ИНТЕРЛЮДИЯ

По всем меркам война шла плохо.

Сидя и размышляя во время очередного бесконечного совещания, Его Превосходительство Гранд-маршал Тирнас Керчан, герой кампании Варентиса и Верховный Главнокомандующий Всеми Силами Славных Армий Императора в Брушероке, обдумывал факты, которые он узнал сегодня, и не нашел ничего, что могло бы его порадовать. Уже почти два часа сидя во главе длинного стола в центральном зале для совещаний в своем штабе, он слушал отчеты своих офицеров о ситуации на фронтах. И во всех них, во всем этом нездоровом лицемерии, в жалких попытках переложить вину за свои ошибки на других, в докладе каждого командира главной мыслью было одно и то же.

Они проигрывали войну.

- Гранд-маршал? – шепот его адъютанта, полковника Влина, сидевшего в кресле рядом, прервал цепь его мыслей.

Отвлекшись от своих безнадежных размышлений, гранд-маршал внезапно понял, что забыл, о чем шла речь в очередном докладе. Подняв взгляд, он увидел, что глаза всех, сидевших за столом, обращены к нему, тревожно ожидая его реакции на последний доклад. На секунду, пытаясь вспомнить имя офицера, стоявшего перед ним, гранд-маршал почувствовал себя в безвыходном положении.

- Да, хорошо… Очень хорошо… - с трудом проговорил  Керчан. – Очень убедительно и четко. Превосходный анализ, генерал… э…

- Душан, - вполголоса сказал Влин, подняв перед своим лицом папку с бумагами, чтобы другие не слышали, что он говорит.

- Да, генерал Душан, - сказал гранд-маршал, повернув голову к офицеру и ободряюще кивнув. – Ваше понимание обстановки похвально.

Душан явно испытал облегчение, его лицо, похожее на морду хорька, засияло от похвалы, он гордо выпятил грудь и низко поклонился, выражая благодарность, перед тем, как снова занять свое место.

«Посмотрите на него», угрюмо подумал гранд-маршал. «Этот человечишка – идиот. И едва ли он один такой здесь. Я окружен идиотами. Весь этот проклятый город, кажется, битком набит идиотами, трусами и невеждами».

Гранд-маршал задумался, не стоит ли наказать Душана в пример остальным. Обвинить его здесь и сейчас, приказать арестовать его и отправить под суд по обвинению в некомпетентности. «Это поможет внушить остальным страх Императора», подумал он. «Заставит их встряхнуться и проявить энергию, из страха, что с ними может случиться то же самое». Идея выглядела очень привлекательной, но он был вынужден отказаться от нее. В конце концов, он только что похвалил этого человека. И если он откажется от своей похвалы так быстро, он будет выглядеть нерешительным. Нет, нравится ему это или нет, этого идиота Душана нельзя арестовывать, по крайней мере, до конца этого дня. Сейчас он почти так же неприкосновенен для власти гранд-маршала, как останки Имперского святого. Это был вопрос сохранения необходимого уважения в цепи командования. Если гранд-маршал высказал свое мнение, эти слова уже нельзя взять назад.

«И, кроме того», подумал Керчан, «это именно я повысил Душана в звании и назначил на эту должность. Наказание его за некомпетентность может быть воспринято как признание того факта, что я ошибался, выдвигая его. Но гранд-маршал не может признать, что совершил ошибку, неважно какую. Он должен казаться непогрешимым. Позволить думать иначе означает фатально подорвать то праведное благоговение, которое каждый гвардеец испытывает перед мудростью своих начальников. Ну, по крайней мере, большинство из них испытывают благоговение. Природа войны такова, что на ней всегда будут недовольные»

С молчаливым гневом гранд-маршал обнаружил, что пытается вспомнить офицера, чье место в штабе занимал сейчас Душан. «Как же было его имя?», думал он. «Минор? Минарис? Минован?» Он уже собирался спросить у полковника Влина имя предшественника Душана, как вдруг вспомнил его сам. «Мирован! Вот как его звали». Имя вызвало в памяти ясный образ человека, которому оно принадлежало, и гранд-маршал Керчан почувствовал, что его мрачное и угрюмое настроение стало еще мрачнее.

