает ее на нечестный путь. Уали и ему, Ержану, навязывает сейчас какое-то нечистое дело. Чего стоит эта заискивающая сладкая улыбка, эти льстиво поблескивающие глаза!