Изменить стиль страницы

В возрасте шестнадцати лет мне случалось танцевать перед публикой без музыки. В конце танца кто-то из зрителей крикнул: „Это – Девушка и Смерть!“ И с тех пор танец стал называться „Девушка и Смерть“. Но я не это хотела изобразить. Я только пыталась выразить пробуждающееся сознание того, что под каждым радостным явлением лежит трагическая подкладка. Танец этот, как я его понимала, должен был называться „Девушка и Жизнь“. Позже я начала изображать свою борьбу с Жизнью, которую публика называла Смертью, и мои попытки вырвать у нее призрачные радости…»

Однако нужно признать, что Айседора испытала в своей жизни отнюдь не «призрачные» радости. У нее была мировая слава, ее любили замечательные, знаменитые мужчины, а русский поэт Сергей Есенин, «королевич с соломенными волосами», писал прекрасные стихи о своей любви к «божественной босоножке»…

Платье мадам Бовари. Алиса Коонен и Александр Таиров

Закулисные страсти. Как любили театральные примадонны i_009.jpg

Про них говорили, что у Коонен был только Таиров, у Таирова была только Коонен, и у них был единственный ребенок – Камерный театр…

Александр Таиров создал этот театр прежде всего как театр Коонен. Репертуар строился в расчете на ее актерские данные. А данные у Алисы Коонен были редчайшие. Она была великой трагической актрисой, и пожалуй, единственной трагической актрисой в русском театре. Трагедию, кроме нее, никто не играл.

О ней точно сказал замечательный актер Василий Иванович Качалов: «В ней сто детей и сто чертей». Своенравная и своевольная, Алиса Коонен жила только Театром.

«Когда бьется сердце от первой встречи со зрителем, не знаешь, какой он сегодня, надо ли будет его завоевывать или сразу он кинется к тебе, и тогда понесешься как на крыльях, и весь вечер – точно пасхальный праздник в детстве! Кружишься в вихре невиданных чувств, страстей человеческих, страданий и радостей, во всех вихрях и метелях, какие бывают в жизни людей», – писала она в своих воспоминаниях.

Родилась Алиса 5 октября 1889 года в Москве. О своем рождении она писала: «Семья наша жила бедно. В день, когда я появилась на свет, не было денег, чтобы купить ваты, которую требовала акушерка. И мама сняла с себя крестильный крест, который отец пошел закладывать в ломбард».

Самые яркие впечатления детства Алисы связаны с различными театральными действами – новогодней елкой у богатой соседской девочки, рождественским балетным утренником («Я долго не могла прийти в себя, и дома бесконечно кружилась, придумывая какие-то невероятные пируэты, а потом кланялась, кланялась воображаемой публике…») и, конечно же, первым посещением драматического театра («Я много дней оставалась под впечатлением увиденного…произносила загробным голосом импровизированные монологи и „гипнотизировала домашних“»).

На лето семейство уезжало в имение к более состоятельной сестре мамы, в Тверскую губернию. Тетка была в прошлом провинциальной актрисой и любила устраивать у себя любительские спектакли, в которых участвовали и взрослые, и дети. «Взрослые чаще всего разыгрывали веселые комедии и водевили, а дети – живые картины и детские пьесы, – вспоминала Коонен. – Здесь, в театре на берегу, правда, не озера, а чудесной реки с лилиями и кувшинками, начала я, подобно Нине Заречной, свою актерскую жизнь.

Случилось так, что в одном из детских представлений меня увидела родственница Марии Петровны Лилиной (актрисы Художественного театра. – Ред.)…

и, как я узнала потом, сказала Станиславскому: „Я увидела в домашнем театре в Стречкове девочку, которая, когда вырастет, должна стать твоей ученицей“. Константин Сергеевич рассказал мне об этом, когда я поступила в школу Художественного театра».

В театральную школу Алиса пришла, когда ей не исполнилось и шестнадцати лет, – едва успев окончить Первую московскую гимназию. Еще в старших классах гимназии она чрезвычайно увлеклась именно Художественным театром, а кумиром ее был Василий Иванович Качалов.

На экзамены она почти опоздала, шло уже второе прослушивание, но Алису все же допустили пред строгие очи высокой комиссии. И ее приняли.

