Все же пышные приемы, постоянные почести без предвзятости, церемоний, встреч и проводов постепен­но придали уверенность цесаревичу. «В самом деле, это же не сон, а наяву», — размышлял он.

— По-моему, австрийцы искренни, — признался он Марии Федоровне и с горечью добавил: — Такого приема я не видывал в России ни разу…

Понемногу начал проявлять интерес к окружающим, входить в роль царственной особы и принимать почести с достоинством, желанием произвести впечат­ление на венский двор.

— Великий князь и великая княгиня, — востор­гался Иосиф II, — соединяют с необыкновенным талан­том и довольно обширными знаниями желание обозре­вать и поучаться и в то же время иметь успех и нра­виться всей Европе.

Приметил австрийский император и то, что «ничем нельзя более обязать их, как доставляя им возмож­ность осматривать все без подготовки и без прикрас, го­ворить с ними откровенно!»

Триест встретил чету голубизной небосвода, теплым ветром, лазурью Адриатики. Наследник пешком обо­шел большой торговый порт, забрел на верфь. Поража­ла размеренность работ, мастеровые облепили, как му­хи, стоявшее на стапелях судно. Внизу стоял сарва-ер — главный строитель корабля. Павел говорил без пе­реводчика, благо свободно изъяснялся и по-итальян­ски, и по-латыни, кроме французского и немецкого.

—    Сие судно кто проектировал? — спросил Павел у сарваера.

—    Я, сеньор.

Павел удивленно поднял брови:

—    Где вы обучались этому?

—    В разных местах, сеньор. У нас в Триесте имеет­ся неплохой лицей, потом обучался в Венеции, Амстер­даме.

Павел с досадой поморщился: «У нас в России пока не додумались завести такие школы…»

Венеция очаровала неповторимой вязью своих мно­гочисленных лагун и каналов, беспечностью и весель­ем карнавалов, легкомысленностью женщин. Прохо­дила парусная регата, балконы вдоль Большого Канала украшали ковры, цветы… На верфях достраивали кра­савцы корабли, в громадных кузницах Арсенала для них ковали тяжеленные якоря.

Через Падую и Болонью «графы Норд» направи­лись в Неаполь. Там их ждала неприятная встреча с по­слом в Королевстве Обеих Сицилии, моложавым гра­фом Андреем Разумовским. Павел без прикрас знал до­подлинно о всех похождениях графа со своей первой женой Натальей… За это, собственно, и был отправлен в дальние края его матушкой…

* * *

В порту Ливорно российские эскадры не раз госте­приимно располагались со времен Чесменской победы. Бывали здесь и отдельные корабли. Килевались, крен-говались, чинили рангоут и такелаж, пополняли запа­сы продовольствия и воды. Отсюда похитили княжну Тараканову.

Осенью 1781 года на рейде объявилась русская эска­дра под флагом контр-адмирала Якова Сухотина. Адми­рал держал свой флаг на 66-пушечном линейном кораб­ле «Пантелеймон». Следом за ним на рейде отдал якорь такой же корабль «Виктор» под командой капитан-лей­тенанта Федора Ушакова, в положенном по диспозиции месте. Команда подбирала и увязывала окончательно паруса, обтягивала такелаж, вываливала выстрела и трапы, спускала шлюпки. В общем, совершала все дей­ствия, положенные по регламенту и предусмотренные корабельными расписаниями. Все делалось без излиш­ней суеты и обычной в таких случаях нервотрепки, как происходило на многих кораблях после длительных пе­реходов, четко, быстро, добротно. Лишь изредка слы­шался посвист боцманских дудок да приглушенный ок­рик боцмана крепким словцом зазевавшегося матроса.

Солнце давно коснулось горизонта и наконец-то скрылось окончательно. Грохнула пушка с «Пантелей­мона». Заиграли горнисты зарю, медленно поползли вниз флаги с гафелей, один за другим зажглись якор­ные огни.

Ушаков размеренным шагом, как всегда после дол­гих походов, прошел по верхней палубе, цепко осматри­вая все, что попадалось на глаза. А видел он обычно всё и всех. Потому и сопровождавший его капитан-лейте­нант и застигнутые на верхней палубе унтер-офицеры, боцманы, канониры, матросы провожали вниматель­ным взглядом каждое движение командира. Сурово спрашивал за непорядок Федор Ушаков, но справедли­во. Усердие и отличие поощрял, даже иной раз лишней чаркой «за свой счет». В этот раз командир остался дово­лен, на шканцах кивком отпустил капитан-лейтенанта:

— Приглашайте офицеров в кают-компанию к ужину.

