Из ситуации был только один выход: сидеть в холодных кустах и пропадать…
Александра проснулась в холодном поту. Всю ночь ее мучили кошмары.
Сначала ей приснился Фрол Фролыч. Он громко кричал: "Вот если бы Вы учили теорию вероятности!.." При этом он махал назидательно пальцем одной руки, а кулаком другой преоглушительно стучал по столу. Удары отдавались в голове и в сердце, постепенно сливаясь с биением пульса по всему телу — в груди, в висках и даже в коленках. Судя по тому, что Александра почему-то стояла перед преподавателем в полном одиночестве, его слова относились именно к ней. "Вы не понимаете, я уже сдала теорию вероятности! — пыталась она оправдаться. — Еще на первом курсе!" — "Милочка! — гремел профессор. — У Вас мозги — как у курицы!" — "Да шут с ними, с моими мозгами, — лепетала Александра, от испуга все больше утопая головой в плечах. — Мне нужна только Ваша подпись". После ее слов профессор вдруг состроил страшную гримасу и повалился навзничь. Под ним, откуда ни возьмись, появилось кресло, на которое он и упал.
Неожиданно подул ветер, и над головой начали кружиться листы бумаги. "Это его документы, которые он читал на балконе", — догадалась Александра. Листы стали плавно опускаться на пол и оседать в лужи крови. Подняв глаза, она увидела, как красная струя бешеным потоком брызжет из спины профессора, все ближе подбираясь к ее ногам. "Анджей! Я тут взаперти!" — крикнула она и тут же почувствовала, как ее что-то поднимает, поднимает…
Балкон исчез из виду. Ее несло над городом в потоке ветра. Внизу проплывали дома, скверы, памятники; позади остался университетский корпус, общага. По мере того, как ее поднимало все выше и уносило все дальше, страх возрастал. "Ну, помогите же мне, ну, хоть кто-нибудь!" — взмолилась она. В это мгновение послышался стук. "Давай руку", — сказал Анджей. "Сейчас, сейчас", — она боялась, что у нее не получится до него дотянуться.
Стук повторился. Внезапно перед глазами возник белый потолок с желтой лампой. Стучали в дверь. Поднимаясь с кровати и чувствуя озноб после кошмарного сна, Александра накинула халат и открыла дверь.
— Спишь, соня? — за дверями стояла Дженис. — Десять часов утра уже!
— Да я…
— Нормальные люди давно уже встали и сейчас вовсю своими делами занимаются! — Дженис рассмеялась. Она, как всегда, была бодренькая и свеженькая, как молодой огурчик.
— Нормальные люди, живущие в общаге, так рано не встают, — ответила ей Александра, зевая.
— Правда? Что ж, значит, я — ненормальная! — удовлетворенно воскликнула Дженис. — А это даже приятно, когда тебя считают белой вороной! — она довольно улыбнулась и расправила плечи, как бы примеряя почетное звание, но вдруг сделала удивленное лицо и спросила: — Слушай, Сашка, а чем это у тебя в комнате так пахнет?
— Что? — удивившись такому внезапному повороту разговора, Александра подняла одну бровь выше другой, да так и оставила ее там.
— Какой-то запах странный, — Дженис задергала тонким лисьим носиком.
Александра послушно начала принюхиваться.
— Не знаю, я ничего не чувствую, — сообщила она о результатах своих исследований. — Может, это с улицы? Ты ведь до сих пор в дверях стоишь. Ты проходи, — она сделала приглашающий жест. — Что на пороге-то разговаривать.
— Может, и с улицы, — согласилась Дженис, возвращая носик в исходную позицию. — Да я к тебе на минутку забежала. Я вообще-то иду в гости к… — она назвала имя очередного своего знакомого. — А тебе письмо занесла. Оно на первом этаже, на подоконнике среди прочих писем лежало. Я всегда, когда в общагу прихожу, интересуюсь у этого подоконника и потом разношу письма друзьям.
— Интересуешься, значит…
Видя, с каким нетерпением Александра схватила письмо, Дженис рассмеялась:
— Что, от твоего любимого? Или пока еще от милого?
— От него, родного, от него, — невнимательно откликнулась Александра, мысленно уже наслаждаясь чтением.
