– Бог мой! Ты еще раз хочешь пройти через это? – Тодд откинулся на кресле в изумлении. – Тебе нравится делать это?!

Не отвечая, Хэнк встал, пошел в бар, притащил оттуда табуретку, похлопал по карману в поисках сигарет, вытащил одну и закурил. Потом он сел на табуретку и повернулся к ним лицом. Что-то в его лице снова обеспокоило Тодда. Усмешка исчезла с его лица, и на нем появилось то же самое выражение неудачника, которое было у него, когда он пришел к ним. Когда он посмотрел на Тодда, тот отвел взгляд в сторону, как будто избегая смотреть ему в глаза.

– Я должен тебе сказать кое-что, – начал он. – Я собирался тебе сказать, как только пришел, но вы мне не дали.

Инстинктивно Тодд испугался того, что может произойти. Ему захотелось напомнить Хэнку об этой хорошей новости, снова возвратить атмосферу надежды и оптимизма, но он молчал, вздрагивая от возможности новой катастрофы.

– Ну что? – спросил он его со страхом.

– …правда в том, что я весь день чувствую себя виноватым.

– Ты? Ты чувствуешь себя виноватым?

Хэнк кивнул.

– Понимаешь, я всегда полагал, что смогу сделать это. Ты знаешь, найти место, нанять архитектора, работать со строителями и создать развивающееся дело – это мой конек. Это было нечто, в чем я всегда считал себя специалистом…

– Ты и есть специалист, – перебил его Тодд. – Ты доказал это.

– Но ты не знаешь, что я обсуждал дело с несколькими парнями, прежде чем заключил контракт с тобой. – Избегая взгляда Тодда, он начал искать пепельницу и увидел ее в баре, встал, принес ее и поставил рядом с собой. Когда он снова сел, то сказал: – Лучший процент от сделки с ними был около пятнадцати, и я сказал: хрен с ними, я заслуживаю большего, мне нужно пятьдесят процентов. В конце концов, как ты и сказал, я заключил эту сделку, нашел архитекторов и все остальное. Мне нужна была половина. Вот что я сказал себе. А правда в том, что я пожадничал. – Первый раз за все время он посмотрел Тодду прямо в глаза. – Деньги всегда были говенной стороной дела. Я это знал еще до того, как мы начали, но я вроде как втянул тебя в это. Я всегда ожидал, что ты вернешься и скажешь, что единственный путь набрать деньги – это созвать консорциум и поделить пирог. Но ты сам что-то понимал в зарабатывании денег и потом, вот… – он пожал плечами. – Когда ты сказал, что связался с теми людьми в Париже, я молчал. – Он смотрел на Катрину с просьбой о понимании или даже прощении. – Если кого-то и винить за это дерьмо, в котором мы оказались, так это меня, за то, что я был таким жадным. Если бы я не настаивал на пятидесяти процентах, все было бы по-другому.

Тодд был слишком удивлен, чтобы говорить. В другом настроении, в других обстоятельствах, он, может быть, и почувствовал бы, что его подвели, даже предали, но его первой реакцией было облегчение, а не гнев.

– Мы заглотнули больше, чем смогли прожевать, вот и все, – сказал он. – Мы оба были жадинами. Я не жаловался на получение пятидесяти процентов, правда же? Тем не менее, что произошло, когда с деньгами начались проблемы? Ты продал «Мечту американца». Это не было частью начального контракта. А также подключение доходов с… «Вороньего гнезда».

– Я ведь не полное дерьмо, – резко проговорил Хэнк, он выглядел оскорбленным. – Я видел, через что тебе приходилось пройти. Конечно, я продал «Мечту американца». Каждый цент, который я получил с этого, пошел в это…

– Ну и вот, – перебил Тодд, пожав плечами. – Пятьдесят на пятьдесят. – Он мимоходом посмотрел на Катрину, боясь, что признание Хэнка откроет старые раны.

Но Катрина улыбнулась.

– Суть в том, что мы продаем ее. Вот и все, что имеет значение.

– Точно, – сказал он, соглашаясь, прежде чем посмотреть на Хэнка. – Спасибо, что подсказала мне. Это делает меня менее виноватым.

