Вернемся к событиям 1941 г., в частности к одному эпизоду, случившемуся во время первого визита министра иностранных дел Англии А. Идена. Во время приема у И. В. Сталина он высказал предположение, что борьба с немцами будет трудной и длительной. «Ведь сейчас, — добавил он, — Гитлер стоит под Москвой и до Берлина далеко». «Ничего, — спокойно возразил Сталин, — русские уже бывали два раза в Берлине, будут и в третий раз»38 .
Приведу еще один пример дальновидности Сталина. Вспоминая совещание 24 июня в кабинете вождя, директор Северного завода Ленинграда М. Попов отмечал:
«Сталин неожиданно спросил:
— А где у нас броневые станы?
Я ответил, что это известно всем присутствующим, в основном у судостроителей: у нас на Севере, в Приазовье относительно небольшой стан есть на одном старом заводе.
— Эвакуируйте их немедленно на Урал, в Западную Сибирь»39 .
Для всех присутствующих такое решение расценивалось как преждевременное, малодушное, но вскоре было решено начать демонтаж стана с 15 июня в Приазовье и вывоз его, чтобы к 15 сентября пустить в дело. Это было поистине пророческое решение, ибо в производстве танков стан являлся ключевым инструментом, без которого прокатать лист 10—12 м, шириной от 3 до 4 метров невозможно.
Еще о предвидении событий. В 1944 г. после возвращения с Тегеранской конференции по инициативе Сталина было принято решение о нанесении 10 ударов, которые раньше назывались «сталинскими». Последовательность их нанесения по месту и времени не позволили гитлеровскому командованию маневрировать силами, они не могли предположить, где и в какое время следует ожидать удар, чем были поставлены в тупик. И уже к осени 1944 г. советские войска вышли на рубеж государственной границы.
До сих пор я пытался показать Сталина как политика, как председателя Государственного Комитета Обороны со слов его соратников. Но, изучив множество документов ГКО, личных фондов В. М. Молотова, Л. П. Берии, Г. М. Маленкова, А. И. Микояна, А. А. Жданова, переписку Сталина с его окружением, у меня сложилось собственное мнение о Сталине-человеке. Он был вежлив, не срывался, не делал разносов, он начал войну со своей командой и закончил ее с ними. Он к каждому имел претензии, но по мелочам не придирался, тон разговоров его был ровным, он умел слушать собеседника, но предложения должны быть краткими и конструктивными. Умел ценить время, памятуя о том, что упущенный момент не вернется. Он понимал, что время на войне ценится по секундам. Конечно, Сталин был, как и другие люди, с достоинствами и недостатками. Но хочется подчеркнуть следующее: прошло после войны более полувека, но из воспоминаний его соратников (кроме Н. С. Хрущева), видно, что Маршалы Советского Союза и полководцы трудового фронта его серьезно не критиковали.
Думается, что только суд истории, самый объективный суд, поставит все точки над «i» в политическом портрете Сталина. Но ведь многие пытаются взвалить на Сталина всю вину за кровь и жертвы народа, на него одного, и ничуть — на Гитлера, а Великую Отечественную войну называют схваткой двух тиранов.
Вот как отзывался о Сталине адмирал Леги — советник двух президентов США после первого пленарного заседания глав трех государств в Тегеране: «Большинство из нас до встречи с ним считали его «бандитом», «главарем», который пробился на высший пост в своем правительстве.
Это впечатление было ошибочным. Мы сразу же поняли, что имеем дело с весьма умным человеком, который умел хорошо говорить и был намерен получить то, чего хотел для России… Подход маршала к нашим общим проблемам был прямым, благожелательным и учитывающим точки зрения двух его коллег — пока один из них не выдвигал предложение, которое по мнению Сталина, шло вразрез с интересами Советского Союза. Тогда он мог быть бесцеремонно прямым, почти грубым»40 .
