Изменить стиль страницы

Глаза Тодда сверкнули.

– Что вы имеете в виду?

Все оказалось на первый взгляд очень простым, когда Томпсон объяснил, и, конечно, Тодд, оставаясь самим собой, хотел организовать огромнейшую пресс-конференцию, какую только можно купить на их деньги. Он хотел, чтобы Барзини скорее прилетел из Нью-Йорка. Он хотел пригласить всех музыкальных редакторов и журналистов Лондона.

– А достаточно ли только из Лондона? – спросил он, притащив еще кучу напитков из бара. – А если со всего мира? Но как мы их достанем? У них есть представительства в Лондоне?

Он хотел подключить к этому делу также всех журналистов, пишущих о путешествиях.

– Держу пари. Они будут писать статьи с публикациями в Новом году! Начало Нового года – это лучшее время для того, чтобы заказывать путевки.

И так он втянулся еще в одно дело, отложив автомобильный бизнес еще в более долгий ящик, но это опять-таки было разумным – потому что все автомобильные дела могли возродиться только после поправки дел с Паломой Бланкой. Поэтому он принял это решение, даже не рассуждая. Но следующее предложение уже его остановило.

– Как насчет среды? – предложил Томпсон, раскрыв свою записную книжку и положив ее перед собой. – Семнадцатое декабря. Мы не можем это откладывать, поскольку у нас еще куча дел, и еще потому, что надвигается Рождество. – Он даже застонал, подумав об этом. – О Боже, как же я ненавижу Рождество. Все останавливается. Никого не достанешь…

Катрина даже онемела, когда услышала это. Никогда еще в жизни не было у нее такого Рождества, она и не чувствовала его. Пусть даже и паб был украшен еловыми веточками и серпантином, она даже и не подумала о празднике. В прошлые годы она в это время пекла пирожки, украшала дом, наряжала елку. Софи и Глория приходили со своими кавалерами, а Тодди изображал Санта-Клауса в больнице Вест-Хэмпстеда.

– Семнадцатое, – пробормотала она, глядя на Тодда. Еще раньше, по пути в Линкольн Инн, он рассказал ей про Руса и про его решение не лететь на Майорку в среду.

Инстинктивно она вздрогнула, с ненавистью подумав о задержке, несмотря на его обещание полететь туда в четверг или пятницу.

– Может быть, это и лучше подойдет Карьеру, – сказал он бодро. – Дадим ему время прийти в себя после путешествия. У нас еще есть время. До семнадцатого.

– Семнадцатого, – повторил Тодд, успокоив ее взглядом, ободрив ее улыбкой. – Мне это подходит, если это подойдет Катрине. – Ей нужно сделать большую часть работы.

После этого они сосредоточились на подборе соответствующих людей, рассылке приглашений людям, на которых Томпсон мог положиться, организации стендов для фотографий «Паломы Бланки», организации обедов, напитков и прочем.

Когда Катрина записала всю работу, которую ей предстояло сделать, она пожалела, что не сможет привлечь к этому Шарли, хотя об этом нечего было и думать. Она с ней уже разговаривала дважды, один раз на Майорке, после визита Томпсона, и прошлым вечером, когда они вернулись в Лондон. У Шарли был такой голос… Катрина нахмурилась и попыталась найти точные слова, чтобы описать голос Шарли. Взволнованный, удовлетворенный и даже немного завистливый, из-за того, что она не видела триумфа поездки Майка Томпсона, но и немного обеспокоенный…

– Я попрошу помочь Глорию и Софи, – сказала она. – Я позвоню им утром. – Она улыбнулась Томпсону и объяснила: – Это мои подруги. Здесь уже примешь любую помощь, ведь правда?

И вот наконец этот день завершился. Понедельник, восьмое декабря, и Тодду оставалось меньше недели до его новой встречи с Морони.

Вторник начался прекрасно, не предвещая никаких бед. Когда Герберт заехал за ними, Тодд и Катрина уже были готовы и ждали его, намереваясь провести час в офисе, перед тем как поехать в Линкольн Инн. Сюрпризы начались, как только Тодд открыл дверь в переднюю. На ступеньках стоял Герберт, помахивая газетой.

– Черт возьми, босс! Ну вы и темная лошадка. Я про это ничего не знал.

