Рассказ о жене султана и дочерях его дяди с отцовской стороны[242]

Случилось так, что в дни моего пребывания в Малли султан прогневался на свою главную жену, дочь его дяди с отцовской стороны, которую они называли Каса. А значение слова каса на их языке — царица. Она же является соучастницей султана в деле правления, согласно обычаю суданцев, и ее имя вместе с именем султана упоминается с мимбара. Султан заточил ее в доме у одного (из) ал-фарарийа, и вместо нее правила другая его жена, которая не была царской дочерью и которую звали Банджу. Люди много говорили об этом и порицали поступок султана. Его сестры — дочери его дяди с отцовской стороны — пришли к Банджу, поздравляя ее с тем, что она стала царицей, и посыпали себе руки пеплом, но не посыпали себе головы пылью. Затем султан освободил Каса из ее заточения. Тогда его сестры вошли к ней, и поздравили ее с освобождением, и посыпали себе голову пылью согласно обычаю. Тогда Банджу пожаловалась на это султану. Султан же разгневался на сестер, так что они испугались и пытались найти убежище в мечети, но он их простил и приказал позвать их к себе. А у них существует обычай, когда они входят к султану, они снимают с себя одежды и входят обнаженными. И его сестры сделали так, и султан был доволен ими. Они же приходили в таком виде к дверям султана утром и вечером в течение семи дней. А так поступает всякий, кого прощает султан.

А в это время Каса каждый день верхом вместе со своими невольницами и рабами и с головами, покрытыми пылью, отправлялись к мешуару и стояла там, закрытая покрывалом, так что лица ее не было видно. Эмиры много говорили о ее деле, так что султан собрал их в мешуаре, и Дуга сказал им на их языке: «Вы много говорили о деле Каса, а ведь она совершила большой грех». Затем привели одну из девушек и рабынь Каса. Она была в оковах, и руки ее были связаны.[243] Ей сказали: «Расскажи, что ты знаешь!» И она сообщила, что Каса послала ее к Джаталу, сыну дяди султана с отцовской стороны, бежавшему от султана в Канбурни, и приказала призвать его свергнуть султана с его царства и сказать ему: «Я и все воины повинуемся твоему приказу». Когда эмиры услышали это, они сказали: «Воистину, это большой грех, и она заслуживает за него смерти». Каса испугалась этого и искала убежища в доме хатиба. У них такой обычай, что они там ищут убежища в мечети, а если это невозможно, то в доме хатиба.

Суданцы испытывали нелюбовь к манса Сулайману из-за его скупости. До него был манса Мага, а до манса Мага — манса Муса. Последний был благородным и великодушным, любил белых и был добр к ним. Именно он был тем, кто подарил Абу Исхаку ас-Сахили в один день четыре тысячи мискалей золота. Один из достойных доверия людей сообщил мне, что в один день он подарил Мудрику ибн Факкусу три тысячи мискалей золота. Дело в том, что его дед Сарик Джата принял ислам по побуждению этого Мудрика.

Рассказ о десятикратном благодеянии[244]

Этот законовед Мудрик рассказал мне, что один человек, житель Тлемсена, известный под именем Ибн Шайх ал-Лабан, некогда сделал султану манса Муса, когда тот еще переживал свое детство, подарок ценою в семь мискалей с третью. Манса Муса был тогда еще мальчиком и не относился к числу уважаемых людей. Затем случилось так, что Ибн Шайх ал-Лабан пришел к нему из-за какой-то ссоры, а тот в это время уже был султаном. И манса Муса узнал его. Он подозвал его, приблизил к себе, посадил вместе с собой на ал-панпи и напомнил ему о том, как тот поступил с ним. Затем он спросил эмиров: «Какая награда следует тому, кто сделал такое добро, какое сделал он?» Они ответили: «Десять подобных ему![245] Подари ему семьдесят мискалей!» Тогда султан подарил ему семьсот мискалей, одежду, рабов и рабынь и приказал ему никогда не покидать его. Этот рассказ сообщил мне сын того самого Ибн Шайха ал-Лабана, о котором была речь. Этот сын был ищущим знания и обучал Корану в Малли.

Рассказ о деяниях суданцев, которые я нахожу достойными хвалы и хулы

К добродетелям суданцев относится то, что несправедливость у них встречается редко и они от нее дальше всех других людей. Их султан не прощает никому никакой несправедливости. К числу их добродетелей относится и то, что в их стране царит полная безопасность. Ни путешественник, ни живущий на данном месте не боятся в ней ни вора, ни грабителя. К добродетелям относится также отсутствие присвоения имущества тех белых людей, которые умерли в их стране, даже если бы это были несметные сокровища. Они оставляют такое имущество в руках надежного человека из белых, пока его не заберет тот, кто имеет на него право. К ним относится их усердие в молитвах и их обязательность в совершении молитв в своих собраниях, а также то, что они бьют своих детей за пренебрежение к молитвам. Когда наступает пятница, тот, кто не отправился в мечеть рано утром, не найдет в ней места, где он мог бы молиться, из-за большой тесноты. К числу их обычаев относится то, что каждый человек посылает в мечеть своего гуляма со своим молитвенным ковриком, и тот расстилает его для своего хозяина в каком-нибудь месте, на которое тот имеет право, и ждет пока его хозяин не придет в мечеть. А их молитвенные коврики делаются из листьев дерева, похожего на пальму, но которое не дает плодов.

К числу их[246] также и то, что по пятницам они надевают красивые белые одежды. Даже если у кого-либо из них ничего нет, кроме изношенной рубахи, он ее моет, чистит и появляется в ней на пятничной молитве. К числу их[247] также внимание к заучиванию наизусть великого Корана. Они надевают оковы на своих детей, когда становится очевидно ясным их небрежение в изучении Корана, и не снимают их до тех пор, пока те его не выучат.

Один раз, в день праздника, я вошел к кади и увидел, что его дети закованы в оковы. Я спросил его: «Разве ты их не освободишь?» Он же ответил: «Я не сделаю этого, пока они не выучат наизусть Коран».

В другой день я проходил мимо одного суданского юноши с красивой внешностью и в великолепной одежде. Но на ноге у него была тяжелая цепь. Я спросил того, кто был вместе со мной: «Что сделал этого юноша? Он убил кого-нибудь?» Юноша понял то, что я говорил, и начал смеяться. Мне сказали, что он будет закован, пока не выучит наизусть Коран.

К числу дурных обычаев суданцев относится то, что их служанки, невольницы, маленькие девочки показываются перед людьми голыми, с обнаженными половыми органами. В таком виде я видел многих из них во время месяца рамадана, так как у ал-фарарийа существует такой обычай. Они разговляются после поста в доме султана и каждый из них приходит со своей едой, которую приносят двадцать или более невольниц, и все они голые.

К числу (дурных обычаев относится) и то, что женщины входят к султану голыми и с открытыми лицами. Его дочери также ходят голыми. В двадцать седьмую ночь рамадана я видел около ста девушек, которые вынесли из его дворца еду и были голыми. Вместе с невольницами были и две дочери султана, с уже оформившейся грудью. На них не было никакой одежды.

К числу (их дурных деяний относится) и то, что они из почтительности посыпают себе головы пылью и пеплом.

К таким же (деяниям) относятся также и те шутливые стихи, о которых я рассказывал. И сюда же относится то, что они едят падаль, собак и ослов.