Другие члены ГКО
Вторым человеком по положению в государстве после И. В. Сталина был Вячеслав Михайлович Молотов. Он вступил в войну заместителем председателя Государственного Комитета Обороны, членом Ставки Верховного Главнокомандования, заместителем Председателя Совнаркома СССР, наркомом иностранных дел СССР — по служебной линии, а по партийной — членом Политбюро ЦК ВКП(б). До войны и во время ее он пользовался абсолютным доверием вождя. Таким его знал народ, таким его знал весь мир.
Анализ журнала посещений И. В. Сталина в Кремле показывает, что Вячеслав Михайлович был ему самым близким человеком, особенно в предвоенные годы. Он настолько понимал Сталина, что и мыслил по-сталински. Один из представителей Коминтерна об этом писал, что во время беседы со Сталиным в присутствии Молотова, создавалось впечатление, что сидит и говорит один человек. Молотов мог перебивать Сталина, который сам, не дожидаясь конца высказывания Молотова, продолжал его мысль.
В личном фонде Молотова имеется документ, где некий Кинкеид писал: «Молотов — один из лейтенантов и правая рука Сталина (конечно, будет выполнять его решения) — шесть сроков тюремного заключения и две ссылки в Сибирь — вот отдельные моменты сравнительно небольшой карьеры Молотова»1 . Это тоже их сближало.
Сталин на вопрос одного из репрессированных, вхожего в его кабинет: «За что меня посадили?» ответил: «Я революционер, ты революционер, — я посидел, должен посидеть и ты»2 .
Возможно, это была шутка, но с подобными шутками он иногда обращался к своим подчиненным.
Вячеслав Михайлович побывал за свою жизнь на многих ответственных партийных и государственных постах, и в частности был председателем Нижегородского губисполкома, секретарем Донецкого губкома, а также Секретарем ЦК КП(б) Украины и ЦК ВКП(б), а с 1930 года по 1941 год был Председателем СНК СССР. Во время войны возглавлял Наркомат иностранных дел.
Он был беспредельно предан Сталину, несмотря на то, что тот платил ему черной неблагодарностью.
Даже после ареста своей жены Полины Жемчужиной, наркома рыбной промышленности, члена ЦК ВКП(б), он не изменил своего отношения к вождю.
Он спокойно воспринял досье на свою супругу, которое ему вручил для прочтения Сталин на одном из заседаний Политбюро.
Прочитав его, он спросил у Сталина:
«— Ко мне претензии есть?
— Сталин ответил: нет».
Тогда Молотов пошел к телефону и, соединившись с женой, сказал: «Полина, дальше мы вместе жить не можем».
Вот и весь протест. И тем не менее ни Вячеслав Михайлович, ни его жена не укоряли Сталина даже после его смерти за предоставленный тюремный отпуск.
Несмотря на такие сложные взаимоотношения, тандем Сталин — Молотов имел огромный авторитет. По крайней мере, в знакомстве со множеством дел и документов не удалось выявить ни малейшей критики Сталина в адрес Молотова. Сталин воздерживался от критики его и во время войны, хотя Молотова и потеснил со второго места в государстве Л. П. Берия. Он был по-прежнему вхож к Сталину, но, мало вмешивался в разговоры.
Утратив перед самой войной высокий пост Председателя Совнаркома в пользу Сталина, он все же играл важную роль в государственном управлении, будучи наркомом иностранных дел СССР.
Молотов многое сделал в деле консолидации антигитлеровской коалиции не только США, Англии, но и многих других стран. Скажем больше, его международный авторитет был велик. Вырвав в буквальном смысле слова должность наркома иностранных дел еще до войны, после мюнхенской «сделки», виновником которой, по мнению Сталина, был М. М. Литвинов, который был вызван к Сталину прямо с заседания Лиги Наций и в одночасье отстранен от должности. Молотов совместил в одном лице должности Председателя Совета Народных Комиссаров СССР и наркома иностранных дел, хотя наиболее приемлемой кандидатурой на этот пост был В. П. Потемкин, пользовавшийся уважением Сталина. Но близость его к некоторым участникам заговора (Федько — зам. НКО СССР, который был арестован) не позволили ему занять эту должность. Таким образом, Вячеслав Михайлович обеспечил себе отход на случай потери должности председателя.