Папа понял, Марго не переступишь.

– Хорошо, – недовольно произнес он. – Ваша пока взяла, – и он отступил, дал команду рабочим уйти.

Мы как дураки радостно заголосили. Впервые мы чувствовали себя сопричастными к великому делу, сохранения гордости Клюшки. Мы с Марго отстояли дубы, радости было полные трусы.

Был ясный, словно промытый долгими дождями, октябрьский субботний день. Небо было голубым, как талый лед. Большой Лелик предложил организовать маленький пикник: посидеть, подышать свежим воздухом, развести костер, сварить чаю, испечь картошку. Желающих сходить на природу набралось человек десять, самое странное, что с нами пошел Никита Смирнов со Стюардессой. Большой Лелик отпросил всех нас у Марго до ужина. Решено было идти к озеру Танцующих Хариусов. Мы с Комаром там не были, но по рассказам Зажигалки, место офигенно красивое. Через час мы уже были у цели. Осталось пройти бурлящий Логовиш, небольшую речку, через которую было перекинуто длинное, толстое бревно. Первым прошел Серый, за ним героически пошел Большой Лелик. Он несколько раз останавливался и балансировал руками для равновесия. Все с напряжением наблюдали за воспитателем. Он не подвел, благополучно добрался до другого берега и весело стал нам махать рукой. Комар пошел после Лелика, за ним другие. Не прошедших через реку осталось четверо: я, Зажигалка и Никитон со Стюардессой. Первым пошел Зажигалка, когда он уже прошел половину пути двинулся Смирнов. Стюардессу он взял на руки, прижав к груди.

– Я боюсь, – неожиданно признался Никитон. – Я не умею плавать.

Шаги его были мелкими и неуверенными. Каждое его движение подчеркивало, живущий в нем страх. Никитону осталось сделать каких-то десять-двенадцать шагов, как он неожиданно сорвался и вместе со Стюардессой упал в реку, быстрое течение сразу их подхватило и понесло.

Все на берегу нервно загалдели, как сороки. Первым бросился спасать Смирнова Зажигалка. Я, как был в болоньевой куртке, прыгнул с бревна в воду и провалился в невероятный, немыслимый холод. На бесконечно долгое мгновение у меня перехватило дыхание и, как мне показалось, остановилось сердце. Мои легкие превратились в два стиснутых кулака. Сознание на некоторое время выскользнуло из тела, душа убежала в пятки. В тело впились тысячи иголок, кровь бешено пульсировала. Холод был убийственный. Вода обжигала, как огонь, кажется, даже мозги замерзли напрочь.

Зажигалку течение прибило к меляку, он встал на ноги и, что-то кричал вдогонку Никитону, чья голова периодически скрывалась под водой, но потом он выныривал, бешено колотя вокруг себя руками. Стюардессу также закинуло на меляк, она бегала, как окаянная по пятачку и надрывно гавкала, но в воду боялась прыгать. Комар побежал по берегу, вычислил глазом, в каком месте можно перехватить Никитона, и прыгнул в воду. Течение его также быстро понесло. Не знаю, чем бы все закончилось, если бы не смекалка Комара, ему действительно удалось перехватить Никитона и схватиться за корягу, которая торчала, как дерево из бурного потока реки. Через мгновение и я к ним доплыл. Дальше уже было дело техники, благо на тренировках в бассейне меня до автоматизма научили спасению утопающих. Артур, тренер, считал, что нам это надо обязательно знать, он оказался прав. Мы вдвоем с Комаром вытащили на берег Никитоса. Я, часто-часто дыша, выпрямился, сердце мое было готово выпрыгнуть из грудной клетке. От холода зуб на зуб не попадал. Рядом стоял на полусогнутых ногах Валерка, с прилипшими к лицу волосами. Никитон лежа на траве, вертел головой, не веря, что не утонул. Зажигалка вместе со Стюардессой выбрались на берег чуть ниже нас.

– Ты цел, все нормально? – нервно спросил меня Валерка. – Ты мог погибнуть, – губы Комара от холода посинели. – Ты понимаешь, что бы со мной тогда было? Я бы умер без тебя, – без стеснения признался он, продолжая дрожать всем телом.

– Я цел, – клацая зубами, успокаивал я друга, – только колет под боком. – Я поднял глаза и посмотрел на Валерку. Вид у него был неважнецкий. – Ты как?

