– Да!

– Продемонстрируй, – коротко бросила она, продолжая сверлить меня своими четырьмя близорукими глазами.

Я с минуту помолчал, вспоминая слова, и спокойным, звонким голосом прочитал отрывок в полторы страницы наизусть, ни разу не запнувшись.

– Очень даже ничего, – удивилась Пенелопа. – «Отлично», – торжественно произнесла она, и довольная, сияющая направилась к учительскому столу. – Вот с кого берите пример, остолопы, – произнесла она, обращаясь к растерянному и даже потрясенному классу.

На меня смотрели со смешанным чувством восхищения и зависти, даже Валерка воспринял мое «отлично» не одобрительно, это я читал по его хмурому выражению лица.

– Сафронов, ты кто по гороскопу? – неожиданно поинтересовалась Пенелопа.

– Близнец.

– Неужели? – разочарованно произнесла Пенелопа. – У нас оказывается полнейшая звездная несовместимость, – она долго не могла поверить в такое несовпадение.

Настроение ее значительно ухудшилось.

– Послушаем вторую нашу знаменитость, – и Пенелопа саркастически обратилась к Комару.

– Я же только что из больницы? – огрызнулся Валерка.

– Это твои личные проблемы, мне до них нет никакого дела, – голос Пенелопы крепчал.

Валерка нахмурившись, угрюмо молчал.

– Значит, не выучил, – обрадовано заключила она. – Садись, «два»!

Пенелопа принялась по очереди опрашивать злосчастный отрывок по классу. Время медленно и уверенно котилось к завершению урока. Валерка расслабившись, увлекся другой работой. Двигая быстро рукой, он рисовал, закончив, подвинул тетрадь на мою половину, и, сдерживая смеха, показал свое творчество. Я молчаливо, оценив рисунок и прочитав к нему восьмистишие, также не удержался от смеха.

– Что здесь происходит, – как грозовая туча нависла Пенелопа над нашей партой.

Валерка в замешательстве замер, Пенелопа грубо выхватила из его рук злополучную тетрадь, заподозрив неладное. Она лихорадочно пролистала ее, и, не найдя ничего криминального и предосудительного, уже собралась ее вернуть, но последняя страница предательски развернулась во всей красе. Пенелопа впилась в рисунок и стих близорукими глазами.

– Мерзавец! Выродок! Дегенерат! – послышался дикий вопль учительницы. – Сволочь! – нервно верещала Пенелопа, слова слетали с ее голосовых связок, как вода с водопада, безостановочно.

В классе повисла тишина, никто не шевельнулся, не выдавил ни слова, если не считать Щуку промямлившего шепотом: «Полный ек». В приступе необузданной ярости Пенелопа ударила Валерку по лицу. Щелки ее ноздрей раздувались от возбуждения. Комар стоял бледный. На его лице не было никакого выражения, глаза смотрели сквозь Пенелопу в одну точку – на классную доску.

– И ты в этом замешан?! – устрашающим ледяным тоном произнесла Пенелопа, уставившись на меня. Ее глаза гневно сверкали. Левая рука Комара незаметно за партой стиснула мою руку, и это прикосновение подействовало на меня умиротворяюше. – После уроков оба в кабинет директора, там поговорим по-другому! Вы у меня пожалеете, что вообще родились на свет божий! Я вам устрою такое… такое, – у нее перехватило горло, Пенелопа резко повернулась, услышав звонок, быстрыми шагами направилась к учительскому столу, забросив в сумку свои пожитки, громко ушла, хлопнув дверьми перед самим носом изумленной биологички. Та в нерешительности замерла на пороге класса, словно не решалась зайти.

– Что у вас тут произошло?

– Разборка, – ответил за всех Щукин, и класс вымученно засмеялся. – А так, в общем, – Щука постарался спародировать Пенелопу, и у него это неплохо получилось, – урок прошел в спокойной, творческой атмосфере. Мы очень активно обсасывали мозговые косточки новеньких – И как? – в унисон Командору, спросил Каблук, словно он был Папой.

– Никак! – иронизировал Щука. – У одного мозги есть, у другого, к сожалению, полностью отсутствуют. Вот такой клюшкинский парадокс.

Класс грохнул от смеха, только нам с Комаром было не до смеха.

После обеда состоялась большая разборка в кабинете Папы. Если бы не защита Марго и Большого Лелика, все для нас с Комаром могло закончиться намного печальней, так мы отделались недельным дежурством по столовой.