В газете, на седьмой странице, была помещена фотография «Паломы Бланки» и рядом фотография Энрико Барзини.

Заголовок гласил: «Международный концерт на новом роскошном курорте! «Палома Бланка», которая находится на Майорке, в будущем станет самым роскошным местом отдыха на Средиземном море. Она начнет свою курортную жизнь с постановки одного из самых блестящих концертов года».

Статья занимала треть страницы. Тодд прочитал ее вслух по пути в офис. Он прочитал ее дважды, а некоторые места и трижды. Он поддразнил Катрину:

– Бог ты мой! Ты, оказывается, импресарио!

И она тоже поддразнивала его, а заодно и себя, и на несколько минут они забыли про Морони и про их отчаянную борьбу со временем.

– Подожди моей встречи с Русом, – радостно улыбался Тодд. – Я возьму с собой эту газету на Майорку и покажу Карьеру. Представь его реакцию! Это наверняка поднимет цену. А это то, что нам надо.

Это было таким хорошим предзнаменованием, что они прибыли в офис в прекрасном настроении. Катрина обосновалась в главном помещении и начала обзванивать банкетных заправил, чтобы найти подходящих людей для пресс-конференции, а Тодд пошел к себе в кабинет и занялся разбором почты вместе с Сэлли.

Сэлли разозлилась на то, как развивались события в Килбурне.

– Ты должен сделать что-то, – говорила она, вся красная и встревоженная. – Они увеличивают расходы, это уж я точно знаю, и неизвестно, что они еще собираются сделать.

– Я займусь этим после обеда, – пообещал он. – Вот только с юристами закончу.

Среди писем один конверт Сэлли оставила нераспечатанным. Письмо было из Парижа, с пометкой «конфиденциально». В конверте было письмо от Лапьера, в котором было требование о получении письменного предложения на «Палому Бланку» не позднее семнадцатого числа.

«Как согласовано», было сказано в письме, как будто соглашение было принято за бутылкой в баре, а не под угрозой смерти. Ненужное напоминание заставило Тодда покрыться холодным потом. И еще оно разозлило его. Ему захотелось позвонить по телефону и заорать в трубку:

– Идите вы к такой-то матери! Не стойте у меня за спиной! Я делаю все, что могу!

Но, выпив чашечку кофе, он немного успокоился. Хуже не будет, если он расскажет Лапьеру про «Барзини в „Паломе Бланке"!». Это создаст дополнительные гарантии. И, может, Лапьер имеет какое-то влияние на Морони. Конечно, это было только предположение, и он был в этом не уверен, но и на предположениях стоило играть, и он сыграл на нем, и, к его удивлению, разговор с Лапьером оказался небезрезультатным.

Маленький француз был очень заинтересован в концерте Барзини. Он, оказалось, был его поклонником. Тодд так удивился этому, что нечаянно предложил ему:

– Приходите на пресс-конференцию в следующую среду. Есть шанс, что Барзини там будет.

На секунду Лапьер замолчал. Потом он обдумал дату и замолчал снова.

Тодд знал, о чем он думает.

– У меня будет письменное предложение к тому времени, – уверенно произнес он. – Не беспокойтесь. Я прилагаю все усилия к тому, чтобы продать «Палому Бланку»!

И получил любопытный ответ.

– Я знаю, – сказал Лапьер. Не «Хорошо», или «Удачи вам», а просто: «Я знаю».

Тодд сначала ничего не понял. Только потом, когда он поехал вместе с Катриной в Линкольн Инн, прокручивая в голове этот разговор и удивляясь тому, что кто-то из работающих на Морони оказался поклонником музыки, ему пришло в голову, что то самое лапьеровское «Я знаю» прозвучало очень странно. Но как следует обдумать это у него не хватило времени, потому что тут же другая мысль пришла ему в голову:

– Черт! Рус обещал позвонить мне! – Он взглянул на часы. – Ну, ладно, нечего волноваться, я сам позвоню ему из Килбурна.

Но даже этого не произошло. Он не попал в Килбурн. Сначала все участники встречи захотели обсудить статью в газете, и только через полчаса они приступили к работе. Во время рабочего обеда, состоявшего из сэндвичей, принесенных из паба напротив, в три часа дня Тодд отвел Фрэнсиса в сторону.