Их вклад в борьбу против фашизма получил высокую оценку. Они были награждены орденами Отечественной войны первой степени.
К сожалению, 26 октября 1944 года они были предательски убиты из засады националистами-бандеровцами, скрывавшимися в лесах Западной Украины.
Когда Кузнецов и его группа прибыли на хутор Валентина Тайхмана, там в это время находился врач Альберт Цессарский. После допроса генерала фон Ильгена между Кузнецовым и Цессарским состоялся разговор, о котором последний пишет в своих мемуарах «Записки партизанского врача».
«За полтора года нашего знакомства у меня еще не было с Кузнецовым такого обстоятельного разговора, – пишет Цессарский. – Никогда еще при мне Кузнецов не говорил так много и так взволнованно. Я не запомнил всех деталей нашей беседы, во время которой этот, в общем-то, неразговорчивый человек раскрыл мне свою душу. Но помню, что он говорил о своем родном Урале, о родных, о девушке, которую любил.
Потом он надолго задумался и вдруг произнес твердо и ясно, словно вывод или закон:
– Война – бесчеловечное дело, доктор. Она калечит людские души, в том числе и в разведке. – Он ударил себя кулаком в грудь, словно хотел что-то добавить, вздохнул тяжело и отвернулся».
Убит председатель
После похищения генерала фон Ильгена среди немцев и их прислужников поднялась настоящая паника. Все дороги из Ровно были перекрыты тройным кольцом охраны. В городе начались обыски, продолжавшиеся много дней.
Остается загадкой, каким образом Кузнецову, Струтинскому, Стефаньскому и Каминскому уже утром 16 ноября удалось пробраться обратно в город. Ведь ночью Кузнецов допрашивал фон Ильгена, затем долго беседовал с Цессарским, – эти факты убедительно доказаны. Но также достоверно известно, что около 9 часов утра 16 ноября Кузнецов застрелил Альфреда Функа в его собственном кабинете. Сенсационные события сменяли друг друга с нарастающей неумолимостью. Гиммлер, чтобы отвести от себя гнев Гитлера, попытался взвалить на абвер ответственность за события в Ровно.
Невзрачный рейхсфюрер с маленькими глазками, скрытыми за стеклами очков, в разговоре с Гитлером выдвинул идею о заговоре против гестапо, который, по его мнению, вдохновлял лично адмирал Канарис, шеф абвера. В этом заговоре, говорил Гиммлер, вероятно, участвуют многие генералы абвера. Они хотят дискредитировать и уничтожить гестапо. Но обвинения, выдвинутые Гиммлером, не показались Гитлеру убедительными. Он считал, что следует говорить о «серии заговоров» немецких генералов, которые направляет кто-то из числа высших руководителей вермахта. Но и он не мог докопаться до имени «врага номер один третьего рейха», как назвал неизвестного мстителя обергруппенфюрер Мюллер.
Эрих Кох выступил в печати со статьей о Функе, в которой стенания перемежались с угрозами. Он всячески подчеркивал важность поста председателя суда на Украине, который занимал Функ.
О ликвидации Функа писали на первых полосах газеты Англии, США и других стран антигитлеровской коалиции.
Оберфюрер Альфред – Функ пользовался у Гитлера доверием. Он удостоил его высшей партийной награды-золотого нацистского значка и поручил ряд важных постов. Функ был председателем немецкого верховного суда на Украине, председателем верховного суда Пруссии, главным судьей штурмовых отрядов СС «Остланд». До перевода на Украину Функ был председателем немецкого суда в оккупированной Чехословакии.
Главной обязанностью Функа на всех этих постах было уничтожение в «узаконенной» форме сотен тысяч русских, украинцев, белорусов, поляков, чехов, словаков, евреев. Так, после убийства Геля и Кнута Функ издавал распоряжения о расстреле заключенных, находившихся в ровенской тюрьме.
Немецкий верховный суд располагался в здании на Парадной площади. Каким же образом было осуществлено покушение на Функа, которое благодаря храбрости Кузнецова породило самые фантастичные предположения в мировой печати?
