Кузнецов ежедневно сообщал о приказах, поступавших генералу Пипперу из Ровно, и о мерах, принимавшихся Пиппером в ходе операции, о которых тот докладывал фон Ильгену. И сегодня еще не совсем ясно, каким образом Кузнецову удавалось получать эти данные. Скорее всего он получал их или лично от немецких офицеров, или через сестер Лидию и Майю.

Тем временем, пока немцы не пришли в себя от поражения в Цуманском лесу, было решено нанести им еще несколько ударов в «украинской столице». Задача состояла в том, чтобы докопаться до планов немцев по использованию карательных войск генерала фон Ильгена против войск Красной Армии и партизанских отрядов. Центр также нуждался в более детальной информации о содержании последних совещаний гитлеровцев в Ровно.

Кузнецов предложил похитить фон Ильгена, исходя из того, что, как он докладывал в Центр, «надежнее иметь дело с командующим «Остентруппен», чем с сомнительными бумагами, скрытыми в массивных сейфах немецких штабов».

Центр посчитал предложение Кузнецова рискованным. Но Кузнецов настаивал и в конце концов получил разрешение. Однако в Центре полагали, что Кузнецов все же откажется от осуществления плана похищения фон Ильгена под давлением объективных трудностей.

Но Кузнецов не отступил. В группу захвата он включил, кроме себя, Лидию Лисовскую, Николая Струтинского, Яна Каминского и Мечислава Стефаньского.

Похищение генерала фон Ильгена

Мечислав Стефаньский был новым человеком в группе Кузнецова. В сентябре 1939 года, находясь на службе в армии Польши, попал в плен к немцам. Но из лагеря для военнопленных ему вскоре удалось бежать. Он нелегально перешел советскую границу и добровольно вступил в ряды Красной Армии, где ему вскоре предложили работать в советской разведке. Стефаньского вновь посылают в Польшу, снабдив паролем для связи: «Гость из Варшавы».

В течение июня 1941 года Стефаньский информировал Центр о передвижениях немецких войск на границе с Советским Союзом, о районах их сосредоточения, о складах оружия, боеприпасов, горючего.

Вечером 21 июня 1941 года Стефаньский решил попытаться перейти через Буг на советский берег. Сделать это оказалось непросто. Вдоль берега реки буквально через каждые двадцать-тридцать метров располагались сторожевые посты. Стефаньский с большим трудом подлез под колючую проволоку и до одиннадцати часов вечера лежал, притаившись в кустах. Набравшись решимости, он вошел в реку. Было неглубоко, но его, кажется, заметили. Прозвучало несколько выстрелов в направлении советского берега. Темная ночь помогла ему, однако, благополучно достичь советской территории.

«Гость из Варшавы!» – ответил Стефаньский пограничникам, встретившим его на берегу.

В штабе Стефаньский доложил, что, по его мнению, немцы должны вот-вот перейти границу. Он не ошибся в своих предположениях – под утро фашистская Германия напала на Советский Союз. Стефаньский поселился в Ровно и остался в оккупации не случайно. Так ему было приказано. Долгое время он действовал в одиночку, а в ноябре 1943 года Центр решил связать его с группой Кузнецова.

Утром 15 ноября в квартире Стефаньского собрались он, Кузнецов, Струтинский и Ян Каминский. Они обсудили последние детали смелой операции.

По заданию Кузнецова Валя Довгер, Лидия Лисовская и Майя Микота составили подробное описание распорядка дня и образа жизни генерала фон Ильгена.

Командующий «Остентруппен», как и генерал Даргель, любил обедать дома, в одиночку или в обществе своей домоправительницы Лидии Лисовской. Правда, во время обеда в квартире находились оба генеральских адъютанта и посыльный.

До шести часов вечера охрану виллы нес один часовой, а на ночь выделялось по три часовых. Из этого следовало, что операцию следовало провести в дневное время. Кузнецов решил назначить похищение генерала на середину дня, когда генерал обычно обедал.

