_{Князь Федор Вельский (лат.).}

Васса Ольшанская, мать князя Федора, и королева Сонка, мать короля Казимира, были родными сест­рами, а Александр-Олелько Владимирович, отец Михаила и родной дядя по отцу Федора, был двою­родным братом короля. Таким образом, князь Фе­дор Вельский был с королем в двойном родстве, но, считая родство по отцу более далеким и не за­служивающим внимания, отметил родство по ма­тери. Ну, а князь Михаил похвастался родством по отцу. А не похвастаться он просто не мог — такой уж у него характер, Впрочем, король никогда бы не придал этим пышным подписям никакого зна­чения, если бы не Семен…

Да, князь Семен Вельский, родной брат князя Фе­дора, уже в который раз дерзко встал на его пути.

Его не пригласили подписать посольство — он младший брат, и вот он намекнул фавориту короля,что, дескать, не слишком ли много братьев завелось у его величества и не грозит ли это короне? А фаво­рит тотчас вспомнил, что однажды, хоть и давно, у литовских вельмож греческой веры уже возникало намерение возвести на престол Литовского княже­ства какого-нибудь достойного православного кня­зя. Намекали тогда на Семена Олельковича, князя Киевского, старшего брата Михаилами, между про­чим, Федор Вельский поддерживал эту идею. В то время ничего из этого не вышло, Семен Олелькович вскоре умер, а вот теперь из мужчин рода Олельковичей остался один Михаил, и смута может возникнуть снова. А ведь Федор Вельский и Михаил Олелькович двоюродные братья и неразлучные друзьям i

Одним словом, с тех пор князья Федор Вель­ский и Михаил Олелькович больше не подписывали никаких государственных бумаг и потихоньку удалились от двора. Зато Семен Вельский стал вдруг в почете и, видно, скоро будет подписывать такие бумаги. Ему бы еще перейти в латинский за­кон V и тогда уж он наверняка станет маршалком дворным, воеводой Виленским и мало ли кем еще… Ну что ж, если понадобится, он не остано­вится и перед сменой веры. Он был таким с детст­ва — ни перед чем не останавливался, если ему это было выгодно…

У князя Ивана Владимировича Вельского и кня­гини Василисы было восемь детей. Первые сыно­вья, Иван и Януш, умерли в детстве, а потом стали рождаться дочери. Их родилось четыре, и когда надежда на сына окончательно пропала, появился Федор. Радости отца не было предела. Все было хорошо. Тут бы и остановиться. Но — через три года негаданно родился Семен, на этот раз совсем нежданный сын. И родной дом стал для Федора адом.

Заботы, ласки, любовь — все для Семена. Семен у нас такой, Семен у нас эдакий… Он тощенький, он слабенький. А Семен к десяти годам вымахал здоровенным детиной! Это Федор был тощим и слабеньким, но никто этого не замечал — все смотрели на Семена. Семену разрешалось все. Он рос проказником, забиякой, и никто не сознавал, что складывается у Семена нрав злой, жестокий и коварный. Хотя нет — видел это Иван Андреевич, князь Можайский, близкий друг отца. И не раз го­ворил об этом старому князю Вельскому. «Да что там! — отмахивался князь. — Он ведь младщень-кий^когда меня не станет, все перейдет к Федору,

_{1 Принять католическую веру. :}

все почести, вся слава, а Семену всю жизнь быть вторым, так пусть хоть сейчас побудет первым!» Так своеобразно старый князь понимал справед­ливость…

У тринадцатилетнего Федора был любимый конь — смирная старая рыжая лошадка по имени Кася. Она была его верным другом, он любовно присматривал за ней, сам поил и кормил, а по ут­рам ездил на прогулки. Однажды, оставив Касю привязанной в лесу, он погнался за маленьким зайчонком, но не поймал его, а когда вернулся, не застал коня на месте. Федор пошел по следам и, выйдя на опушку леса, увидел на своей лошади Се­мена. Семен во весь опор мчался к яру. Он скрыл­ся за бугром, и вдруг оттуда донесся жуткий лоша­диный крик. Федор бросился в яр. Кася билась на земле с переломанными передними ногами, а Се­мена и след простыл.

Тогда Федор плакал первый и последний раз в жизни.

