Девушка до сих пор отказывалась внятно объяснить себе другое обстоятельство. А именно: как могло случиться, что она позволила так далеко зайти своим с ним отношениям в первый же день их знакомства и почему он сам способствовал этому? Для чего он возил ее по всем своим домам? Не ради же хвастовства, в самом деле?
Кэт нуждалась в объяснениях и поэтому ответила на поздний звонок.
Том елейным голосом стал звать ее обратно. Просил прощения за свою подозрительность и невоздержанность. Обещал, что больше это не повторится. Но Кэт оборвала его, сказав:
– Не пытайся убедить меня дипломатичными речами, Том. Согласись, мы переступили грань отстраненной вежливости. Теперь пути назад быть не может.
– Звучит трагически, – грустно пошутил он. – Но я тоже не заинтересован в пути назад. Меня больше привлекает то, что у нас с тобой впереди.
– Том, я бы хотела, чтобы все это оказалось правдой. Но очень боюсь верить словам. То, что я тебе наговорила в больничном коридоре, было продиктовано моими страхами. Однако было бы неправильно вовсе не принимать их в расчет. Рано или поздно они все равно вырвались бы наружу. Что и случилось сегодня. Сознаю, что я глупая, трусливая и незрелая. И возможно, к лучшему, что мы вовремя все прояснили, чтобы не морочить больше друг другу голову… Нам лучше расстаться, Том, – горестно подытожила Кэт.
– Не слишком ли легко ты сдаешься, милая? Не ожидал, что тебя обескуражит такая маленькая сложность на пути к цели. Кэт, детка, я тоже готов принять все твои упреки с той лишь маленькой поправкой, что это была лишь мизерная часть моего к тебе отношения, и те ошибочные умозаключения, которые я сделал в первый день нашего знакомства, должны были развиться в настоящее узнавание. Но этого не случится, если мы расстанемся. И, уверен, тебе тоже не помешало бы узнать меня лучше… Другое дело, если ты стыдишься меня… Во всяком случае, так мне показалось.
– Нет, Том, нет! – воскликнула Кэт в трубку. – Я не стыжусь тебя. Мне очень жаль, что ты мог так подумать… Я просто не могу представить, как нам быть вместе. Я разрываюсь между работой и домом престарелых. До последнего времени в этом была вся моя жизнь. И именно из-за этого страдали все мои прежние отношения. Ведь близость с другим человеком требует такой самоотдачи…
– И ты струсила? – спросила Томас.
– Да, – честно ответила Кэт.
– Ты не готова пойти на это даже на короткое время? – сухо спросил он.
Кровь отлила от лица Кэт.
– Нет, не готова. Тем более на короткое время. Прости, Том, – сказала она и положила трубку.
Вплоть до последнего его вопроса она еще лелеяла надежду, что речь идет о судьбе, а не о скоротечном романе. Но Томас сам внес ясность, после чего любая мечта становилась самообманом.
Кэт не ждала, что Том позвонит вновь, но все же отключила телефон. Просто она чувствовала, что не сможет ни с кем другим говорить без того, чтобы не расплакаться.
Она легла на кровать и невольно стала думать с тихой грустью о том, что потеряла уже наверняка, вспоминая все, что ей так полюбилось в Томасе, даже его взбалмошность и непредсказуемость, подарившие ей три незабываемых дня.
Девушка подавляла в себе желание разрыдаться. И ей это удалось. Чем подробнее она вспоминала события последних дней, тем фантастичней они ей казались, словно сон, увиденный наяву. Она обязала себя стоически пережить этот разрыв, потому как, в сущности, они и не были парой. Наполовину притворство, наполовину вожделение – все, что объединяло их.
И все-таки в лучшие моменты их общения Томас был удивителен. Он покорил ее своей нежностью, силой, вдумчивостью, физической красотой…
Кэт поняла, что ей следовало быть более трезвой. Она слишком поспешно предалась своим грезам, из-за чего не сумела оценить по достоинству те отношения, что у них были. Они могли наслаждаться взаимным общением, но Кэт показала себя настоящей дикаркой, которая сначала очертя голову кинулась в объятья Тома, а затем так же лихо и безапелляционно оттолкнула его от себя. В результате сама себя обрекла на нелестную роль бывшей случайной любовницы богача, лишив себя шанса дружеского общения с содержательным и благородным человеком.
