Действительно, в пятницу утром все работали как заведенные. В Джерси, обсудив проект с телевизионными компаниями всего мира, Майк Томпсон разговаривал с Осси Келлером, который был в Нью-Йорке.

– Нет, нет, нет! – закричал Осси в ответ на предложение, чтобы Барзини прилетел в Лондон на пресс-конференцию. – Наплевать мне на Конкорд. Это будет чересчур утомительно. Энрико нужны силы для концерта.

С искусством опытного дипломата Томпсон отступил. Вместо этого он предложил, чтобы Барзини снялся для короткого интервью, которое можно было бы показать на пресс-конференции. Осси на это согласился.

– Ладно, мы сможем сделать это в воскресенье. И я здесь организую заявление в газетах в следующую среду, в тот же день, как вы это проведете в Лондоне.

На строительстве, на Майорке, Хэнк объяснял Дону Антония и строителям, что им надо сделать в первую очередь. Все радовались тому, что должно было произойти. «Барзини в „Паломе Бланке"!». Глаза Дона Антонио засветились при мысли о том, что его здания увидит весь мир.

– Но это будет только в том случае, – предупредил всех Хэнк, – если мы сможем дать Майку Томпсону то, что ему нужно.

В Париже Вито Сартене положил телефонную трубку после утомительного разговора с Альдо Морони. Он только пожал плечами в ответ на вопрос своего двоюродного брата Пьетро Карлиони, который был в другом конце бара.

– Может быть, мы полетим в Лондон на следующей неделе, а может быть, и нет. Он еще этого не знает.

В банке на Треднидл-стрит Мэнни обсуждал дело Тодда с Друри.

– Да, он переоценил себя. Вы хотите сказать, что я этого не знаю? Ах, вы думаете, он этого не знает? Но кого вы хотите иметь клиентом, какого-нибудь сухого педанта или человека с мозгами? Он еще молод. Для него это будет хорошим уроком, в будущем он будет более осторожным…

И еще один человек работал не покладая рук. Филипп Рус. Его встреча с Лапьером в начале месяца дала ему старт на продажу «Паломы Бланки». Он закрутил дело сразу же после встречи на Монмартре. Решив продать «Палому Бланку» за семнадцать с половиной миллионов, он использовал свой обычный трюк со снижением цены для владельца и повышением для покупателя.

– Кусок на двадцать миллионов, – говорил он своим друзьям в Хилтоне, в Шератоне и в Хайатте. – Одно ваше слово – и я украду это местечко для вас. Цена возрастет в два раза, когда курорт приобретет известность.

А теперь, к его ужасу, курорт уже приобретал известность. Что еще хуже, он вот-вот должен был стать знаменитым. Заголовки в газете о «Барзини в „Паломе Бланке"!» оказались для него ударом. И еще большим ударом был тот звонок Тодда, требующего все за «один из известнейших отелей мира». Конечно, он связался с Лапьером.

– Я подумал, что вы – владельцы, – жаловался он. – Я подумал, что я буду иметь дело с вами.

Но Лапьер сделал вид, что не понял. У него не было никаких возражений против того, что делал Тодд. Он даже знал про этот концерт Энрико Барзини. Он все время говорил про это и не мог остановиться. Он надеялся получить приглашение.

Русу пришлось вернуться к клиентам и объяснить, что происходит. Он рассказал им все про «Барзини в „Паломе Бланке"!». Он обвинял в этом их.

– Я знал, что произойдет что-нибудь подобное, – кричал он в телефонную трубку. – У вас был шанс купить все это до того, как началась вся эта кутерьма. Разве я не оказался прав? Какой смысл тогда в моем предвидении, если вы, мужики, не поступаете так, как я говорю?

И пока он ругался, он готовился сделать следующий шаг.

– Они говорят, что передача будет показана в одиннадцати странах. Одиннадцати. Бог мой! Включая Штаты и Японию. Плюс видео! Плюс компакт-диски. Вы не сможете купить такую известность. Не сможете, потому что цена сразу возрастет. Я, правда, еще смогу украсть это для вас, но я хочу, чтобы речь шла о реальных деньгах, когда я буду вести переговоры с этими людьми. Ладно, обговорите и перезвоните мне…

Вот поэтому-то, после одних и тех же разговоров с шестью крупнейшими клиентами, Филипп Рус и избегал разговора с Тоддом.

