Итак, если Бог прежде всего независим от Своего творения, то перед нами правовые отношения. Закон дан, заповеди изречены, и Богу недосуг возиться с изменчивой волей человека. Преступники будут наказаны, а праведники вознаграждены. Повторим, что эту концепцию вполне можно обосновать библейски. И в нее довольно естественно вписывается доктрина абсолютного предопределения.

Если же Бог независим уже через призму Своей святости и справедливости, это то Его "самоограничение", которое дает великие плоды и подлинно Его славит. Отношения Господа с человеком строятся на благодатной и доверительной основе. У Него есть бесконечное время воспитывать и побуждать к спасению каждого грешника. И только уже те люди, которые отвергнут и столь великую милость Бога, после предоставленных им многих возможностей для примирения, только те - навеки погибнут. Настоящая свобода, увы, всегда предполагает как ответ "да", так и "нет". В этом учении, которое исповедует православная Церковь, нет места языческой неотвратимой судьбе или ее мрачной преемнице - доктрине двойного предопределeния.

2.9. БОГОСЛОВИЕ РЕФОРМАЦИИ

Уже с Уиклифа (XIV в.) начинается реформаторская тенденция возвращения к августиновой концепции предопределения и отрицания реальной свободы человека. [137, p.367]. На наш взгляд, столь радикальное учение было серьезной ошибкой руководителей Реформации, оттолкнувшей многих ее потенциальных сторонников, о чем, например, свидетельствует Эразм Роттердамский. [124, с.549,560]. Выступая против крайностей средневековой веры в спасение делами "доброго католика", первые протестанты, как это часто бывает, впали в другую крайность, вовсе отказав этому католику в участии в своем спасении.

2.9.1. ЭПОХА ВОЗРОЖДЕНИЯ

Общеизвестно, что эпоха Возрождения во многом подготовила Реформацию. Хотя Лютер и его соратники относились к "гуманистам" враждебно, именно библейские исследования последних (в греческом и латинском текстах) дали протестантам мощное оружие в борьбе со злоупотреблениями католической Церкви. [69, с.65].

Особое влияние на реформаторов, не исключая Лютера, Цвингли и Кальвина, оказал Эразм. Кроме того, что он был блестящим исследователем Нового Завета, ему первому принадлежит тезис об обновлении церковной жизни путем возвращения к Священному Писанию. В своей необыкновенно популярной в начале XVI века книге "Оружие христианского воина" Эразм предвосхитил многие идеи Реформации, которую сам, кстати, так никогда и не принял. "Ты почитаешь, восклицал он в этом трактате, - кости Павла, запрятанные в ящичках, и не почитаешь его дух, скрытый в сочинениях? Придаешь большое значение куску тела, видному сквозь стекло, и не удивляешься всей душе Павла, сияющей в его посланиях?" [124, с.149].

Эразм выступил также против чрезмерного превозношения священников, что было тогда смелым заявлением: ""Апостол", "пастырь", "епископ" - это обозначения должности, а не господства. "Папа", "аб-бат" - слова любви, а не власти". [124, с.184]. Мирянин, регулярно читающий Библию, был идеальным христианином в глазах Эразма.

Для эпохи Возрождения, с ее восторженным отношением к античности, в определенной степени характерна реставрация и древних представлений о судьбе. Хотя полуторатысячелетняя история христианства все же заметно их смягчила. Для гуманистов тема судьбы и свободы была достаточно важной, но решалась она обычно не библейскими аргументами, а как-нибудь художественно и эмоционально. Небезызвестный Никколо Макиавелли (XV-XVI вв.) предложил своеобразное решение проблемы, которое, при всей курьезности, стало популярным и отражает дух своего времени. "Решение" заключается в следующем. Фортуна изменчива, подобно женщине. Кто хочет подчинить ее или, по крайней мере, с ней сладить, должен вести себя энергично и дерзко (вплоть до того, что "бить" ее!), как если бы хотел завоевать расположение своенравной красавицы. Другим способом, считал Макиавелли, ничего добиться в этом вопросе невозможно. [92, т.2, с.315].

