«Известие о соответствии новгородского рубля 216 денгам, – пишет М. П. Сотникова, – на которое опиралась Н. Д. Мец при вычислении веса новгородского счетного рубля 1420 г. и которое

B. Л. Янин ретроспективно использовал для реконструкции денежной системы Новгорода XIII–XIV вв., содержится в источнике самого конца XVI в.[574], т. е. относится к эпохе после денежной реформы Елены Глинской. Упоминаемый в этом документе 1587 г. рубль новгородский состоит уже не из новгородских денег XV в. в 0,81 г и даже не из денег Василия III в 0,79 г (чью монетную стопу Н. Д. Мец соответственно и использовала в своих расчетах, так как полагала ее тождественной стопе суверенного Новгорода), а из копеек весом 0,68 г»[575]. Решительно отказываюсь не то что принять, но даже понять этот пассаж. Самое раннее свидетельство о равенстве новгородского рубля 216 денгам содержится в новгородских писцовых книгах 90-х годов XV в.; эти известия подробно рассмотрены разными исследователями, в том числе и И. И. Кауфманом в работе, на которую ссылается М. П. Сотникова, на с. 30–32, как раз перед тем местом, на которое исследовательницей сделана отсылка в связи с документом 1587 г. Реформа Елены Глинской, установившая копейку весом 0,68 г, произошла почти на сорок лет позднее.

Продолжу цитирование с той фразы, на которой остановился: «Таким образом (? – В. Я.), «новгородское число» (216) и сам «рубль новгородский» зафиксированы как понятия в письменных источниках лишь начиная с последней трети XV в.[576], т. е. в эпоху присоединения Новгорода к Москве, когда слитков-рублей уже не было, но теоретический вес слитка продолжал оставаться основой при расчете денежной стопы»[577]. Еще раз искренне удивившись, оставим оборот «таким образом» на совести исследовательницы и процитируем несколько достаточно хорошо известных текстов, не имея целью демонстрировать полную подборку аналогичных материалов.

1471 г.: «а добиша челом великому князю шестьюнадесять тысящь сребра новогородских рублев»[578]; «а князю Михаилу Андреевичю и сыну его князю Василью воеводы новгородские, кои сидели в городе в Демону, добили челом и предашася на том, что их головами выпустити, а о ином ни о чем не стояли, а з города окупа дали 100 рублев новгородьскую»[579].

1456 г.: «а за свою истому взя у них князь велики десять тысячь рублев новгородцким серебром»[580].

Ок. 1430 г.: «а серебра головнова пятдесят рублев новгородцкая и четыре рубли»[581].

1428 г.: «а в то же время из Новагорода приде архиепископ Емелиан, нареченный от Фотиа Евфимий, а с ним посадници и тысяцкие, и добиша челом Витофту, а даша с себя окупа полдевяты тысячь рублев новгородцких, а полон весь окупи у Витофта архиепископ, дасть две тысячи рублев»[582].

1346 г.: «а с Порхова взя окупа триста рублев и шестьдесят новогородцких»[583],

1327 г.: «они же убоявшеся послаша к ним послы своя со многою честию, и со многими дары и 5000 рублев новгородцких»[584].

1316 г.: «а срок трем тысячам и двема стома взяти князю на сбор в низовьскыи вес; а како възмет князь 3000 и двесте, тако ему пустити хлеб и всякыи гость. А другыи 3000 взяти князю на средокрестье, в низовьскыи же вес. А третьии 3000 пояша хопыли к собе, дати им на вербьницю без 2 сту и без полутрьтиядчати серебра, в низовьскыи же вес»[585].

Мы видим, что понятие «новгородский рубль», как и противостоящее ему – «низовской вес», появляется отнюдь не в последней трети XV в., а проходит через XIV и XV века. Само противопоставление этих терминов свидетельствует о несомненной разнице между новгородским и московским рублями на протяжении всего этого времени. Такой вывод давно уже стал прочным достоянием науки, и желание его опровергнуть, как только что показано, может опереться только на пренебрежение прямыми показаниями источников. Что касается хронологического момента возникновения разницы между новгородским и московским рублями, то он целиком определяется временем смены термина «гривна серебра» на «рубль». Если новгородский рубль не тождествен гривне серебра, то стремительность этой смены терминов, фиксируемая источниками (в частности, берестяными грамотами) на рубеже XIII–XIV вв., говорит сама за себя.

В подкрепление этого тезиса могут быть привлечены и нумизматические материалы. На рубеж XIII–XIV вв. приходится смена длинных слитков «северного веса» на короткие того же веса слитки с горбатой спинкой. Логично связывать первые с понятием «гривна серебра», а вторые – с понятием «рубль». Разница между этими двумя видами слитков хорошо была понятна летописцу XVI в., который, рассказывая об «обретении» Иваном IV в 1547 г. новгородской софийской казны, «сокровенной» в стене собора, сообщает: «И просыпася велие сокровище, древние слитки в гривну, и в полтину, и в рубль, и насыпа возы и посла к Москве»[586].

Против такого мнения М. П. Сотникова выставляет два аргумента. Первый – «датировать слитки с горбатой спинкой точнее, чем XIV–XV вв. или XIV в., не удается из-за отсутствия в большинстве кладов сопровождающего материала. Верхняя граница изготовления таких слитков определяется известием о прекращении литья слитков в 1447 г. и наличием клейм рубежа XIV–XV вв. на самых поздних из них. Как видно из табл. 3 работы Сотниковой, в кладах эти слитки встречаются с монетами Золотой Орды XIII–XV вв. (6 кладов), с распространенными в Поволжье слитками XIV в. так называемого ладьеобразного типа (2 клада) или несут татарские клейма XIV в. (2 клада). Нижняя же граница их бытования и, главное, самый момент появления горбатых слитков в сфере денежного обращения размыты из-за невозможности датировать слитки более дифференцированно вследствие «чистоты» большей части находок. Всего известно не менее 21 случая находок слитков с горбатой спинкой»[587].

Действительно, составленная М. П. Сотниковой табл. 3 дает основания для именно такого суждения. Однако эта таблица содержит сведения лишь о 21 находке, слитки из которых были пробированы. Между тем в литературе имеются данные о не менее чем 45 кладах с горбатыми слитками. В их числе в кладе из Тамбовки Астраханской губ., найденном в 1892 г., горбатый слиток обнаружен вместе с 450 джучидскими дирхемами 1310–1327 гг., а в смоленском кладе 1889 г. три полтины, отрубленные от горбатых слитков, оказались в сопровождении 411 пражских грошей 1300–1305 гг.[588] Зачем же пренебрегать этими данными и «размывать» нижнюю границу бытования слитков? Показания приведенных кладов прямо свидетельствуют, что в первой четверти, даже в начале XIV в. горбатые слитки уже существовали.

Второй аргумент М. П. Сотниковой – наличие на некоторых коротких слитках граффити в притяжательной форме (Демидова, Кононъва, Маръкова), которые исследовательница трактует как подразумевающие понятие «гривна» (а не «рубль»)[589]. Не могу признать этот аргумент вполне корректным. Подразумеваться здесь может любое подходящее по смыслу слово женского рода, в том числе «доля», «казна», «часть» и т. п.

Наиболее существенные материалы, касающиеся дискуссионного вопроса о характере горбатых слитков, представлены М. П. Сотниковой в 1981 г. Имею в виду результаты пробирования 425 слитков такого типа из собраний Государственного Эрмитажа и Государственного Исторического музея. Ввиду важности этих материалов воспроизвожу здесь таблицу М. П. Сотниковой (см. таблицу на с. 359)[590].