Когда на одном из участков немцы прорвали укрепление, командир полка Карпов растерялся. Горячий и суетливый, он стал звонить в батальон второго эшелона, не умея самостоятельно предпринять что-нибудь.

Когда появился Парфенов, Карпов совсем смешался. Бледное лицо его посерело. В голосе прорвались умоляющие нотки:

— Здесь опасно, товарищ генерал! Поверьте, очень опасно! Если бы вам, товарищ генерал, отъехать немного подальше?

Парфенов, сдвинув брови, немедленно отдал приказ бросить в атаку батальон второго эшелона и залатать прореху. Это было самое разумное и верное решение. В случае успеха враг мог расширить щель, вклиниться глубже, а затем разрушить всю систему нашей обороны.

И все-таки Парфенов не был доволен собой. «Это хорошо, но этого мало, — думал он. — У меня под началом живые люди. Они впервые в бою, не обстреляны, не закалены. Они на командира смотрят. Достаточно ли я проявил выдержки? Был ли хладнокровен, внушал ли им полное доверие?»

Война не тактические игры мирного времени. Настоящий бой не укладывается и никогда не будет укладываться в заранее расчерченные схемы. В бою возникают неожиданные ситуации, подстерегают случайности. Надо принимать быстрые, четкие и верные решения. Бой подчас напоминает разыгравшуюся стихию, клокочущий кровавый хаос. И только воля командира, его мужество, его решимость, его опыт способны обуздать, подчинить себе эту стихию и направить ее по нужному руслу.

Словно выключив себя из грохота боя, Парфенов сидел то ли в раздумье, то ли в забытьи. Он крепко закусил черный мундштук трубки. Если бы сторонний человек поглядел на него в эту минуту, он подумал бы: вот сидит усталый, бледный, измученный старик, которому доверили работу не по силам. Обветренное лицо генерала было печальным.

Морщины распахали лицо и особенно четко пролегли две дугообразные складки около рта. Из-под густых, вразлет, бровей двумя точками светятся зрачки. Широкоплечая фигура его осела, он словно поубавился в росте. Не угасла ли энергия в этом человеке? Не ослабла ли воля? Ему доверена дивизия, власть над тысячами вооруженных людей. Он волен бить этой дивизией, как собственным кулаком. Но крепок ли кулак? Верно ли он бьет, куда метит, достигает ли удар цели?

Осень на исходе, воздух пропитан сыростью. В небе перистые облака. Земля — как в испарине. Пахнет увядшей травой, прелыми опавшими листьями, раскисшей на дождях глиной. Временами ветер доносит запах сосновой смолы. Все, кажется, охвачено ожиданием зимы. Все серо. За пригорком, за опушкой леса, видны кровли изб, сгорбленные, как спины озябших лошадей. Из-за облаков показался багряный диск солнца, коснулся своим краем вершин деревьев и холмов.

Грохот орудий то стихал, то разрастался, сейчас он перешел в протяжный вой. Наше командование отдавало себе отчет в том, что на этом рубеже не остановить сильнейшего натиска противника. Нужно было во что бы то ни стало продержаться до вечера и с наступлением темноты оторваться от немцев. Это решение было разгадано врагом. Он поставил своей целью еще засветло прорвать фронт танками и бронемашинами, расчленить наши силы и окружить их. Это была неизменная тактика врага, принесшая ему ряд побед. Жесткий приказ немецкого командования предписывал не считаться с потерями. Врагу удалось прорвать наши позиции.

Парфенов связался с командиром корпуса и уточнил обстановку. На правом фланге дивизии пятились назад. Дивизия Парфенова, находившаяся на левом фланге, пока держалась. Немцы большими силами осуществили прорыв в направлении Ржева. Размах этого наступления еще не прояснился, но было очевидно, что резервы армии брошены под ожидаемый удар. Парфенов не сомневался, что где-то на протяжении растянутого фронта идет жестокое тяжелое сражение. Карпов и Егоров, командиры полков, звонили непрерывно. Противник прорвался в стыках их частей. Оправдывалось худшее предположение генерала, томившее его весь день. Он не сможет отбросить врага.

Как только осознал это, он немедленно приказал выставить на месте прорыва два резервных батальона и артиллерию, к сожалению, малочисленную. Эти действия не сулили верного успеха. Но вот что было примечательно: именно в эту критическую минуту генерал почувствовал, что полон сил, решителен и может на себя положиться. Душевный кризис миновал. Парфенов отдал приказ командирам полков: «Ни шагу назад, даю подмогу». Тыловые части он велел оттянуть назад. Чувствуя, что идет беда, люди на командном пункте засуетились. Дав строжайший приказ не отступать, Парфенов, тем не менее, созвал командиров связи и наметил для каждого полка пути отступления.