2.9.2. ЛЮТЕР, ЦВИНГЛИ И ЭРАЗМ

Эразм, предтеча Реформации, в 1524 г. выступил против Лютера, ее главы. В этом столкновении - и трагедия, и торжество протестантизма. Эразм, всем сердцем жаждавший реформ в Церкви, остается католиком, более того, он публично критикует взгляды Лютера о предопределении. Безусловно, политически Эразму было выгодно опубликовать свою "Диатрибу". Этого ждали от него церковные власти. Несколько лет он не вмешивался в конфликт Рима с протестантами, и, наконец, выступил, казалось бы, по одному частному вопросу. В 1520 г. вышла папская булла, в которой перечислялось 41 еретическое утверждение Мартина Лютера. Что на этом фоне вопрос о свободе воли? Однако Лютер, редко отвечавший своим противникам (например, просто сжегший ту папскую буллу), пишет в противовес Эразму большую книгу "О рабстве воли", быть может, самое значительное из своих произведений.

Итак, вопрос предопределения и свободы - чрезвычайно важен для Реформации. И тонко чувствовавший Эразм осознал это раньше других. Едва ли он писал "Диатрибу" как личный выпад против Лютера или же в угоду папе. Эразма действительно беспокоил этот вопрос, и своей замечательной критикой, по большому счету, он принес только пользу протестантизму.

Показательна в этом смысле перемена взглядов Филиппа Меланхтона, богослова немецкой Реформации, ближайшего ученика и друга Лютера. Духовным учителем Меланхтона первоначально был Эразм, но затем он под влиянием Лютера в 1521 г. пишет свои знаменитые "Общие места", где говорит о полной суверенности Бога в спасении и отрицает свободу человека. Книги Эразма "Диатриба, или рассуждение о свободе воли", "Гипераспистес I" и "Гипераспистес II", опубликованные в 1524-1527 гг., произвели переворот в мировоззрении Меланхтона. Он несколько раз изменял текст своего сочинения и в окончательной редакции уже отказался от учения Лютера, писал о синергии благодати и свободной воли человека, а отрицание последней сравнивал с учением стоиков: "Стоики не должны быть судьями и хозяевами в христианской Церкви". [159, p.51, 68]. Уже в конце XVI века лютеранство в целом заняло "полупелагианскую" позицию, а говоря более объективно, - вернулось к учению первой Церкви (что, кстати, было главной целью Реформации).

Основная дискуссия произошла между Эразмом и Лютером, но прежде чем мы сосредоточимся на ней, коротко расскажем о другом крупном реформаторе Ульрихе Цвингли.

Цвингли возглавил Реформацию в Швейцарии. Взгляды Лютера оказали на него огромное влияние. Но, возможно, решающим побуждением к его новой жизни стало мистическое переживание Божьей милости во время чумы 1519 г. Тогда умерло большое число людей, окружавших Цвингли, и тем более должен был умереть он, так как, будучи пастором, посещал многих больных. Однако этого не произошло. Он заболел, но остался жив. Цвингли развил учение об абсолютной суверенности Божьей, Провидении и двойном предопределении, привнеся в него личные переживания. Он писал, что готов принять с благодарностью от Бога хоть спасение, хоть вечную смерть. [69, с.153]. Одновременно с Лютером в 1525 г. Цвингли выступил против "Диатрибы" Эразма. Его трактат назывался "Комментарий об истинной и ложной религии" и был направлен против концепции свободной воли человека. Центральное учение Цвингли - о Провидении, которое он назвал "матерью предопределения". [179, p.271]. В своей самой известной проповеди "О Провидении" Цвингли категорически утверждает, что наличие у человека реальной свободы поставило бы под вопрос существование всемогущего Бога. [180, p.158]. Для обоснования этой концепции он, кроме текстов Священного Писания, многократно использует мысли весьма любимых им языческих авторов, которые, по его мнению, черпали свои сведения о Боге и мире из божественного источника, от самого Господа, хотя они Его и не вполне знали. Таким образом, Цвингли ветхое учение о неотвратимости судьбы ставит в пример христианам: "Даже языческие поэты осознавали, что они во всем зависят только от Божества". [180, p.151, 189]. Комментируя исцеление иудейского царя Езекии, к жизни которого Господь прибавил пятнадцать лет (4 Цар. 20.6), Цвингли говорит, что решение об этом Бог принял от вечности, и тут же добавляет: "Кончина Езекии, следовательно, была определена таким образом... и только после этого Атропос (одна из трех Мойр! - К.П.) действительно перерезала нить, которую она только грозила перерезать прежде". [180, p.206]. При всей новизне реформаторских взглядов и подлинной исторической значимости фигуры Цвингли, нельзя не отметить тесной связи между его тяготением к предопределению и "любовью к року" (amor fati).