— Что ж, оставляю вас наедине. До встречи! — Дженис улыбнулась в последний раз и исчезла.
Вскрывая конверт, Александра успела подумать о том, насколько много у Дженис знакомых и как часто ей, должно быть, приходится "интересоваться у подоконника" и работать почтальоном Печкиным. Но точных подсчетов совершить не успела, так как конверт уже был разорван, и она погрузилась в чтение.
Начиная читать, волновалась и нервничала. В своем последнем послании она созналась Анджею в "тяжких грехах", и теперь ждала его реакции. Как бы она сама отреагировала в подобном случае? Впрочем, об этом лучше не думать. Да и Анджей, насколько она успела его узнать, был гораздо серьезнее, чем она сама.
Письмо было полно доверия и утешения. Читая добрые строки, Александра чуть не прослезилась и строго дала себе клятву вообще больше не пить спиртного. Никакого. Даже пива. Даже в одиночку. Ну, просто ни капельки… Никогда в жизни… И не просите…
Анджей также интересовался тем, как идут дела у Александры, писал о здоровье своей бабушки, о нынешних своих открытиях и достижениях на почве компьютерного дела и увлечения герменевтикой. Но она по многу раз перечитывала только те места, где присутствовали "неужели ты думала, что я тебе не поверю?", "ведь я тебя знаю", "не волнуйся", "не переживай, все пройдет", "бедная моя девочка", "все утрясется", "надеюсь, скоро смогу приехать" и т. д. Перечитав письмо в сотый раз, она почувствовала, что постепенно возвращается к жизни.
Пора было жить — что-то делать, двигаться, не сидеть на месте. Она приготовила завтрак и навела в комнате порядок. Кстати, странный запах, о котором говорила Дженис, в комнате все-таки был. Но Александра так и не поняла, откуда он, и решила, что с улицы. После кофе и приборки она окончательно пришла в себя и даже созрела для того, чтобы продолжить странствия по университетским корпусам с зачеткой.
11 глава
В этот раз на очереди был преподаватель по логике Олег Павлович.
Ожидая, пока логик закончит читать лекцию студентам, Александра скучала в коридоре университетского корпуса. Неся свой почетный караул у дверей аудитории, она разглядывала коридорные стены с висевшими на них вывесками, плакатами и стендами с торжественными фотографиями на тему "кто нас прославил". Через десять минут она уже заочно ознакомилась с полным составом межфакультетской кафедры логики и прочувствовала значимость достижений кафедральных сотрудников ("Иван Семенович на международной конференции в Берлине", "Наши в Париже", "Студенты осознают роль логики для современного информационного общества", "Ударим силлогизмом по софизму" и т. п.).
— Саш? Привет. Что ты здесь делаешь? — над ней возвышалась Наташка Маркушкина. На ней было надето что-то до такой степени яркое и при этом большое, что у Александры окружающий мир сколлапсировался на Маркушкиной одежде.
— Привет… — как-то неуютно было глядеть на огромную Маркушку снизу вверх, и она встала.
— Олега Павловича ждешь?
— Ты и его знаешь? — Александру уже не удивляло Маркушкино всезнание. Похоже, она в своей гиперактивности могла распространяться до бесконечности, в том числе, заводя все новых и новых знакомых.
— Да я многих знаю… Вот только тебя раньше не знала, до того зачета. Ну, когда Фролыча убили. Да и тех, кто на том зачете был — тоже, — Маркушка вдруг замолчала, вероятно, засомневавшись, действительно ли у нее так уж много знакомых.
— Да уж, — заметила Александра, — убийство — неплохой повод для знакомства.
— Да я просто аплодирую этому Никите Розану! — заявила, как ни в чем ни бывало, Маркушка. — Если бы он не постарался, я бы, наверное, сама убила этого мерзавца профессора! Никита просто опередил меня. И, пожалуй, не только меня… — тут она задумалась и неожиданно сказала: — Ах, да, из тех, кто там тогда был, я ведь с Володькой Полянком раньше знакома была. Мы с ним когда-то в один детский садик ходили.
— А потом вы с ним общались? Уже во взрослом возрасте? Или только с его Аллой? Кстати, очень серьезная девушка. И симпатичная. Как раз для такого утонченного, как он.