– Пусть попотеет, – сказал он секретарше, когда она передала, что Тодд несколько раз звонил. – У меня будет предложение к понедельнику. Вот тогда я буду готов переговорить с ним.

Он даже и не сомневался, что эта сделка даст ему выгоду. Цена возрастет, ну и что? Он предупредил своих покупателей. Они не смогут его ни в чем обвинить. Он забыл о своем первом предложении в семнадцать с половиной миллионов. С такой рекламой «Палома Бланка» будет забита до отказа только тогда, когда откроется. А если это произойдет, она будет стоить по крайней мере на восемь миллионов больше. С точки зрения Руса, сделка становилась заманчивее день ото дня. В голове у него родилась идея о новой цене. Двадцать пять миллионов. Он еще раз перезвонил своим клиентам.

– Я полагаю, теперь вы должны быть готовы к цене в тридцать миллионов. – И, когда в ответ они застонали, он сказал: – И не говорите, что я вас не предупреждал. Правильно, подумайте еще, но мне нужно очень скоро услышать ваше решение.

Тем временем он подсчитывал возможную выручку. Три процента с покупателей и три процента с Тодда, и он получит полтора миллиона чистоганом.

Он не беспокоился, что Тодд может связаться с другими агентами. Он уже был в игре, и к тому же он был с большими связями, чем любой из его конкурентов. Он так часто одерживал над ними победу, что испытывал к ним только презрение. Но только одну возможность он упустил – что Хосе Карьер вступит в игру. Ему никогда не приходила в голову мысль о том, что Карьер не был каким-то маленьким дельцом. Карьер боролся за деньги для «Беллы Висты», а это было куда меньше того, что могла принести «Палома Бланка». Карьер действовал независимо, он не представлял большую корпорацию. Рус совсем даже не думал про Карьера и забыл про их случайную встречу в аэропорту.

А вот Карьер про это не забыл. Карьер благодарил Бога за эту встречу и думал о ней так же часто, как глядел на площадки «Беллы Висты». Это была конфетка. Здесь были площадки для гольфа, двенадцать теннисных кортов, четыре корта для бадминтона, три плавательных бассейна, великолепный ресторан, замечательные корпуса, шесть магазинов, в которых продавалась дорогая одежда и сувениры, сауна, гимнастический зал и магазин алкогольных напитков, который был открыт в любое время суток. «Белла Виста» обладала всеми возможностями. Кроме одной. Она была внутри страны и не имела выхода к морю.

– А кому нужен этот пляж? – ругался Карьер, когда об этом заходил разговор. – Разве вы не знаете, что Средиземное море одно из самых загрязненных в мире? Вода просто ужасная! А если вы не подхватите какую-нибудь болезнь в море, ее запросто можно подхватить на пляже.

Но не отсутствие пляжа огорчало его гостей больше всего. Огорчало их отсутствие гавани, так как многие из постоянных клиентов имели свои собственные яхты.

Развитие дел в «Паломе Бланке» действовало на него как неразорвавшаяся граната. Он даже не знал, что место продавалось. Он обругал всех своих помощников.

– Мы – коренные жители Майорки! – кричал он на своего адвоката, хотя отец Карьера был из Южной Африки, а мать из Ибизы. – Это наш остров. Как ты думаешь, мы должны знать лучше, что тут происходит, чем какой-то пляжный заправила из Америки! А теперь он вступил в сделку с этим маленьким толстяком, автомобильным агентом из Лондона…

Больше года простое напоминание о «Паломе Бланке» буквально приводило Карьера в ярость. Различные события происходили одно за другим. Сначала прошел слух, что американец и его английский партнер испытывают финансовые затруднения. Это было очевидным – американец продал свою большую яхту, англичанин продал маленькую – деньги у них явно были на исходе. Потом Карьер столкнулся с Русом в аэропорту. Правда, Рус ни словом не обмолвился о том, что он делал на Майорке, но Карьер знал, что уж если Рус появился на острове, то кто-то что-то продает. И в тот же вечер его приятель-банкир ужинал у него в «Белле Висте» и случайно сказал, что маленький толстый англичанин собирается продавать свою виллу. Карьер уговорил своего приятеля-банкира изобрести какие-нибудь трудности, застопориться, притвориться, что такое решение может быть принято только в Мадриде. А уж после этого это был только вопрос времени для Карьера…