— Ничего подобного я не испытывал за всю свою жизнь.

— Уж так и ничего? — игриво усмехнулась она.

— Клянусь Афродитой!

— Ради всех богов — не торопись! Иначе тебя ненадолго хватит, друг мой.

— О сладость! Августейшая роща! Я счастливее самого бога!

— Я рада за тебя, дорогой!

С его уст сорвался стон, перешедший затем в затухающее рычание; она захлопала ладонью по его спине, увещевая:

— Тише, тише! Ты поднимешь на ноги всех моих служанок.

Не испытанное доселе наслаждение перехватило его дыхание и лишило сил, но это длилось недолго. Сознание, на миг покинувшее его, возвратилось. Однако он себе казался пустым, как амфора, из которой до капли все выцедили. Про себя же он отметил, что ноги её вытянуты и теперь уже не он, а она целует его, и лицо её с закрытыми глазами, в ворохе распущенных волос, одухотворенное любовью, изумительно прекрасно.

До самого рассвета продолжались их любовные утехи.

Усталые и опустошенные, лежали они рядом на широкой голубой постели. И каждый был занят своими мыслями. Она думала: "Как тихо! Как покойно и хорошо! Ничего не надо". Филон думал: "Я добился любви царицы. Кому такая удача выпала в жизни? Теперь и умереть не страшно. Ибо я испытал все".

Он склонился над ней и посмотрел в её умиротворенное тихое лицо. Он прошептал:

— Прекраснейшая, я хотел тебе сказать… Ты слышишь меня?

— Слышу, — прошептала она, не открывая глаз.

— Располагай мною, как тебе вздумается. И знай — Филон исполнит любое, даже самое невозможное, твое желание.

Длинные черные ресницы задрожали и слегка поднялись. Она взглянула на него все равно что чистое утро.

— Ты хочешь сказать, что твоя жизнь принадлежит мне?

— Да, царица.

— И ты говоришь, что исполнишь любое, даже нелепое, мое желание?

— Да, прекраснейшая!

— Ловлю тебя на слове. Вначале поцелуй сюда. — Она указала пальцем на ямочку на горле, поверх ключиц, и он с удовольствием исполнил её желание. А теперь внимай, друг милый. Если твоя жизнь принадлежит мне и я могу распоряжаться ею как хочу, так я и распоряжусь. Вот что, Филон. Я возвращаю тебе твою жизнь! Я тебе её дарю! И ничего от тебя не требую. Никакой платы. Живи, Филон! И делай свои дивные статуэтки. Но знай, мы уже более никогда не будем вместе. Я запрещаю тебе искать со мною встречи.

Это была поистине царская милость. Филон был потрясен, но не хотел уступать ей в благородстве и щедрости. Он сел на колени и, сверху смотря на лежащую женщину, прикрытую голубой тонкой простыней, сказал:

— Я не уйду отсюда, пока не услышу твоего желания, которое должен исполнить. Я так решил. Пусть даже я умру за тебя, милая царица. Повели.

— У меня нет желаний.

— Это неправда.

— Сегодня у царицы нет желаний, — повторила она, как маленькая капризная девочка. — Я ничего не хочу, кроме одного — лежать и не двигаться. Ни о чем не думать. Никого не видеть. Остаться одной, — шептала она, снова закрывая глаза.

Он же, как демон-искуситель, напомнил:

— Твоя сестра Арсиноя и Антоний. Вот от кого тебе беда!

Это было уже слишком. Она поморщила нос и произнесла с легким раздражением:

— Не надо мне напоминать об этом, Филон. Не надо. Я не хочу никому зла. Если бы только оставили меня в покое. Если бы меня только не трогали! Что им всем до меня? До моего Египта? Ведь я не лезу в их дурной Рим! Я не требую золота, пшеницы, драгоценных камней! — Она резко села, сдернула простыню, чтобы не путалась в ногах, и встала на ковер.

Филон смотрел на неё с восторгом. Голая, она была чудо как хороша. "Божественная Исида! — молил про себя Филон. — Ты подарила мне женщину, ради которой я готов на все, а она этого не желает. Научи, как помочь ей. Я знаю, что она нуждается в защите".

Царица подошла к окну и отдернула занавески. Свежий утренний ветерок дунул ей в лицо и заставил зажмуриться, но пахло, так чудесно пахло росистой листвой и травами, что невозможно было надышаться.