Комар подошел и, не стесняясь никого, при всех, обнял меня. Он постарался вложить в свое объятие все, о чем никогда мне не говорил, и, возможно, я его понял, потому что мне было хорошо как никогда оттого, что у меня такой заботливый и преданный друг.

– Аристарх, я всегда буду рядом с тобой, – шептал взволнованно Комар в ухо, вцепившись пальцами в руку с такой силой, что я поморщился от боли. – Со мной ничего не может произойти, – и столько в Валеркином голосе было уверенности, что я ему поверил.

Подбежали пацаны, окружили нас, хлопали по плечам, говорили слова. Большой Лелик сгреб нас в кучу и, прижав к себе, как заезженная пластинка бесконечно повторял: «Живы, живы, живы…». Зажигалка развел костер, мы стали греться, обсыхать. Только, когда по нашим внутренностям растекся горячий чай, заботливо приготовленный Леликом, тело стало успокаиваться от судорог.

– Ты классно плаваешь, – похвалил я Зажигалку. – Не страшно было?

– Два раза умереть нельзя, – с иронией ответил он.

– Как это? – спросило несколько голосов подряд.

– Просто, – смущенно покраснев от всеобщего внимания, произнес Зажигалка. – Когда я родился, врачи моей матери сказали, что я родился мертвым. Наверное, я был совсем чахлым, вот они и посчитали, что откину копыта, ну и чтобы не расстраивать маманю, сказали ей, что я умер.

– И что потом? – с живостью поинтересовался Комар.

– Ничего особенного. Мать приехала домой, собрала всю родню, устроила мне поминки. Через пару дней ей позвонили из больницы и, накричав, сказали, чтобы она меня забрала, мол, я выжил.

– Это, что, правда? – не поверил Комар.

– Конечно, – спокойным голосом ответил Зажигалка. – Зачем мне обманывать.

– Ну и история у тебя, – озадаченно произнес я.

– Плохая у меня история. У мамки моей после того случая крыша поехала, сначала чуть-чуть, а потом все больше и больше. Батя ушел от нас, сказал, что психи ему не нужны, это мать совсем добило, крыша у нее окончательно съехала. Так я попал на Клюшку, – горестно заключил Зажигалка.

Все потрясенно молчали.

– В прошлом году ко мне приезжал папаня, – с гордостью произнес Зажигалка и его глаза радостно заблестели. – Пообещал скоро забрать домой, вот я его и жду! – рот Зажигалки раскрылся от ушей и до ушей, столько в нем было счастья.

– Ты, его простил после того, когда он вас бросил? – спросил Комар.

– Да! Он понял, что без меня не может жить, – как ни в чем не бывало ответил Зажигалка.

– Ну, ты даешь?! – озадаченно воскликнул Валерка. – Я бы ни за что не простил!

– Комар, мне просто хочется иметь отца, – и все мы, сидящие вокруг Зажигалки, позавидовали ему черной завистью. – Не хочу всю жизнь быть госовским.

Вернулись мы с опозданием, Марго для видимости строго нас отчитала. Перед самым отбоем к нам в спальню зашел Никитон.

– Пацаны, – обратился он. – Я Логовиш никогда не забуду!

– Ты это еще Зажигалке скажи, – посетовал Комар.

– Сказал.

Никитон ушел. Мы с Комаром поняли, что в его лице обрели если не друга, то верного союзника.

В ночной тишине Клюшки было нечто обескураживающее трогательное. Казалось, спят не только дети, но и само здание, уставшее за сутки от энергии своих обитателей, реками выплескивавшееся, заполнявшее собой не только детский дом, но и все пространство вокруг него.

Мы любили с Валеркой вместо утренней зарядки спрятаться в клюшкинском лесу. Тонкие сучья издавали писк под нашими ногами. Слева от тропинки мы увидела пацана, обнявшего дерево. Вокруг было ни души.

– Чудило какой-то, – заключил Комар.

Мы молча подошли поближе к незнакомому пацану.

– Ты, чо делаешь? – развязно спросил Валерка.

– Не кричи, – по голосу мы врубились – перед нами девчонка. – Мешаешь слушать, как дышит дерево, – блаженно ответил она.

– Чокнутая? – присев на корточки, произнес Комар голосом, каким говорят, навещая в больнице смертельно больного человека.

Сам такой, – возмутилась девчонка, открывая глаза. – Я тебя трогала, звала сюда, че приперся, катись пока зубы целы, – Кузя окрысилась не на шутку.