— Тут — другое. Понимаешь, Саш, у Ираиды Тимофеевны статус бабки в нашем с Вадиком отношении (как у квартирной хозяйки) и по ее психологии.

— То, что квартиры, как правило, сдают бабки — это понятно. А почему по психологии?

— Понимаешь, молодая женщина, в какой бы стадии не находилась ее молодость, не станет вести себя так, как она.

— Может, в ней погибла классическая свекровь? — усмехнулась Александра и с грацией горной козочки с разбегу перепрыгнула через попавшуюся на пути лужу.

— Почему погибла? — удивилась Тамара и своими длинными ногами просто перешагнула лужу. — У нее же есть и сын, и невестка — все, как полагается. Только оттачивать на них свое мастерство она не имеет возможности — уж очень далеко они живут. Вот она и сдает внаем комнату — ведь ей, наверное, не столько деньги нужны, сколько возможность систематического вампиризма с особо изощренными отягчающими последствиями.

— Понятно, — невнятно пробормотала Александра и, взглянув на часы, увеличивая скорость.

— А еще она говорит: "Давайте платите первого числа за комнату!" Нет, ты только вообрази — первого числа! — Тома вновь затормозила посреди дороги.

— Правда?

— Век воли не видать! Ей, понимаете ли, так удобно! Но в самый первый раз мы, когда только договор на съем комнаты подписывали, внесли плату пятнадцатого числа. Поэтому сейчас, платя по первым числам месяца, мы тем самым дарим ей половину месячной стоимости комнаты!

— Ужас — просто непередаваемый! — Александра все больше набирала скорость.

— Это еще не все…

Тома не могла справиться с накопившейся досадой. Вся энергия уходила в жалобы, на быстрый шаг сил уже не оставалось. В результате чего картина получалась занятная: маленькая ростиком Александра опрометью несется впереди, а высокая, с манекенщицу, Тамара огромными, но медленными шагами идет за ней следом. Со стороны это выглядело так, будто маленькая собачка спешит выгулять жирафу.

— Она заявила, что мы окончательно доломали ее сантехнику!

— Бедная сантехника, — Александра без зазрения совести переключилась на размышления о вопросах следствия и не отслеживала Томины жалобы, улавливая лишь последнее слово.

— Ха!!! — яростно выкрикнула Тома (от такого выброса энергии она вновь отстала на полкорпуса). — Это мы с Вадиком бедные! Да эта хрущевочная сантехника десятилетиями гнила и портилась! И вот теперь мы, видите ли, должны платить за то, чем сами пользовались всего пару месяцев! Совсем измучила нас эта тиранша!

— Что тиранша — так это верно, — кивнув головой, не совсем внимательно согласилась подруга, вновь услышав только последнее слово.

— Вот видишь, — немного успокоилась Тома, — ты все понимаешь.

В этот момент в одном из домов, мимо которых они проходили, включили магнитофон, и на всю улицу прохрипело голосом Высоцкого:

— Вы не смотрите, что Серега все кивает, он соображает, он все понимает!

Александра устыдилась. "У Томы и вправду серьезные проблемы, а я тут со всякой ерундой ношусь, не могу даже подругу пожалеть, посочувствовать, помочь…"

— А, может, вам с Вадиком сто?ит перебраться на другую квартиру? — предложила она.

— Ничего путного из этого не выйдет, — вздохнула Тома.

— Ну, почему же? Вот я слышала об одном варианте…

— Ираиды Тимофеевны бессмертны и вездесущи! — отрезала Тома.

После такого заявления дальнейшее обсуждение вопроса было бессмысленным. Вследствие чего перекинулись на другую тему.

13 глава

Домой Александра возвращалась в унылом настроении: к преподавателю по средневековой философии и мистике они, разумеется, опоздали, в библиотеке был санитарный день, на улице шел дождь, а в продуктовом магазине, в который она зашла, ее обсчитали (как обнаружилось уже после того, как она вышла из этого магазина).

Когда она подходила к общежитию, на пути ей встретился Алексис. Завидев у нее в руках сумку с продуктами, он оживился.