Подошел к фальшборту, оперся обеими руками. Ко­рабль слегка «водило» на якорном канате начинав­шимся бризом. Полукружьем раскинулись обрамлен­ные вечерней дымкой холмистые берега довольно уют­ной бухты.

«Два годика с небольшим, как я ушел отсюда, а ка­жется, будто вчера стоял здесь на якоре», — подумал Ушаков.

Почти три года бороздил он Средиземноморье от Гиб­ралтара до Константинополя. Когда впервые пришел сю­да, сразу получил под команду фрегат «Святой Павел».

На берегу таинственно замерцали огоньки, некото­рые из них заманчиво передвигались, словно пригла­шали с собой в путь. Здесь-то Ушаков и узнал тогда от сослуживцев с других кораблей о всех перипетиях ра­зыгравшейся трагедии, связанной с похищением княжны Таракановой.

Для проведения этой «операции» в 1773 году из Кронштадта прибыла специальная эскадра во главе с контр-адмиралом Самуилом Грейгом. На флагман­ский корабль «Исидор» сразу же явился граф Алексей Орлов. В салоне Грейг плотно затворил двери и окна.

Тараканова, как почему-то прозвали ее, хотя она плохо говорила по-русски, повсюду — в Париже и Польше, Германии и Литве называла себя по-разно­му — внучка Петра I, княжна Радзивилл из Несвижа, дочь гетмана Разумовского, последняя из дома Романо­вых, Елизавета, и многими другими именами. В послед­нее время в Италии называла себя «дочерью Пугачева».

— По моим сведениям, — сопел перегаром в лицо Грейгу Алексей Орлов, — сия особа отправилась к ту­рецкому султану. Однако судно, на котором она плыла, попало в сильную бурю, и спасалась она на далматин­ском берегу. О том мне от Панина известие поступило, матушка разгневалась не на шутку.

Орлов вперил взгляд в Грейга:

— Так что осматривайтесь, снимемся с якоря, и ай-да в Рагузу.

Не прошло и двух недель, как Орлов, чем-то растре­воженный, появился у Грейга.

— Нынче из Рагузы письмо мною получено от дерз­кой самозванки. Посчитала, что я матушкой государыней ныне обижен, предлагает мне союзницей быть. Надобно нам ее оттуда немедля вызволить и любым способом до­ставить на эскадру, а потом переправить в Петербург.

Спустя неделю в Рагузу пришел Орлов с Грейгом. Но в Рагузе развели руками — «Указанная особа с попут­чиками отправилась, по нашим сведениям, в Италию».

Разузнав наконец, что она находится в Риме, Орлов замыслил, как ее заманить. Граф разыграл роль влюб­ленного в Тараканову, человека, обиженного императ­рицей и находящегося в опале. Он вызвал проныру ис­панца из Неаполя, де Рибаса. Недавно этого юркого молодца он пригласил на русскую службу. Благо, им­ператрица весьма почитала принимать на службу ино­странцев.

За чины, карьеру и большие деньги де Рибас зама­нил Тараканову на корабль к Грейгу. Ее арестовали и доставили на корабле в Петербург. Орлова пожалова­ли наградами, Грейга еще больше возвысили, де Риба­са пожаловали чинами, деньгами, карьерой.

«Как все это, однако, не делает чести правителям и тем, кто служит их прихотям, тем более прислужива­ет», — размышлял в ту пору Ушаков…

Вскоре корабли эскадры начали конвоировать ку­печеские суда в Адриатику, Эгейское море, к Египту, Гибралтару. Случалось всякое. Поначалу арматоры и каперы, не разобравшись, продолжали свое ремесло. Однако вскоре, натолкнувшись на пушки русских ко­раблей и абордажные команды, присмирели.

В начале 1782 года Сухотин вызвал командиров. Сначала поздравил Ушакова с присвоением звания ка­питана 2-го ранга.

— Получена депеша от посла графа Разумовского в Неаполе. — Сухотин плотно притворил двери в салон, взглянул наверх — прикрыт ли световой люк и вполго­лоса продолжал: — Через месячишко-другой в Ливор­но пожалует царственная особа. Возжелает вдруг по­любоваться нашими корабликами. — Адмирал заме­тил, как вытянулись лица у многих командиров, и, не-