Филон подошел сзади с распашной туникой и накинул ей на плечи. Она молчаливой улыбкой поблагодарила его. Он шептал:

— Не оставляй Арсиною. Пока жива, она не даст тебе покоя.

Все ещё не соглашаясь, она отрицательно покачала головой. Это задело его самолюбие. Он решил настоять на своем.

— Погляди, как высоко! Если ты не позволишь мне ехать в Эфес, я брошусь вниз.

— Безумный Филон! Это ребячество.

— Я так тебя люблю!

— Но это совсем не значит, что надо разбивать себе голову. Будь благоразумен!

— Прекраснейшая, ты забыла наш уговор.

Она посмотрела на него пристально и, вздохнув, отошла от окна. Неожиданно она решила ему уступить.

— Уговор так уговор. Ты мужественен и храбр, мой Филон. Мне это нравится. Кому как не героическим мужчинам совершать подвиги? Если ты хочешь быть полезным Египту, спасти его от ромеев, от Антония, от Арсинои, а главное, от междоусобицы, то действуй! Кстати, вот и возможность отомстить за напрасно пролитую кровь доблестного Ахиллы и за свое бегство… Антоний без Арсинои не посмеет двинуться на Египет. У него не будет для этого причин. Да и Октавиан не дремлет. Они следят друг за другом, как хищники, ожидая, когда кто-нибудь из них сделает опрометчивый шаг.

— Клянусь тебе, царица, — воскликнул Филон пылко. — Я отправлюсь в Эфес и освобожу тебя от сестры твоей. А потом, если прикажешь, настанет черед и для ромея.

— Его лучше не трогать. Я бы не хотела подвергать тебя ещё большей опасности. Пусть лучше ромейский триумвир останется жить. Чашу смерти он выпьет, как и каждый из нас, в свое время. А тебе, коль ты отправляешься в храм Артемиды, я дам вот что…

Клеопатра подошла к полированному столику из темного дерева; на нем стояла шкатулочка, облицованная слоновой костью, она достала из неё серебряный перстень с зеленым камнем и передала ему.

— Пусть этот заговоренный перстень станет твоим талисманом и защитой в пути.

Филон посмотрел на перстень и разглядел филигранно выполненную змею, как бы оплетающую камень по овалу и кусающую себя за хвост.

— Уроборос! — проговорил он торжественным шепотом.

— Это мой тайный знак.

— Одно — это все! — Филон назвал формулу данного эзотерического изображения.

Клеопатра с любопытством посмотрела на него; он спокойно, с достоинством выдержал её взгляд. Она решила, что он знает больше чем надо.

— Ты знаком с "Вечным деянием"?

— Я не посвящен в таинства жрецов. Но изучал надгробные памятники и склепы и часто видел там Уробороса.

— Если ты покажешь его кому следует и проговоришь то, что сейчас сказал, ты получишь помощь, в которой нуждаешься. Никто не оставит тебя в беде. Кроме этого, он поможет тебе избавиться от колдовских чар, которые будет насылать на тебя моя сестра, а она очень сведуща в искусстве Гекаты. В порту ты покажешь перстень кормчему галеры «Ника».

— Родосцу Серепе?

— Ты и его знаешь? — удивилась Клеопатра, а сама подумала: "Слишком много совпадений. Это недобрый знак. Недаром сердце щемит. Ах, если бы можно что изменить! И не посылать его… не посылать".

— Серепа покупал у меня партиями статуэтки и отвозил их на продажу в Милет.

Клеопатра сказала:

— На этот раз он доставит тебя в Эфес, а оттуда снова возвратит в Александрию. Только будь осторожен. Никто, кроме Серепы, не должен знать, что ты от меня. И что у тебя Уроборос. Знай, если он попадет в чужие руки, это может стать для тебя несчастьем. Я бы не хотела, чтобы это произошло. Уробороса ты должен возвратить только мне.

Филон поцеловал перстень, как святыню.

— Будь уверена, царица! Я не выпущу его из рук. И никто не узнает, что он от тебя. Я сохраню все в тайне.

— О мой храбрый и мужественный Филон! — проворковала с нежностью Клеопатра, обвила его шею руками и прижалась к его груди; она приподняла лицо и подставила свой полуоткрытый рот для последнего поцелуя.

Филон с жаром поцеловал её. Она отстранилась.

— Тебе пора. Ты должен идти. Да сопутствует тебе удача!