Странно, что он мог всерьез заподозрить, будто она стыдится его. Если кого Кэт и стыдилась, то только себя. И то, что она бережет бабушку от эмоциональных потрясений, тоже было наскоро изобретенной ложью. Следует признать, что она просто замкнулась в своем маленьком мирке, в котором было место только для нее и бабушки, все же остальное воспринималось ею как помеха. Занятость стала ее оправданием одиночества, а все сетования только усугубляли степень зависимости Кэт от привычки.
До этих пор, встречаясь по большей части не с теми парнями, она убедила себя в том, по ее мнению, бесспорном факте, что проблема именно в них и в их отношении к ней. Она внушила себе невозможность разрываться между любовью к человеку, которому она всем обязана, и желанием наладить свою собственную жизнь. Одна мысль о том, что ей придется много претерпеть, прежде чем судьба сведет ее с человеком, с которым она сможет делить не только радости, но и проблемы, заставляла ее капитулировать при первом же осложнении.
В силу своей профессии Кэт научилась конструктивно оценивать и интерпретировать жизненные вехи героев своих некрологов, но не смогла провести беспристрастный анализ собственной биографии и мировоззрения.
И если для девятилетнего ребенка было простительно без борьбы сложить крылья, то в поведении взрослого самостоятельного человека, которому не на кого уповать, это проявление малодушия не заслуживало оправдания.
Так впервые в своей жизни рассуждала Кэт, отходя в тот вечер ко сну.
Предстояла новая рабочая неделя с ее привычным распорядком. Кэт с неудовольствием думала о том то, что раньше было ее спасением от тревог. Теперь она постановила дать бой всему машинальному, застоявшемуся, казавшемуся ранее единственно верным, что, однако же, всякий раз приводит ее к одинаковому разрыву в отношениях с людьми. Кэт мысленно дала себе наказ с наступающего дня досконально и критически осмысливать каждое свое побуждение, желание, мнение, поступок. Теперь она должна четко сознавать, для чего предпринимает то или иное действие, чтобы впоследствии не лежать в постели на мокрой подушке, обхватив руками колени, из-за того, что жизнь вновь продемонстрировала ей свое коварство.
Кэт утерла слезы с сознанием того, что справится, что эти суровые мысли посетили ее не напрасно, что очередной жизненный этап ею худо-бедно прожит, на сей раз без страховки со стороны самоотверженной бабушки. Томас Рассел и время, проведенное с ним, навсегда останутся для нее сказочными воспоминаниями, вдохновляющими ее на серьезную работу над собой. Кэт убедила себя в том, что если бы ее жизненные установки были более целостными, то и Том увидел бы в ней не столько сексуально привлекательную блондинку, но в первую очередь женщину, с которой можно строить общее будущее. Ведь если основываться на его рассказах об отношениях с покойной супругой, то именно к этому он и стремился.
И у Кэт есть все, чтобы достигнуть своей цели.
Однако начало новой жизни было омрачено отекшим лицом, которое взглянуло на нее из зеркала поутру. Многие-многие пролитые слезы и интенсивность пережитого обезобразили юное личико, подтолкнув к оперативным действиям.
Кэт мельком припомнила все необходимые рекомендации. Наложила на лицо компресс, потратив двадцать минут пассивности на то, чтобы вновь провести мысленную инвентаризацию своих жизненных установок. Однако вскоре ее рассуждения отклонились в сторону выбора подходящего наряда, который смог бы наиболее выгодно подчеркнуть ее духовное преображение.
Девушка закапала в глаза профилактические капли для ясности нового взгляда, припудрилась, покрыла губы мягким ворсом аппликатора блеска, решила, что тушь ей не повредит, натянула топ и юбку, простые и непритязательные. В ее представлениях, цельный человек не должен нуждаться в особых ухищрениях и спецэффектах.