Ким Закалюк приводит в своих воспоминаниях содержание беседы с одним разведчиком, который слышал рассказ Кузнецова о его покушении на Функа на «зеленом маяке» под Ровно.
По словам этого разведчика, операцию против Функа Кузнецов готовил тщательно. В частности, Николай Струтинский внимательно изучил транспортную обстановку на площади, заранее выбрал место для стоянки автомобиля. Ян Каминский обследовал подходы к парикмахерской, расположенной напротив здания суда. Здесь Функ имел обыкновение бриться по утрам перед работой. Функ и не догадывался, что его парикмахер, тихий и незаметный Ян Анчак, был майором в польской армии и что Ян Каминский привлек его к сотрудничеству с советской разведкой. Сам Николай Иванович дважды заходил в помещение суда и, пользуясь своим гестаповским жетоном, внимательно все осмотрел.
Вечерами отважные разведчики обсуждали различные варианты покушения. Темпераментный Каминский торопил Кузнецова быстрее расправиться с Функом. Он считал, что покушение надо осуществить в парикмахерской. Струтинский предлагал повторить «вариант Геля» и ликвидировать председателя суда на улице, когда он выйдет из парикмахерской.
Но Кузнецов отклонил их предложения. План Каминского, считал он, был чреват опасностью для жизней парикмахера и членов его семьи. «На такие жертвы мы не можем пойти», – сказал Кузнецов. Вариант Струтинского был в принципе приемлем, но Кузнецов хотел казнить такого людоеда, как Функ, в его собственном логове, там, где он творил свои кровавые дела. Кузнецов вкладывал в свой замысел вполне определенный символический смысл. Предложение Кузнецова и было одобрено.
Утром 16 ноября, в половине девятого, черный «опель» (Струтинский опять сменил автомобиль) остановился на улице в пятидесяти метрах от здания суда. Струтинский остался в машине, а Кузнецов и Каминский пересекли Парадную площадь и разошлись в разные стороны. Все трое были в немецкой военной форме.
– Что вы чувствовали и о чем думали в те минуты? – спросил Кузнецова доктор Цессарский вечером того же дня на базе на «зеленом маяке».
На лбу Кузнецова собрались морщины.
– Чувствовал себя, наверное, как Пьер Безухов из «Войны и мира» Толстого, когда он блуждал по горевшей Москве с пистолетом под полой в надежде встретить Наполеона и убить его. Это было чувство человека, который проникся общей бедой и хочет отомстить за нее лично. Помните это место в романе: «Да, один за всех, я должен совершить или погибнуть!» Однако акт мести у Пьера трудно отличим от самоубийства или жертвоприношения. Своим поступком он как бы хотел сказать: «Ну и что! Хватайте меня, казните!» Поэтому слабость и сомнения и одолели его в решающую минуту, читаем в книге К. П. Закалюка «Грачев – Центру». Кузнецов вдруг смутился и сказал, что увлекся не очень удачными сравнениями. Исторические параллели вообще дело рискованное и условное, заметил он.
«Различными были объекты отмщения у Пьера Безухова и Грачева, – пишет К. П. Закалюк. – Наполеон действительно был оккупантом, но в то же время в глазах российской молодежи он имел ореол романтичного героя, овеянного мировой славой». А о какой романтике можно было говорить применительно к палачам типа Гитлера и Функа?
– К таким кровожадным людоедам мы питали лишь отвращение, – вернулся Кузнецов к своим мыслям. – Нет! Готовясь уничтожить Функа, никто из нас не считал, что мы жертвы.
Как же развивалась операция по ликвидации Функа?
Кузнецов знал, что Функ придет через пятнадцать минут. Он вошел в здание суда и направился к секретарше Функа. Поздоровавшись, он кратко изложил ей причину своего визита:
– Хочу попросить господина председателя восстановить справедливость. Случай, правда, незначительный, но он касается одного нашего сотрудника, – Кузнецов показал свой гестаповский жетон, – который стал жертвой клеветы.
Разговаривая с полной черноокой берлинкой, Кузнецов поглядывал сквозь окно на улицу, где прохаживался Ян Каминский.