Пантера бесновалась возле поваленных заборов, а голос Крушилы звучал вдали, постепенно затихая:

Мне б скинхэдушкой стать

Или к звёздам

Лететь

Космонавтом,

Спать спокойно и слова

Такого не знать

"Голубой"…

И снова тишина. Нет ни пантеры, ни лилипутов с отвратительными голосами, в чьих рядах затерялся тот, кто уже не мог исполнять великие песни.

— Специальная звезда в пролёте, — потёр руки Рауль, — Кошкам не избежать последней схватки. Вирус, вперёд. Теперь твоя очередь.

Когда следопыт виртуальности исчез за чьей-то оградой, Ириска спросила:

— А в чём его миссия? Он тоже будет кого-то отвлекать?

— Его задача проще — всего лишь выключить свет, — кивнул Рауль. — Ржавая Луна не выносит электричества.

С немым укором Ириска взглянула на серебряную дугу месяца. Мол, не надо мозги парить.

— Не на ту Луну смотришь, — усмехнулся Рауль. — Этой до полнолуния минимум неделя.

— Но не бывает же двух лун сразу, — пожала плечами Ириска.

— Здесь не бывает, — согласился Рауль. — Но есть и другие места. Впрочем, насчёт Ржавой Луны ты попала в точку. Там, где светит она, другие луны не приживаются.

Рауль немного поотстал. Ириска беспечно шла мимо длинных бараков. Клетчатые окна веранды раскрашивали дорогу полем для игры в классики.

— Получается, что Крушило насовсем стал порченным перепевником? — обернулась Ириска.

Вопрос был ненужным. Ответа она не ждала. Хотелось просто прогнать сгущавшуюся тишину.

— Только не говори при нём об этом, — невесело сказал Рауль. — Иначе он обозлится и споёт перепевку о тебе.

— И чем это грозит? — презрительно сощурила глаза девочка.

— На первом этапе люди поверят, что ты такая, как в перепевке. На втором этапе ты такой станешь. А о третьем не будем. О нём легче не знать.

И тут погас свет.

— Как он быстро, — проворчала девочка, сжавшись от оглушительного мрака. — Вирус-то…

— Он знает толк в проводах, — сдержано похвалил Рауль.

Его жаркие сухие ладони закрыли глаза Ириске. Она не протестовала: темнее от этого не стало. На всякий случай девочка крепко зажмурилась.

— Пять шагов вперёд, — командовал Рауль. — Три шага вправо… Осторожнее, забор, — послышалось шуршание по дереву, — Не бойся. Двигай потихоньку, тут недалеко.

Голос оборвался. Ладони исчезли. Ириска не решилась открыть глаза, пока не кончится эта тоскливая тишина. Тишина тут же исчезла. Со свистом подул ветер. Хлопая крыльями и зловеще каркая, пролетела ворона. Стало холодно.

— Ну что ж, Ирисочка, — приветливо, но с ехидцей возвестил Рауль. — Позволь мне представить Ржавую Луну во всём её великолепии.

Глава 46. Полнолуние съеденного металла

Громадный шар страшной багровой Луны полыхал в просвете между скособоченными домишками, ютившимися на пригорке. Небо заволакивала серебристая дымка. В дальних кустах то вспыхивали, то погасали зелёные переливчатые огоньки. Кошки ждали, но нападать пока не решались.

За спиной была стена. Кирпичная, надёжная. Ириска, что есть силы, вжалась в шероховатые кирпичи. Пальцы медленно поглаживали бугорки застывшего цемента, пробираясь то влево, то вправо. Будто надеясь отыскать дверь. То ли в лето, то ли в прежнюю, спокойную жизнь.

Но на дворе осень, а обратный путь закрыт тупиком.

Но почему кажется, хлопни десять раз глазами, и проснёшься?

Так хочется проснуться.

Или перескочить в утро, не похоже ни на что. Туда Ириску пока ещё не пускали ниточки прошлого. Ниточки, истончившиеся до еле заметных паутинок.

Кто сказал, что нельзя перескочить в радостное, счастливое утро?

Крутя тоскливые спирали, в глубине Ирискиной души бродила медленная тягучая мелодия. То затихая, то набирая силу, она подчёркивала грусть, которую испытываешь, когда наплывает неопределённость. Грустно, оттого что непонятно. И в то же время с замиранием сердца предвкушаешь бешеную, неудержимую радость будущего приключения. Даже если после него не будет уже ничего.