Наступившие сумерки застали дивизию в движении. Первыми снарядились тыловые части. Был слышен грохот тяжелых колес и прерывистый рокот машин. Отдельные подразделения тоже поспешно снимались. Сгущавшаяся темнота прикрывала эту сутолоку. Пехота сплошной стеною поднималась на возвышенность. Цепи отходили нестройной перебежкой, то вытягиваясь в линию, то укорачиваясь и как бы утолщаясь. Цепи эти, звено за звеном, скрывались в лесу.

Следом показались немецкие войска. В какой-то миг из-за темной стены черного леса, с западной его стороны, вырвались штурмовики, белые их кресты были отчетливо видны в свете угасающей вечерней зари. С утробным рокотом они пикировали, рассеивая отступающих, загоняя их в лес, в ложбины и воронки. Затем, построившись в ряд, подобно веренице перелетных гусей, тяжело переваливаясь в небесной глубине, пролетали на восток ночные бомбардировщики. И, как жеребята за матками, мчались вместе с ними истребители.

Стрельба доносилась отовсюду. В одном месте она вспыхивала, словно лучина, и так же быстро гасла; в, другом, словно неутомимый дятел, долбила и долбила в ночной темноте.

Оставшиеся в заслоне или припоздавшие подразделения часто сталкивались с противником. Отбрасывая пехоту к обочинам дорог, к лесным опушкам, сея смерть, неслись танки с зловещей свастикой на черной стали.

Все было в стремительном движении. Одни отходили, цепляясь за опушки леса, за деревушки и отстреливаясь, отдельные взводы, группы бойцов в горячем порыве бросались навстречу танкам и гибли.

Подпрыгивая на кочковатой дороге, шла открытая машина. Генерал Парфенов молча сидел рядом с шофером.

Дорога углубилась в лес, машина сразу сбавила ход. В темноте едва был виден далеко растянувшийся обоз. Извиваясь черной лентой, он уходил в ночь, в лес. Шофер Федя по привычке дал гудок. Но узкая дорога была забита. С беспомощным выражением Федя взглянул на генерала:

— Не сможем пробраться вперед, товарищ генерал.

— Поезжай за обозом. Лес скоро кончится, — сказал Парфенов.

Но обоз продвигался все медленнее. Через некоторое время телеги, наезжая одна на другую, остановились. Послышались крики, ругань, брань. Федя, накренив машину в сторону, проехал по кромке несколько метров и затормозил. Телеги запрудили всю дорогу. Сутолока, толчея, сбившиеся в кучу люди, шум. Парфенов слез с машины и пошел вперед.

Люди кричали:

— Осади телегу назад!

— Как же я ее сдвину? Не видишь, что ли, колеса сцепились, как собаки.

— Чего рот разинул? Оттягивай за колесо!

— Хлопцы, наваливайтесь! Валите телегу!

— Почему валить? Ведь она груженая! Обожди! — вопил какой-то ездовой.

— Немцы-то подождут тебя? У них танки!..

— Что танки? Где танки? — послышался испуганный голос.

— Танки? Где танки? Та-а-нки!..

— Отставить! — громко крикнул Парфенов.

Он подошел к толпе:

— Что у вас в повозке?

— Продовольствие, товарищ начальник, — ответил ездовой, не узнавая в темноте генерала.

Переднее колесо рассыпалось. Телега концом оси врезалась в дорогу.

— Живо разобрать поклажу, — скомандовал Парфенов и, когда обозчики, как пчелы, набросились на телегу, обернулся к ездовому: — Сверни телегу с дороги, распряги коней...

...Дивизия отступала всю ночь. Далеко за полночь нажим врага стал ослабевать. Отдельным частям удалось оторваться от противника. Генерал всю ночь трясся на своей машине. Обманчивая надежда, горечь отступления — самые разноречивые чувства боролись в нем, сменяя друг друга. Но все покрывала тревога: долгое время он не имел вестей от некоторых полков. Мучительные раздумья о резерве уступили место тревоге за судьбу дивизии. Дивизия представляла собой монолитную силу, когда отражала врага на позициях. Хорошо или дурно, но он отдавал боевые приказы, и дивизия выполняла их. Она сопротивлялась. Теперь, при отходе, молот врага долбил ее по частям. Она рассосалась по лесам, низинам и оврагам. Едва удается после долгих поисков получить сведения от одного полка, как теряется связь с другим. Найдешь этот, и он, спустя короткое время, исчезает снова. Неизвестно, где скитаются мелкие части дивизии. Где немцы? Спереди? Сзади? Иногда стрельба слышится со всех четырех сторон.