– Но это и должно быть так. Ты не должна чувствовать себя виноватой. И не говори, что я должен получить деньги сначала. Мы начали как партнеры, должны так же и закончить, – сказал Хэнк Катрине с прежним энтузиазмом, как будто сбросил с себя груз и почувствовал себя таким же оптимистом, как и они.

А они были оптимистично настроены. Чем больше они говорили, тем больше убеждались в том, что «Барзини в „Паломе Бланке"» решит все их проблемы. Одной замечательной идеей Катрина и Шарли вытащили их из ямы, и что казалось Тодду наиболее замечательным, так это то, что они все были согласны насчет того, как жить дальше. И было правдой то, что он сказал. Признания Хэнка облегчили его вину, хотя бы по отношению к нему самому. Шарли – это дело другое. Он до сих пор страдал из-за вины перед Шарли, но все, что он мог сделать, это то, что он сейчас делал, и как можно быстрее вернуть деньги.

– Так что мы собираемся делать? – спросил с ожиданием Хэнк. – Когда мы проведем переговоры с этими парнями?

– Завтра, – быстро сказала Катрина. – Осси пока нет, он уехал в Штаты, но Майк Томпсон прилетает завтра. Если ему понравится то, что он увидит, они подпишут контракты. Убедите его – и мы в деле.

Тодд был уверен в том, что он достигнет успеха в деле добывания бумаги для Морони. Он был уверен, что Карьер напишет свое дурацкое предложение, а если с Карьером возникнут какие-то трудности, то был еще Рус. Он был уверен в том, что хотя бы один из них напишет предложение. Что он не учел, так это другие тупики, в которые его загоняли.

Время было всегда его врагом. Ничто другое не доводило его так, не держало в таком напряжении, как время.

Для начала «Палома Бланка» не могла быть закончена в феврале. Они знали это, но когда Хэнк сказал:

– Этот парень Томпсон не будет снимать сразу все, правда ведь? Если он даст нам преимущества выбора, мы можем тут кое-что подработать. Гавань почти закончена. Яхт-клуб будет завершен к Рождеству. Основное здание отеля еще долго не будет готово, но издалека он выглядит законченным…

– Да, если снимать фильм! – закричала Катрина. – Конечно, Майк будет согласен. С ним не будет проблем.

И она была права, потому что «Палома Бланка» задорого продала себя на следующий же день. Майку Томпсону она очень понравилась. Его визит – он прибыл утром и собирался улететь в шесть часов вечера – не мог пройти лучше. Томпсон был высоким, крупным, атлетическим мужчиной, полным энергии, он обошел все место, делая фотографии и наговаривая информацию на магнитофон, Тодд ходил рядом, поддакивая, и тащил Катрину и Хэнка за собой, и все составляли списки различных дел.

– Как насчет этого? – спрашивал Томпсон.

– Нет проблем, – уверял его Тодд.

– А насчет того?

– Сделаем, – обещал Хэнк.

Это был действительно триумф оптимизма. А Катрина еще глубже влезла в дело, так как после того, как Томпсон провел много времени, выбирая платформы для камер и различные углы съемки, он сказал, что ему понадобится человек для работы днем. Все посмотрели на Катрину, и работа досталась ей. А кому еще? Тодд был занят преследованиями Карьера и этого другого парня, Руса, у Хэнка и без того было полно работы, Шарли четыре дня в неделю работала на Боба Левита…

Вот в чем и было дело. Не хватало людей. Их никогда не хватало. Проект страдал от несоответствия вложенных денег и количества людей с момента его возникновения. И еще одна нехватка беспокоила их.

– Проблема во времени, – признался Тодд Томпсону по дороге в аэропорт. – Но мы справимся, не беспокойтесь.

Он на всякий случай скрестил пальцы, так как подумал об огромном количестве работ, которые должен был провести Хэнк, и о своих проблемах, которые ждали его в Лондоне, и о необходимости получить письменное предложение для Морони.

К его удивлению, Томпсона тоже беспокоило время.

– До конца февраля только три месяца, – сказал он. – Поверьте мне, три месяца – это ничто, когда речь идет о деле, таком грандиозном, как это.

И Тодд выслушал монолог о проблемах другого человека. Как и большинство людей, он мало понимал в том, как делаются телевизионные передачи или продаются кассеты. Он ошеломленно слушал, как Майк говорил о трудностях в расписании телевизионных программ и огромном промежутке времени между началом создания передачи и выходом ее на экран.