"Ничего", просигналенное зелёными семафорами.

Огоньки приближались. Кошки подкрадывались ближе и ближе. Огоньки вспыхивали уже не парами, а десятками и сотнями. Трудно представить, что в одном месте может собраться такая уйма кошек.

Куда исчезло время, когда Ириска любила гладить кошек? Почему оно забылось? Может, нарочно? Может, потому что оно запрещало дорогу к радостному утру?

Да наплевать. Разве сейчас это важно?

Сейчас важно знать, почему пауза затянулась.

— Они не нападают. Чего ждут? — шёпотом спросила Ириска.

— Подхода главных сил, — глухо ответил Рауль.

Голос его, всегда звучавший приятной мелодией, сейчас перекатывался хриплыми комками, словно не он стоял рядом, а Тоскующий По Эпохам. Ириска даже обернулась, чтобы проверить страшную догадку. Но нет, безжалостным взглядом смотрел вперёд именно Рауль. Сияние Луны окрасило красивое лицо кровавыми оттенками и проложило тёмные борозды морщин, заскользивших лучами от носа к уголкам рта. Рауль превратился в древнего языческого идола, чью милость можно купить лишь кровавыми жертвоприношениями.

Это жесткое лицо беспокоило Ириску, и она предпочла отключить картинку, погрузившись в мир звуков. Пускай уже начнётся хоть что-то. Где он, сигнал, трубящий начало последней битвы? Но трубы кошачьей армии молчали.

Тихо играл ветер в изрядно поредевшей листве. Капала вода из прохудившейся водопроводной колонки. Медленно перекатываясь, шуршал комок бумаги. Из кустов доносились несмолкаемые шорохи, но они не казались страшными, если забыть о неисчислимом множестве кошек. И где-то, очень далеко, тикали часы. Несмотря на расстояние, тикали отчётливо и зло.

Невидимые часы почему-то донельзя испугали Ириску, и она вернулась. Звуки притихли. Кусты перестали чернеть, наполняясь зеленоватым сиянием, перед которым меркла даже Луна, у которой крыша далёкого дома отгрызла нижнюю половину.

Ириска никогда не видела столько кошек. Вернее, она могла только догадываться о них, потому что ночная тьма и колючая проволока веток надёжно скрывали хозяев мрака от Ирискиного взора. Сияние само по себе ничего не выдавало. Протуберанцы призрачного света расплёскивались, как волны болельщиков на стадионе. Поднимаются десять, двадцать людей, а то и полторы сотни, и по трибунам перетекают спазмы азартного восторга. И тот, кто даже не думал вскакивать, уже обнаруживает себя на ногах с бестолково машущими руками и разинутым ртом, откуда несётся истошный нечленораздельный рёв.

Только в кустах колыхался не восторг и не веселье, а ужас. Ужас непонятного. Потому что ждать хорошего бессмысленно.

— Рауль, — прошептала Ириска, — Мы не сможем разделаться с ТАКОЙ оравой. Мы не сумеем даже убежать. А уж биться…

— Утихни, глупышка, — неожиданно голос Рауля прозвучал мягко и ласково.

Казалось даже лениво, словно Ирискиного спутника совершенно не заботила неисчислимая орда, готовая вот-вот броситься на них.

— Зачем нам с ними биться? — рука ободряюще хлопнула по плечу.

Ириска вздрогнула, то ли от испуга, то ли от холода. Но потом тепло пальцев постепенно просочилось сквозь куртку. И сквозь кожу, заползая всё глубже и глубже и убаюкивая волнение и страхи, напряжённо ворочавшиеся в душе. Даже сияние перестало пугать. Теперь оно казалось переливами светомузыки полуночной демонической дискотеки.

— Разве они — наша цель? — рука соскользнула с Ирискиного плеча и обвела вражьи полчища. — Мы пришли за Панцирной Кошкой. Когда отступают тени, Панцирную Кошку чувствуют даже люди. А уж коты и подавно. Мы уничтожили тени. Осталась лишь сама уродица.

— Я её увижу? — прошептала Ириска, сглотнув комок волнения.

— Ты её видела и до этого. Но её прикрывали тени.

Три остроухих головы на кирпичной стене. Три тени. А за ними темнеет что-то неопределённое и страшное. Тени рассеивались, но девочка упрямо ставила их на места. Картинка прошлого. Того, что случилось давным-давно. Когда Ириска не знала про пять главных сторон света. И про спицы, которые их укажут.