Когда я вместе с помянутым кади — а его зовут Ибн Бурхан (ад-дин), и он египтянин родом, — пришел к дому султана, вышел какой-то из слуг и приветствовал кади. А тот сказал ему: “Возвратись и извести шейха, государя нашего, что этот человек приехал из земли Хиджаза!” Слуга это исполнил, потом вернулся и принес поднос, на коем были листья бетеля и орехи арековой пальмы, и поднес мне десять листьев вместе с небольшим количеством орехов. И подобное же подарил он кади, а моим спутникам и талибам кади поднес то, что осталось на блюде. Он принес кувшин дамасской розовой воды и окропил меня и кади, сказавши: “Государь наш повелел, чтобы поселился он в доме талибов!” — это дом, предназначенный для размещения талибов.

Кади взял меня за руку, и мы пошли к тому дому; он находится по соседству с домом шейха, устлан коврами и снабжен тем, что может пригодиться. Потом тот слуга принес из дома шейха еду, и вместе с ним был один из везиров государя, отвечающий за устройство гостей. Везир сказал: “Государь наш вас приветствует и говорит вам: "Добро пожаловать!"” Тут он разложил яства, и мы поели.

Их пища состоит из риса, сваренного в жире. Они его помещают на большое деревянное блюдо, а поверх риса ставят плошки с ал-кушан — а это варево из курятины, мяса, рыбы и овощей. Они варят недозрелые бананы в свежем молоке и кладут их в миску, а кислое молоко наливают в плошку и кладут в него засахаренный лимон и грозди перца, сваренного в уксусе и рассоле, зеленый имбирь и манго (а они похожи на яблоки, однако имеют косточку). Когда (плод) манго созреет, он очень сладок, и ты его ешь как плод; но до созревания он кисел, как лимон, и его варят в уксусе. Жители Макдашу, съевши горсточку риса, едят после него эти соления и маринады. И один житель Макдашу съедает столько, сколько едят несколько на нас — по своему обычаю, и они крайне дородны телом и тучны. Когда же мы напитались, кади от нас ушел.

Мы пробыли (там) три дня; трижды в день нам приносили еду — таков их обычай. Когда же наступил четвертый день, а это была пятница, ко мне пришли кади, талибы и один из везиров шейха и принесли мне одеяние. Их одежда — это юбка в виде набедренной повязки, которую мужчина закрепляет на талии вместо шаровар, коих они не знают; накидка из египетской льняной ткани с каймой; широкий балахон из иерусалимской ткани на подкладке и египетский тюрбан с каймою. Спутникам моим принесли подобающие им одежды. Мы пошли в соборную мечеть и молились там позади решетчатой загородки. Когда из двери загородки вышел шейх, мы вместе с кади его приветствовали; он же сказал: “Добро пожаловать!” — и заговорил с кади на их языке. А потом сказал мне по-арабски: “Добро пожаловать, ты почтил нашу страну и порадовал нас!”

Шейх вышел во двор мечети, стал над могилою родителя своего (он погребен там), прочел (суру) из Корана и призвал благословение (на покойного). Затем пришли везиры, эмиры и начальники войск и приветствовали государя. Их обычай приветствовать похож на обычай жителей Йемена: человек касается земли указательным пальцем, потом возлагает его на голову, говоря: “Аллах да продлит величие твое!”

Затем шейх вышел из дверей мечети, надел свои сандалии и велел обуться кади и мне. Он пошел пешком к своему жилищу (оно неподалеку от мечети), а все прочие люди шли босиком. Над головой шейха подняли четыре цветных шелковых зонта; и на верхушке каждого зонта было изображение птицы из золота. Одеждой государя в тот день был балахон из зеленой иерусалимской ткани, а под ним — красивое одеяние из египетской парчи. На шейхе была надета шелковая юбка, из голове же большой тюрбан. Перед ним били в барабаны, трубили в трубы и рожки. Эмиры войск шли перед ним и позади его, а кади, факихи и шерифы — вместе с ним.

