Вернувшись с похорон, Катрина залезла в ванну.

– Никогда так не замерзала. У меня даже зубы стучат.

В спальне Тодд вытер волосы, бросил полотенце и выглянул в окно.

– Все еще идет, и сильный. Роша сказал, что на побережье наводнение.

– На меня не сырость действует, а холод. И это Юг Франции! Ведь тут не должно быть холодно, – жалобно сказала Катрина, стараясь забраться поглубже в воду. Какое было счастье оказаться в гостинице. Горячая ванна возвращала ее к жизни. – Почему они не отпели Лео в церкви? Почему надо было это делать на кладбище?

– Я думаю, такова традиция. Просто погода нас подвела: обычно здесь все по-другому. Ты ведь слышала, что сказал Роша: «Для английского джентльмена и день английский». Бог словно специально послал этот дождь специально для Лео. – Тодд, стоя в одном белье, рылся в единственном чемодане, жалея, что не взял второй костюм. – Я надеюсь, здесь высушат мои брюки. Пиджак еще ничего, в основном пальто промокло, но брюки – просто насквозь. – Бросив белье, рубашку, галстук и носки на кровать, он устало покачал головой. – Бог мой, ну и денек. Я чертовски рад, что все наконец закончилось.

Но закончились только похороны, длинная процедура, требующая нечеловеческого напряжения, организованная Роша с тщательностью человека, ожидавшего сотни посетителей, хотя были только Тодд, Катрина да полдюжины незнакомцев, которых они встретили во дворе церкви.

– Я не знал, кому еще сообщить, – признался Роша, когда встретил их в аэропорту. – Конечно, я был знаком с несколькими его друзьями, но подумал, что вы сообщите остальным…

Он оказался не таким, каким представлял его себе Тодд. Адвокат Лео, по его мнению, должен напоминать Лапьера – если не внешне, так хотя бы манерой поведения. Но Лапьер был маленьким и худым, с острым наблюдательным взглядом и быстрым умом, а Роша – огромным, неуклюжим человеком, чьи действия не могли заставить предполагать в нем наличие живого ума. Он говорил с медлительностью старого учителя, наставляющего непоседу-ученика, частично из-за того, что выражал свои мысли на иностранном языке, но главным образом потому, что был таким по натуре: медлительный и осторожный во всем. Правда, в нем была искренность, которая располагала к себе, особенно когда он говорил о Лео, и можно было предположить, что он был его хорошим другом. Тодду он за это понравился.

– Как звали тех людей? – спросила Катрина из ванной. – Этих – из Лиона?

– Биленберги, по-моему. Обычно они с Лео отдыхали летом. Роша сказал, что иногда в августе в замке жили до двадцати человек.

– И что ты о нем думаешь?

– О Роша? Да нормальный вроде. Немножко медлительный и неуклюжий, но искренне любил Лео. Правда, Биленберг сам разыскал Роша, да и остальных, впрочем, тоже. Французские газеты скупо писали о пожаре. Бедняга Роша сказал, что он многих встречал у Лео, но не знал, где они живут. Он говорит, что получилось бы лучше, если бы он знал, как с ними связаться. Между прочим, он предложил взглянуть за замок завтра утром. Ну, или скорее на то, что от него осталось. Хочешь пойти?

– А надо?

– Только если хочешь.

Иногда Катрина и сама не знала, чего хочет. Последнее время она часто задавала себе этот вопрос. Она не хотела такого переворота в своей жизни, не хотела убегать в «Бродлэндз» с Софи, не хотела вступать в близкие отношения с Осси и жить в постоянной тревоге о «Паломе Бланке» тоже не хотела.

– Нет уж, спасибо, – твердо сказала она. По крайней мере уж в этом-то она была уверена. Встряхнувшись после теплой ванны, Катрина начала думать об отце. Она вспомнила свое несчастное детство, пьянство матери и безвременную ее кончину. Но после его смерти она начала думать о нем иначе. И особенно сегодня, когда она, дрожа, стояла на кладбище. В нем, оказывается, было что-то, чего она совсем не знала. Катрина вспомнила, как однажды ее тетка сказала: «У него хорошие намерения, но на него нельзя положиться. Вот где твоя мать ошибалась. Она верила во все, что он говорил ей. Она всегда искренне верила его обещаниям. Я даже скажу, что он и сам в них верит, но у него всегда что-нибудь да случается, и поэтому он подводит людей».