– Аттестаты увидите только через мой труп, – злобно прошипела нам Пенелопа.

Валерка к удивлению всех собравшихся в кабинете, на рожон не лез, вел себя чересчур смирно – все время молчал. Я сам был удивлен такому поведению друга.

– Собака лает, караван идет, – философски объяснил Валерка. – Жить будем!

После Пенелопиного урока такой кайф был прогуляться после уроков по территории Клюшки, посидеть, свесив безжизненно ноги, с могучей ветки старого кряжистого дуба-великана, но нас посадили на неделю под клюшкинский арест – запретили свежим воздухом.

На самоподготовке в тот же день пришлось сцепиться с Каблуком, рослым увальнем, под метр восемьдесят. Кулаки у него были огромные, глаза на редкость маленькие. Его волосы, брови и пушок, уже обозначившийся на подбородке, были светлые, почти белые. Каблук спокойно мог бы завалить Щуку одной левой, но он был дефективным, учился в компенсирующем классе, их на Клюшке презирали, с ними никто не водился. Поэтому Щука легко заделал его своей боевой шестеркой.

Каблук, как назойливая муха, пристал к Ленке Ивановой, говорил ей всякую гадость, желая довести ее до слез, и ему это удалось. Большого Лелика в классе еще не было, где-то застрял по дороге. Мне стало противно наблюдать, как придурок Каблук доводит Иванову до слез. Не знаю, какой черт дернул меня стать на ее защиту.

– Каблук, оставь девчонку в покое, – с легким раздражением обратился я к задиристому Каблуку.

Тот от неожиданности молчаливо выпучился на меня.

– Ты, что Сильвер вякнул? – вид у Каблука был слегка пьяноватый, его пошатывало, чтобы удержаться на ногах, он цеплялся за край стола. Только через некоторое время я узнал, что Каблук «моментщик» – токсикоман.

– Что слышал, – невозмутимо повторил я. – Оставь Иванову в покое.

– Сильвер, – Каблук неожиданно сплюнул на пол между собой и мной. Лицо его грозно набычилось. – Если не хочешь получить по зубам, то вали отсюда, пока не накостылял тебе.

– Каблук, – я старался держать себя в руках, и поэтому было предельно вежливым. – Тебе же очень популярно сказали: «Оставь девчонку!» – десятки глаз оторвались от тетрадей и впились с интересом в меня. – У тебя проблемы с русским языком?! – закончил я с интонацией, по которой было ясно, мое терпение подходит к концу.

– Сильвер, ты чего это? – розовые, как ветчина, руки Каблука сжались в кулаки.

– Ничего, просто отстань от девчонки, – внутри у меня все кипело.

– Завидно стало, потянуло на Иванову, – Каблук грубо хохотнул. – Так я устрою, Иванова, дашь Сильверу?

Рука моя самопроизвольно поднялась, я врезал Каблуку по скуле, он повалился на пол, и смотрел на меня с разинутым ртом, не веря в то, что я посмел его ударить.

– Сильвер, ты покойник, – заорал Каблук во всеуслышание.

Дверь класса отворилась, на пороге с тетрадями под мышкой стоял Комар.

– Только после тебя, дефективный, – вмешался Валерка, который с опозданием пришел на самоподготовку. Это за ним наблюдалось еще в обезьяннике, что выводило из себя Гуффи.

Каблук злобно посмотрел на Комара, на меня, на его щеке нервно задергался мускул.

– Комар, ты еще допрыгаешься, – прошипел гнусаво он, и его лицо приобрело густо-фиолетовый оттенок. – И твой дружок…

– Катись Каблук, – презрительно оборвал Каблука Валерка. – Губашлеп, от тебя за километр прет «Моментом».

В классе повисло молчание, Комар и Каблук молча разглядывали друг друга, словно обнюхивали. Я невольно восхитился – страха Комар решительно не ведал. Лицо его выражало лишь отвращение.

– Ты все понял наркоман конченный, – презрительно фыркнул Комар.

Каблук понял, ситуацию не стоит больше усугублять, под улюлюканье группы смылся.

Валерка хмуро уставился на меня.

– На меня наезжаешь, сам же постоянно нарываешься на приключения, – недовольно пробурчал Комар. – Ни на минуту тебя нельзя одного оставлять!