В таком порядке государь вошел в помещение совета. Везиры, эмиры и начальники войск сели на бывшее там возвышение, а для кади расстелили ковер, на котором уселись с ним вместе только факихи и шерифы. Так они оставались до послеполуденной молитвы. Когда же они ее совершили вместе с шейхом, явилось все войско и построилось рядами в соответствии со своими; рангами. Тут ударили в барабаны, заиграли на рожках, трубах и флейтах. При исполнении этой музыки никто не шевелится и: не двигается со своего места, а тот, кто шел, останавливается и не движется ни взад, ни вперед. А когда кончили играть военную музыку, люди приветствовали (государя) своими перстами так, как мы это рассказали, и удалились. Таков обычай: их по пятницам.

Когда же пришла суббота, люди явились к дверям шейха уселись на возвышениях снаружи дома. Кади, факихи, шерифы, праведники, старейшины и побывавшие в хадже вошли во второе помещение совета и уселись на помостках из дерева, предназначенных для того. Кади сидит на помосте один, а каждый разряд — на особом помосте, на коем никто не сидит, помимо них. Затем шейх садится на свое место и посылает за кади; тот садится слева от него. Тут входят факихи, и их старшие садятся пред государем, остальные же приветствуют (его) и удаляются. Потом входят шерифы, и главные из них садятся перед шейхом, а прочие приветствуют и удаляются; но если это гости государя, они садятся от него справа. Тогда входят старейшие и паломники, главы их садятся, остальные — приветствуют и удаляются; далее входят везиры, эмиры, начальники войска — одна группа за другой, приветствуют шейха и уходят.

Приносят еду, и кади, шерифы и те, кто сидит в зале приемов, едят перед шейхом, а шейх ест с ними вместе. Если же он пожелал почтить (какого-нибудь) одного из главных эмиров своих, то посылает за ним, и тот ест вместе с ними. Остальные же едят в трапезной, и едят они по рангам, соответственно порядку их при входе к шейху.

Потом шейх входит в свой дом. Кади же, везиры, тайный секретарь и четверо главных эмиров усаживаются, дабы рассудить людей и жалобщиков. То, что относится к законам шариата, судит кади, а то, что помимо того, судят советники, то есть везиры и эмиры. По поводу же того, что требует суждения государя, пишут ему (записку), и он тут же высылает им свой ответ на обороте записки, в соответствии с тем, как рассудит взгляд его. Таков их постоянный обычай.

Затем из города Макдашу я поехал морем, направляясь в страну ас-Савахил и в город Кулву в стране зинджей.[288] Мы пришли к острову Манбаса… это большой остров; между ним и землей ас-Савахил два дня пути морем. У Манбасы нет суши[289] а ее деревья — это бананы,[290] лимоны и апельсины. У жителей его есть также плод, который они называют ал-джаллун, он похож на оливки. В нем есть ядро, подобное оливковому ядру; но этот плод очень сладок. У жителей этого острова нет посевов, зерно им доставляют лишь из ас-Савахиля; основная их пища — бананы и рыба. По мазхабу это шафииты — верующие, целомудренные и благочестивые. Мечети их из дерева, крепко построены, и возле каждой двери в мечетях — колодец или два. Глубина их колодцев 1–2 локтя; воду из них черпают деревянной плошкой, к коей прикреплена тонкая палочка длиною в локоть. Земля вокруг колодца и мечети выровнена. Кто желает войти в мечеть, омывает ноги свои и входит. Возле входа есть кусок грубой циновки: ею человек вытирает ноги; тот же, кто хочет (совершить) омовение, держит плошку между колен, сливает (воду) себе на руки и совершает омовение. Все люди ходят здесь босиком.

Мы провели на этом острове одну ночь и направились морем к городу Кулва… Это большой прибрежный город, большинство его жителей — зинджи, очень черные; у них на лицах надрезы, подобные тем, что есть на лицах ал-лимийюн в Джицаве.[291]

Некий купец рассказал мне, будто город Софала лежит в полумесяце пути от города Кулва и будто бы между Софалой и Юфи в стране ал-лимийюн месяц пути, а из Юфи в Софалу доставляют золотой песок.[292]