Подведет ли он их? Даже сейчас? В Лондоне легко было представлять огромное наследство. Все досталось ей чрезвычайно легко. По временам она чувствовала даже угрызения совести, ей становилось стыдно. Потом Катрина убедила себя, что эти деньги нужны Тодди для его пресловутой «Паломы Бланки». И она поделилась своими мыслями с мужем. Он тут же начал носиться с новыми проектами и строить воздушные замки. Каждый день на прошлой неделе, приходя домой, он произносил новую цифру, все большую цифру, и если бы кто-нибудь мог их подслушать, он подумал бы, что речь идет о Барбаре Хаттон, унаследовавшей мультимиллионы от Вулворта.

– Ты в порядке? – спросил Тодд, выходя из спальни.

– Я немного боюсь.

Удивленный, он сел на край ванны и тихонько обнял ее за мокрые плечи.

– Чего же ты боишься?

– Узнать от Роша сумму денег.

Он рассмеялся.

– Так ты что, денег боишься?

Катрина не нашла, что ответить.

– Это похороны на тебя так подействовали, – сказал он ласково. – Да и перелет был тяжелым. И еще эта погода, ты немножко расстроена, вот и все.

Она кивнула с несчастным видом. Да, Катрина была очень расстроена. Утром она проснулась в подавленном состоянии.

Но больше всего ее мучали страхи. Над ней нависло предчувствие катастрофы. Кашлянув, Катрина сказала:

– А вдруг там не так много денег, как мы думаем? А вдруг…

– Эй! – перебил ее Тодд. – Через час Роша нам все скажет.

– Ну а вдруг?

– Ну что вдруг? Что, там не было замка? Мы ведь знаем, что замок был. Лео не собирался одолжить мне четыреста тысяч? Собирался. Разве он не останавливался все время в «Ритце» и не колесил по всему свету?

Я знаю, что это так. Может быть, он был не очень состоятельным?

– Но ведь ты должен заплатить деньги в понедельник! Это ведь очень важно!

– Ну и что? Роша сказал, что с этим проблем не будет, – Тодд рассмеялся. – Ну, подумай, Роша – типичный законник, он ведь быстро выяснил, что это все – твои деньги. Ты ведь единственная наследница, ты не забыла об этом? Лео оставил тебе все свои капиталы.

Катрина улыбнулась вымученной улыбкой.

– Так что – я дурочка?

– Ну, конечно, дурочка. – Он поцеловал ее в макушку, поднялся и пошел обратно в спальню. – Может, уступишь мне местечко рядом? – крикнул он ей, сбрасывая одежду. – А ты давай-ка привыкай к этому. Мы теперь богачи! У нас до чертиков этих паршивых денег!

Его твердая уверенность успокоила ее. Катрина вылезла из ванны. Она убеждала себя, что Тодди, конечно, прав, и ее страхи безосновательны.

Но позже, когда Катрина одевалась к ужину, предчувствия близкой катастрофы опять завладели ею.

Ее отец подведет ее вне зависимости от того, живой он или мертвый. Он все равно подведет ее. А Тодди нужны деньги в понедельник…

Может быть, дождь в Париже и не лил потоком, как в Провансе, но был достаточно сильным. Все водостоки были залиты водой, а улочки Монмартра сплошь покрыты лужами, и каждый проезжающий по ним автомобиль поднимал фонтан грязи, обливая пешеходов, бегущих по тротуарам. Правда, пешеходов было немного. Паршивая погода загнала всех в дома или бары и кафе, где люди ели и пили, ожидая, пока разойдутся тучи.

В ресторане Вито Сартене посетители и официанты пытались вспомнить, когда в последний раз был такой сильный дождь.

– Такого дождя не было со времен Ноева ковчега, – пошутил кто-то.

Но в угловом кабинете не было ни шуток, ни разговоров о погоде. Там, как всегда, шел деловой разговор.

Сартене подводил итоги своей поездки в Лондон.

– Два дела, – сказал он. – «Тодд Моторс» и «Оуэнс», оба дела на крючке. Даже если он продаст их, все деньги заберет банк. Оба источника иссякли.

Морони вздохнул и передвинул на край тарелки остатки еды. Подобная новость не улучшила аппетит. Вытерев рот салфеткой, он выпил вина, чтобы придать себе сил.