Он долго гладил Касю по голове, когда она бы­ла уже мертвой, и вернулся домой поздно вече­ром весь в крови. Отец сурово спросил, что слу­чилось, и Федор рассказал ему всю правду. Отец позвал Семена и спросил: «Ты погубил коня?» «Нет, — твердо ответил Семен, спокойно посмот­рел в глаза отцу и насмешливо покосился на за­плаканного Федора. — Я весь день был дома». Ко­гда Семен вышел, старый князь тяжело вздохнул, снял со стены кожаную плеть и сказал: «Ну-ка спускай штаны, и пусть это будет последняя ложь в твоей жизни!» Федор молча вынес двадцать жес­токих ударов, и когда все улеглись спать, отпра-вилоННсемену. Никто никогда не узнал, что про­изошло между братьями, но Федор, избитый до полусмерти крепкими кулаками, едва добрался до своей постели, а Семен не получил ни одной ца­рапины.

Но странное дело — с тех пор Семен никогда больше не трогал Федора, всячески избегал его, и казалось, это был единственный человек, которо­го он стал бояться…

На людях братья поддерживали вежливые отно­шения, но их никогда больше не видели вместе. Все, что нравилось одному, ненавидел другой. Так, например, Семен никогда не охотился, потому что охота стала страстью брата. Федор пропадал целыми днями в лесу, стараясь бывать дома .как можно реже.

Только три человека имели доступ к его серд­цу — сестра Агнешка, домашний священник Вель­ских отец Леонтий и князь Иван Андреевич Мо­жайский. .

Сестре Федор мог изредка пожаловаться на свои горести, причем делал он это молча: прихо­дил, садился и грустно смотрел на нее. Агнешка всегда умела сказать ему что-нибудь утешитель­ное, и он знал, что она никому не расскажет о его * слабости. Добрый старый отец Леонтий учил его Закону Божьему, истории, латыни и греческому.

Князь, Можайский посвятил Федора в тайны по­литики. После смерти старого Вельского Иван Ан­дреевич особенно привязался к заброшенному нелюбимому в семье юноше.

У князя было бурное прошлое. Он до конца стоял на стороне Шемяки и только после его смерти вместе с Иваном Шемякиным, его сыном, и несколькими верными дворянами бежал в Лит-ву; Так, в 1453 году русский князь Иван Андреевич Можайский, внук славного Дмитрия Донского, беглец и изгнанник, стал литовским князем, «вы­ходцем из Москвы». У него было два уже взрослых сына, но Федора он любил больше. Сколько увле­кательных историй о заговорах и переворотах, о борьбе за власть и о тайных убийствах рассказал он юному Федору, не подозревая, какой фунда­мент закладывает в мальчишескую восприимчи­вую душу. Он также заразил Федора страстью к охоте. Король Казимир пожизненно дал в кормле­ние Можайскому Гомель и его окрестности. На глухом берегу Ипути князь построил большой охотничий терем, высокий и стройный. Сюда приезжал он с друзьями в лучшие дни своей жиз­ни. Сюда привозил он потом часто Федора, здесь рассказывал ему таинственные и страшные исто­рии. И здесь же произошло событие, с которого началась самостоятельная жизнь князя Федора.

В те годы в густых гомельских пущах еще води­лись зубры, и князь Иван Андреевич любил вспо­минать о настоящих праздниках, когда он со сво­им лучшим другом Иваном Владимировичем, кня­зем Вельским, выходили вдвоем на огромного зверя.

За несколько дней до начала охоты сотни за­гонщиков и своры собак рыскали по лесу, а по­том, окружив зубра, посылали гонца в терем на Ипути. Тогда два уже немолодых князя брали в ру­ки длинные прочные рогатины со стальным хо­рошо отточенным лезвием и отправлялись ва лес.

Они выбирали маленькую полянку и ждали. Коль­цо загонщиков сужалось, и через несколько часов на эту полянку выходил бык. Огромный свирепый зверь выше всадника и весом в пять тысяч фунтов и два маленьких пеших человечка с тонкими ро­гатинами. !

После четырех таких поединков* в охотничьем тереме стоял пир горой и лихие песни разноси­лись по всей округе, после пятого — суета, волнение, непривычная тишина, — и понесли легкие воды Ипути большой челн, а в нем окровавленное изуродованное тело князя Ивана Вельского…