В МХТ Алиса Коонен проработала девять лет. В замечательной энциклопедии Московского Художественного театра в статье об Алисе Георгиевне Коонен перечисляются наиболее крупные роли, сыгранные ею во МХТ, и, в частности, говорится: Коонен имела принципиальный для себя самой успех в роли цыганки Маши («Живой труп», 1911) и в роли Анитры («Пер Гюнт», 1912). Анитру она играла-плясала босиком, решая образ через экзотическую буйную пластику, через «восточный орнамент» ритмов; для Маши у нее была плавная медлительность, строгая простота всего облика, черный гладкий шелк платья, черный гладкий шелк разделенных пробором волос, поющий голос, полный счастья, страсти и муки; роль явила внутренний сосредоточенный жар, трагическую заразительность переживания».

Знаменитый английский режиссер Гордон Крэг, прибывший в Москву по приглашению Станиславского, репетировал с Коонен Офелию. Его так впечатлила игра молодой актрисы, что он предложил Станиславскому: «Я заберу ее в Италию и сделаю там для нее монотеатр». Константин Сергеевич ответил: «Мисс Коонен любит быть окруженной людьми и умрет от одиночества и тоски в вашем монотеатре».

При расставании Крэг подарил Коонен свою фотографию с надписью: «Моей идеальной Офелии мисс Коонен. Гордон Крэг. 1910 г.»

Алиса была не просто востребованной актрисой, к 1913 году она была уже знаменитостью – одной из любимых учениц Станиславского, звездой МХТовских капустников.

Однако, несмотря на успех в МХТ, Алиса в том же 1913 году ушла в организованный Константином Марджановым Свободный театр. Ее «бог и кумир» Василий Качалов, узнав об этом, сказал Алисе: «Послушай, это же сюжет для пьесы. Ей-богу! Если бы я был Чеховым, непременно написал бы о тебе пьесу. Недаром Немирович как-то назвал тебя Ниной Заречной с Патриарших прудов. Скажи сама, разве это не пьеса: молоденькая актриса, одержимая своими идеалами и мечтами, бежит из солидного столичного театра, бросая вызов дирекции, и шикарным жестом кладет на стол контракт, подписанный в какой-то несуществующий театр. Ведь у Марджанова никакого театра пока еще нет».

Кстати, как писал в своей книге воспоминаний «Мой век, мои друзья и подруги» Анатолий Мариенгоф: «У Качалова в свое время был немимолетный роман с Коонен. Дома встал мучительный вопрос о разводе. В это время Нина Николаевна (жена Качалова. – Ред.) серьезно заболела. Болезнь дала осложнение – безнадежную хромоту.

– Теперь уж я никогда не разойдусь с Ниной, – сказал Василий Иванович.

И, конечно, умер ее мужем».

До встречи с Таировым, кроме романа с Качаловым, у Алисы была еще одна любовная история. На этот раз в молоденькую актрису влюбился писатель Леонид Андреев, имевший в то время в России оглушительную славу.

Он увидел Коонен на репетиции его пьесы «Жизнь Человека» в Художественном театре – одетая в прозрачный хитон она танцевала в сцене бала. После репетиции он прошел за кулисы и попросил представить его актрисе. Они познакомились. После Андреев говорил Алисе, что она напомнила ему его покойную жену, умершую совсем молодой, которую он очень любил.

Они стали часто встречаться. Когда Андреев возвращался в свой Петербург, то писал Алисе чудесные длинные письма. А приезжая в Москву, бывал на всех ее спектаклях, потом усаживал в роскошные сани, и они ехали кататься.

«Я очень скоро поняла, – писала Коонен, – что, несмотря на громкую славу, окружавшую Андреева, передо мной человек одинокий, глубоко несчастный, и стала относиться к нему со смешанным чувством нежности и жалости, радуясь, когда мне удавалось разогнать мрак, отчаяние, которые так часто мучили его».

Дальше Коонен вспоминает: «В один из своих приездов Андреев пришел с большой папкой. С гордостью он сказал, что привез показать мне выполненные им самим чертежи дачи, которую, как я уже знала, он собирался строить на Черной речке, недалеко от Петербурга. С увлечением рассказывал он, какой это будет замечательный дом, и, показывая отлично нарисованную высокую башню, сказал, что мечтает о том, чтобы в этой башне жила я. Я постаралась превратить все в шутку и, смеясь, ответила, что больше всего на свете не люблю и боюсь замков и башен и что, если бы мне пришлось тут жить, я наверняка бросилась бы с этой башни вниз головой. Приехав в другой раз, Андреев сообщил, что привез из Петербурга мать, чтобы познакомить ее со мной».