Увидев Александру и Алексиса, Валерий сделал такое движение, как будто хотел подбросить себя в воздух, но наткнулся на лежавшие на его ногах ящики и снова упал навзничь. Александра, испуганно охнув, кинулась поднимать его. Алексис, удивленно сморщив лоб, присел на корточки рядом.

— Что с тобой, Валерик? — не совсем официально выкрикнула Александра, жалостливо хватая его за разные части тела, стараясь поднять.

Валерий был очень стройный и не очень высокий, а потому нетяжелый. Но волнение и страх прибавили ему веса, и поднять его было невозможно.

— Ну, что же ты, помоги! — с отчаянием в голосе крикнула Александра Алексису.

А тот неожиданно выдал совершенно глупую для крутого философа фразу:

— Интересно, а если бы я упал, ты бы бросилась меня поднимать?

Александра всплеснула руками, выпустив при этом из них Валерия. Тот опять начал заваливаться на пол, норовя попасть своей красивой головой в бак мусоропровода.

Видя, как Александра выбивается из сил, прыгая вокруг этого филологического красавчика, Алексис все-таки соизволил ей помочь. Он подхватил Валерия под мышки и поволок по коридору к комнате, предоставляя его импозантным брюкам возможность познакомиться с мусором на грязном общажном полу. Перед лужицей из-под пива и мороженого Александра предприняла попытку приподнять Валерины ноги, но рука у нее дрогнула, в результате чего импозантные брюки познакомились и с пиво-мороженой лужицей тоже.

В комнате Алексис сгрудил филологическое тело прямо на полу, а сам уселся на табуретке, скрестив на груди руки.

— Да его же на кровать надо! — воскликнула Александра, в сотый раз всплеснув руками.

— Это в таких-то брюках? — довольным голосом спросил Алексис.

— Почему же он молчит? Что же с ним? Что же делать? — запричитала Александра, бестолково прыгая вокруг Валерия.

— Привести в чувство? — коротко поинтересовался Алексис.

— Да кто бы знал — как!?

— Очень просто, — вновь коротко ответил Алексис и перешел на более привычные для себя способы выражения мысли: — "Дайте немного воды сыновьям молчаливых дней".

С этими словами он взял чайник и спокойно вылил его содержимое на лицо Валерию. Александра ахнула. Валерий захлюпал носом и чихнул.

— О! Он заморгал глазами! — восторженно проинформировала Александра. — О! Надо протереть ему очки, они залиты водой!

— Общение с красивыми мужчинами, похоже, не идет на пользу твоему интеллекту, — заметил Алексис.

Александра ничего не успела ответить, так как в этот момент Валерий открыл глаза и заговорил…

… Когда человек в кругу родных и близких приходит в себя после страшной невероятной ситуации — будь то кораблекрушение, извержение вулкана, операция, сделанная ему инопланетянами на борту космической тарелки, или просто обнаружение постороннего обнаженного субъекта мужского пола в спальне своей жены, — в первый момент после этого человек, как правило, произносит самые важные, жизненно значимые слова. Как правило, это очень короткая фраза, в которой он старается вместить весь спектр переполняющих его чувств — страха, отчаяния, злобы, или, наоборот, радости оттого, что все позади и просветления от полученного жизненного опыта. Это может быть фраза "Что это было?", "Никогда больше!", "Почему именно я?", "Все козлы!" и "Какой ужас!". Также в этой фразе может звучать заинтересованность пострадавшего в текущей ситуации, например: "Что со мной?", "А где были вы!?" и "Как же так?!". И, наконец, это может быть просто одно слово — "Мама"…

Первая фраза, которую сказал Валерий, была цитатой Шекспира:

— "Олень, подстреленный, хрипит, лань, уцелев, резвится"…

Прохрипев эти шесть слов, он посмотрел сквозь забрызганные очки на уставившиеся на него четыре глаза и снова поник головой, не смея выразить волну нахлынувших на него эмоциональных переживаний и связанных с ними поэтических образов.

— Валер, — Александра робко тронула его за плечо.

Он повернул к ней посеревшее лицо.