Так случилось, что в то время вся прислуга генерала, оба адъютанта, посыльный и еще четыре солдата из числа охраны, находились в отъезде. Они повезли в Германию награбленное фон Ильгеном имущество – двадцать больших чемоданов. На горизонте маячили трудные времена, и фон Ильген хотел надежнее упрятать награбленное имущество, особенно драгоценности.

Места отсутствовавших «чистокровных арийцев» временно заменяли солдаты из «казаков» и два унтер-офицера из числа фольксдойче, немецкое происхождение которых было сомнительным. У обоих отцы были украинцы, а матери полунемки.

Фон Ильген пребывал в хорошем расположении духа, несмотря на то, что дела на фронте шли неважно, а операция против партизан провалилась. Дело было в том, что генерал-фельдмаршал Кейтель обещал произвести его в генерал-полковники.

Лидия сообщила, что в период с 10 по 17 ноября в обеденное время в доме никого не будет, кроме нее и временного денщика, а наружную охрану будет нести еще один солдат из «казаков».

Кузнецов решил провести операцию 15 ноября. В 12 часов дня он, Струтинский, Стефаньский и Каминский сели в длинный серый «адлер», который был «позаимствован» в гараже гебитскомиссариата и искусно перекрашен Василием Буримом и Григорием Пономаренко.

Жители Ровно редко появлялись на Млынарской улице, так как на ней преимущественно проживали немцы – военные и штатские. Это осиное гнездо люди старались обходить стороной.

Одноэтажная вилла фон Ильгена находилась в небольшом саду. Под окнами дома расхаживал часовой, ожидавший смену. Он не проявил никакого беспокойства, увидев, что по улице едет автомобиль с офицерами.

Кузнецов, не обращая внимания на часового, устремил взгляд на крайнее левое окно виллы. Штора на окне была опущена. Это был сигнал. Лидия сообщала, что операцию следует отложить.

– Поезжай прямо, – напряженно произнес Кузнецов, обращаясь к сидевшему за рулем Струтинскому, и серый «адлер» продолжил свой путь.

Перед небольшим перекрестком Струтинский остановил машину, поднял капот и начал копаться в моторе. Это было условленное место встречи с Майей Микотой на случай возникновения непредвиденных обстоятельств.

– Не беспокойтесь, ничего страшного не произошло, – сообщила Майя, проходя мимо автомобиля. – Генерал передал по телефону, что задерживается на службе, но обязательно будет дома к половине пятого. Все остальное остается без изменений.

В 16 часов 30 минут «адлер» вновь появился на Млынарской улице. На сей раз штора на крайнем левом окне была поднята, что означало, что все в порядке. Кузнецов вздохнул с облегчением. Он обрадовался бы еще более, если бы знал, что избежал встречи, которая могла бы сорвать операцию. За несколько минут до появления машины Кузнецова у виллы фон Ильгена из подъезда соседнего дома вышел генерал Кернер. Вполне естественно предположить, что Кернера и его адъютанта могла заинтересовать машина Кузнецова.

– Герр генерал ист цу хаузе?[15] – мимоходом спросил Кузнецов часового, замершего по стойке «смирно».

– Герр офицер, я плохо понимаю по-немецки.

– Я прибыл из Житомира со срочным поручением для генерала фон Ильгена. – Гауптман Зиберт, не ожидая согласия часового, решительно направился к двери в сопровождении двух офицеров и солдата.

Струтинский оставил мотор автомобиля работающим, чтобы потом не терять ни секунды.

В холле виллы навстречу гауптману поспешил временный денщик фон Ильгена.

– Господин гауптман, его превосходительства нет дома. Хотите его подождать или передадите поручение мне? – на неуверенном немецком языке начал объясняться денщик и вдруг осекся, почувствовав, как ему в грудьуперся ствол пистолета.

– Ни слова! – приказал Кузнецов по-русски. – Я советский партизан, ясно? Хочешь оставаться в живых – помогай. Нет – пеняй на себя.

Денщик опешил: немецкий гауптман… партизан! Дрожа и стуча от испуга зубами, он бормотал:

– Приказывайте, господин, товарищ офиц… товарищ партизан. Да я зараз с вами… Мы же мобилизованные, поневоле служим…