Из всех офицеров его штаба Мирован всегда казался лучшим и самым способным. Образцовый боевой офицер с замечательным послужным списком, много раз отмеченный в приказах за храбрость, Мирован за похвально короткое время дослужился до генерала. Если у него и был какой-то недостаток, то именно та единственная черта, которую Керчан никогда не мог терпеть в подчиненных. Дерзость.

Мирован был так дерзок, что две недели назад имел безрассудство подвергнуть сомнению одно из военных решений гранд-маршала во время штабного совещания. В ярости Керчан разжаловал его в рядовые и немедленно отправил на передовую. Потом гранд-маршал принял поспешное решение, в котором сейчас горько раскаивался – он назначил на место Мирована его менее чем посредственного заместителя, полковника Душана и повысил его в звании. Хотя гранд-маршал был уверен, что наказание Мирована тогда было правильным решением, сейчас он испытывал пугающее чувство смутной тревоги. «Во многом Мирован был замечательным человеком», печально подумал он. «Во всяком случае, он был чертовски более компетентным, чем все эти подхалимы и бесполезные лакеи, которые день за днем сидят за этим столом и сбивают меня с толку. Что же случилось с ним?»

- Он был хорошим человеком, по-своему, - сказал гранд-маршал. – Было бы жаль, если бы такой человек погиб.

Все остальные, сидевшие за столом, уставились на него. Керчан понял, что по рассеянности высказал свои мысли вслух, прервав разговор, в котором штабные офицеры обсуждали важность доклада Душана. Словно не зная, как они должны реагировать, генералы смотрели на него с выражением то неуверенности, то скрытой тревоги. Даже всегда верный Влин смотрел на него как-то странно. Керчан, однако, не чувствовал смущения. Целая жизнь, проведенная в командовании солдатами, научила его простой истине. Человек, имеющий власть над жизнью и смертью других, никогда не должен извиняться за свое поведение.

- Я вспоминал Мирована, - сказал он, повернувшись к генералу Душану. – После разжалования он был отдан под ваше командование, Душан. Что случилось с ним?

- Я… я не уверен, ваше превосходительство, - сказал Душан, чуть не корчась под пристальным взглядом гранд-маршала. - Я оставил вопрос о его новом назначении одному из моих адъютантов. Чтобы точно сказать, куда его направили, надо проверить батальонный список…

Запинающийся голос Душана, тщетно пытавшегося скрыть свой испуг, наконец, сменился виноватым молчанием. «Он, конечно, назначил Мирована в наихудшее подразделение и на самые опасные задания», подумал Керчан. «Несомненно, куда-нибудь в самое пекло, где Мирован бы не выжил больше недели. В конце концов, если бы их бывший генерал остался жив, всегда была бы опасность недовольства и мятежа среди тех, кто раньше служил под его командованием. Значит, Мирован сейчас, скорее всего, мертв. Конечно, я не ставлю в вину Душану это решение. Недовольство – раковая опухоль. Я бы на его месте сделал то же самое».

Потом, посмотрев в глаза людей, сидевших вокруг него, гранд-маршал понял, что упоминание имени Мирована имело абсолютно непредвиденные последствия. Каждый человек здесь, казалось, был охвачен тем же тошнотворным страхом, что и Душан, словно воспоминание о внезапном падении Мирована так испугало их. Глядя на них, гранд-маршал начал понимать, что совершенно ненамеренно достиг своей первоначальной цели. «Упоминание Мирована помогло», подумал он. «Оно внушило им страх Императора». Уже не в первый раз Керчан был поражен мерой своего гения, когда дело шло о мотивации людей, служивших под его командованием. «Я даже не понял, что я сделал это», подумал он. «И все же, по какой-то счастливой случайности, я добился именно того эффекта, которого хотел. Нет, это не случайность. Сознательно или нет, тот факт, что я добился своей цели, означает, что мне было предназначено это сделать. Когда ты гранд-маршал, не может быть никаких случайностей». Потом, сделав усилие, чтобы изобразить на лице непонятно-зловещую полуулыбку, гранд-маршал снова заговорил с Душаном.