— Может, дать тебе воды?

— Кофе, — прохрипел Валерий.

— Что???

— М-да, кичиться гурманством в таком состоянии — это, конечно, высший пилотаж, — с уважением признал Алексис.

— Да у него, наверное, от нервного расстройства давление упало, — догадалась Александра. — Он его с помощью кофе повысить хочет.

Валерий послушно замотал головой.

Когда через полчаса кофе был выпит, а Валерий переодет в ярко-голубые Томины спортивные штаны, оказавшиеся единственными подходящими ему по размеру из всех имеющихся в шкафу, он рассказал странную, в чем-то готическую, историю.

О том, как он шел на день рождения к своей одногруппнице в общагу. В новом костюме, с букетом, тортом и лирическим настроением. О том, как поднимался по общажной лестнице, сочиняя лиричные стихи в честь именинницы. О том, как на одном из лестничных пролетов его атаковало нечто абсолютно ужасное, злобное, грязное и призракоподобное. О том, что вместо лица у этого призрака была грязная тряпка в желтых пятнах, а над ней — фиолетовая челка. О том, как от испуга и неожиданности он выронил цветы и запустил в призрака тортом. И как призрак от торта увернулся и погнался за Валерием. О том, как, догоняя, призрак страшно стонал, злобно ухал и глумливо подвывал. О том, как он скакал за ним по пятам, а когда Валерий уже почти убежал, призрак кинулся плашмя на пол, очевидно, готовясь применить какую-то особо коварную призракову тактику. И, наконец, о том, как в совершеннейшем ужасе Ли сам не заметил, как очутился рядом с какими-то раскиданными ящиками, где его и обнаружили.

После рассказа Валерий еще немножко поумирал на Александриной кровати, потом немножко поприходил в себя, а потом засобирался домой. Алексису по поручению Александры пришлось сопровождать его. Сам Алексис этим обстоятельством был очень недоволен и выражал свое отношение к миру в целом и к филологической его половине в частности с помощью цитат от андеграунда. Ли трусливо отвечал ему цитатами от классиков, нещадно путая и перемешивая Гомера с Барковым и Хайяма с Прутковым. Так они и ушли, препираясь и эстетически сквернословя.

Владимир Полянок выходил на крыльцо своего дома.

Жизнь — сплошные неприятности! По крайней мере, в последнее время. Ну, скажите, каким космическим виртуальным ветром в его сумку занесло огромный, грязный, неприятный платок?! Он сидел на лекциях, потом на большой перемене забежал пообедать в столовую, потом поболтал с приятелем в компьютерном классе, еле заставил себя оттуда выйти и вернулся в аудиторию. То, что его сумка, лежавшая на парте, как-то не так, как обычно, закрыта, он заметил сразу. И правильно: в сумке лежал этот дурацкий носовой платок. И, кажется, совсем недавно даже использованный — по прямому назначению. И что бы это значило?

Потом еще эта ненормальная с филологического факультета. Мало того, что он еле-еле отделался от нее тогда, когда она в первый раз навострилась к нему в гости. Вернее, это не он отделался, а она встретила по пути какого-то знакомого, который и переманил ее в гости к себе — на радость Владимира.

Так сегодня он еще встретился с этой самой Лизой в корпусе университета — уже во второй раз, получается. И она не обратила на него никакого внимания! Летела на всех парусах с развевающимися, как у мифического животного, волосами, и с распахнуто-приплюснутыми, как у рыбы на плоскости, глазами. После того, как она его проигнорировала, ему на пути встретилась эта студентка с философского — Саша. Кстати, милая девочка, есть о чем с ней поговорить… В общем, на волне какого-то такого непривычного настроения, которое у него возникло при разговоре с ней (разговор-то — так, печки-лавочки, принтеры-козявочки), он рассказал ей о непонятной находке в своей сумке. А она почему-то крайне заинтересовалась этим грязным платком, засыпала его (ну, то есть, Владимира, а не платок), вопросами и под конец унеслась по своим делам, размахивая этим самым платком, как боевым знаменем. А он только смотрел ей вслед.