— Я тут Франка жду. Но раз у тебя тяжелая сумка — надо помочь, — он выхватил сумку и первым направился к лестнице, приговаривая: — Не могу же я бросить тебя с такой тяжелой сумкой…

Александра обреченно плелась сзади. "Вот еще веселуха-то, — думала она, неприязненно поглядывая на затылок бодро спешащего впереди Алексиса. — Это ведь с ним еще разговаривать придется. Да еще, небось, в благодарность за сумку и чай пить оставлять". Алексис быстро поднимался по лестнице, не подозревая о ее мыслях, и рассуждал о "Философии свободы" Бердяева. Смирившись с неизбежным, Александра решила совместить неприятное с полезным и задать Алексису парочку вопросов.

— Слушай, — обратилась она к нему, стараясь, чтобы голос ее звучал как можно более непринужденно, — а что ты думаешь о Владимире? Это тот компьютерщик, который с зачета по теории вероятности?

— "Я — инженер со стрессом в груди,

Вершу НТР с девяти до пяти", — вынес вердикт Алексис.

— Гребенщиков — это здорово. Но, знаешь, иногда твои слова напоминают хвастовство собственной эрудицией.

— Да у меня "игра в бисер" самой высшей пробы! — обиделся Алексис.

— Да? Хорошо. В бисер, так в бисер, — она решительным жестом открыла дверь в свою комнату. — Тогда объясни мне… Вот ты, конечно, такой умный, такой эрудированный, такой незаурядный…

— Конечно, — настороженно согласился Алексис.

— Но — зачем?

— Что — зачем?

— Ну, ради чего? Ради самолюбования?

— Разумеется, нет… — Алексис замолчал.

— Тогда — зачем? Ну, где продукт твоего интеллектуализирования, твоего творчества? Так только — все одни слова?

— Продукт? — обескуражено повторил Алексис.

"Что-то я разошлась, — вдруг спохватилась Александра. — Если я буду так наседать, то очень быстро распугаю всех подозреваемых!"

— А все-таки: как ты можешь оценить этого Владимира? — перевела она разговор в другую плоскость.

— Какой-то он замкнутый и отстраненный, — с облегчением перешел на нейтральную тему Алексис. — И недалекий. Похоже, что кроме компьютеров его ничего не интересует. И вообще: я уже как-то говорил про то, что на Востоке в древности считалось, что не каждый человек достоин приобщения к знаниям. Так вот этот Владимир, по-моему, не достоин. Но приобщается.

Когда они вошли в комнату, Александра почувствовала, что странный неприятный запах, в последнее время закрепившийся у нее дома, еще более усилился. И стал гораздо более неприятным и даже страшным. Алексис ничего не заметил, потому что как раз сейчас развивал тему об отуземивании современной науки в странах третьего мира. Сначала Александра попыталась обозначить свою позицию по данному вопросу, но ей не удалось вставить в лекцию Алексиса ни одного слова. Лекция лилась из него бесконечным монотонным речным потоком, время от времени угождая в омуты сарказма и притоки дополнительных смыслов. И лилась она все время, пока Александра раскладывала продукты в шкафчике, ставила и пила чай, а потом мыла посуду.

Когда он перешел к вопросу о необходимости создания новой научной парадигмы в условиях глобализации постиндустриального общества, Александра почувствовала, что засыпает. Она равномерно, как маятник, кивала головой на его слова, не заботясь о том, совпадают ли ее кивки со смыслом того, что он говорит. Сегодня ей опять не удалось как следует выспаться ночью, и сейчас она начала потихоньку засыпать с открытыми глазами.

И вдруг ее сон был нарушен самым подлым образом. Из коридора раздался нарастающий истошный визг, затем — приближающийся топот, а после этого — смачный грохот падения. Проснувшись, Александра соскочила с места и кинулась в коридор. Алексис, недовольный, что его лекцию прервали, вышел, побуркивая, за ней следом.

В коридоре на полу возле раскиданных по секции ящиков лежал… Валерий Ли. Несмотря на импозантный костюм и стильный галстук, поза у него была довольно неэлегантная: широко раскинутые в стороны руки, придавленные ящиками ноги, и голова, покоящаяся в неприличной близости к баку мусоропровода. Подбородок у Валерия дрожал, в глазах полоскались страх и ужас.