— Добрый день! С благополучным возвращением с Лофотенов, — сказала Роза, как и полагается в таких случаях.

— А ведро для тебя не тяжело? — спросил Бенони у девочки.

Господи, да что он несёт! Хорошо ещё, что можно спрятаться за ребёнка. Впрочем, и Роза тоже в полном смятении наклонилась к девочке и спросила у неё:

— А в самом деле, тебе не тяжело? Может, я его понесу?

— Не надо.

— А ты можешь понести пакет.

— Нет, пакет не такой тяжёлый, — с неудовольствием сказала Марта.

— Уж, конечно, он не такой тяжёлый, как ведро, — засмеялся Бенони. — Вот ведро, оно уж точно тяжёлое... Это дочка Свена?..

— Да.

После этого вступления Бенони преодолел первое смущение и сказал:

— Прошло много времени с тех пор, как я вас видел последний раз.

— Да, время идёт...

— А вы почти не изменились, — сказал он по доброте душевной.

— Так ведь и времени прошло не слишком много.

— Скоро год. Через неделю будет ровно год. У вас всё хорошо?

— Да, спасибо.

— Конечно, конечно. А перемена большая. Замужем и вообще. Вы теперь знатная дама.

— Полное ведро сиропа, — сказала Марта.

Бенони только взглянул на девочку, но не услышал её слов. Но Роза смутилась из-за того, что покупает в лавке такие дешёвые вещи, и сказала:

— Всё для тебя. Ты ведь любишь сироп... Дети и сироп... — Она взглянула на Бенони.

— Дети и сироп, — повторил также и он. Бенони и сам мазал сиропом свои бутерброды и считал это вполне вкусным, но по тону Розы слышно, что она сиропа не ест, стало быть, ведёт свой дом по-благородному.

— Вам, верно, пора домой, — сказал он, — так я не буду вас задерживать.

— Вы меня совсем не задерживаете, — ответила она, — да, да, Марта, сейчас мы пойдём... Я только хотела бы сказать тебе... сказать вам... я хотела бы попросить у вас прощения, так как не отослала вам... ну вы сами знаете что. Это было нехорошо с моей стороны.

Снова его кольцо и крестик.

— Не стоит разговора, — сказал он.

— Я много раз об этом думала, но...

— Если вас это так беспокоит, можете выбросить их в море. Вот и будет с глаз долой, раз уж вон из сердца. Как говорит наша пословица.

Тут Роза вспомнила, что уже распорядилась кольцом, надев его на палец покойнику, но не могла же она заводить об этом разговор посреди дороги.

— Как вы могли подумать, что я способна выбросить их в море! — воскликнула она.

— Значит, не хотите выбрасывать?

— Нет.

Лёгкая волна тёплой радости захлестнула его, и в порыве благодарности он промолвил:

— У меня есть и другие вещички, которые предназначены для вас, но ведь нельзя же мне переслать их вам.

— Нельзя, — ответила она, покачав головой.

— Нет, это просто маленькая ложечка и к ней вилочка, само собой, они из серебра, вот. Это же просто жалкое серебро, вы могли бы, если пожелаете, иметь его дюжинами.

— Спасибо большое, но нет.

— Да я не про то, я не хотел навязываться, я просто подумал... И я вас задерживаю, — вдруг сказал он, собираясь идти дальше... Он испугался как мальчишка, что был слишком груб и неделикатен, заведя разговор об этих несчастных ложечках-вилочках.

Она же воспользовалась возможностью, кивнула и сказала:

— Да, да, всего вам доброго.

— И вам того же, — ответил он.

Странно взволновавшись, он уже начал протягивать ей руку, но, не заметив с её стороны встречной попытки, в полном смятении чувств выхватил у Марты жестяное ведро.

— Ну до чего тяжёлое! За свою работу ты заслужила шиллинг. — И он дал ей монетку. Мысль была не такая уж нелепая, он и сам понял, что спасся из трудного положения. Вообще же он сейчас мало что соображал.

А Марта забыла сделать книксен и поблагодарить. Пока ей об этом напомнили, большой, незнакомый дяденька ушёл своей дорогой. «Беги за ним!» — сказала Роза, и Марта, поставив ведёрко на дорогу, побежала, поблагодарила, сделала книксен и убежала обратно. Бенони стоял и с улыбкой глядел ей вслед.

Потом он медленно побрёл дальше. Вот уже год он не знал такого волнения. Глядя прямо перед собой, он погрузился в свои мысли, порой даже забывая переставлять ноги и ненадолго останавливаясь посреди дороги. «Вот её я когда-то обнимал, ту, которая сейчас ушла в другую сторону. Ах, Роза, Роза, значит, так было суждено... Какое на ней было платье? Или пальто? Да, пальто, кажется было». Ничего он не заметил.

Он вошёл к Маку, доложил о своём возвращении с Лофотенов и предъявил все расчёты. Он по-прежнему пребывал в нежном и размягченном настроении и потому, очутившись лицом к лицу с Маком, не стал говорить: «моя рыба» и «мой товар» — как собирался раньше, — а скромно спросил, доволен ли Мак его поездкой, и намерен ли с завтрашнего дня приступить к мытью рыбы, и наверно Арн-Сушильщик будет потом наблюдать за сушкой, как и в прошлом году.

— Конечно, — отвечал Мак, — ему и карты в руки.

Про себя Бенони думал, или, скажем, подумывал сам приглядывать за сушкой собственной рыбы. Чем ему ещё заниматься всё лето? Но Мак положил ему бревно поперёк дороги, а Бенони был не в том расположении, чтобы после всего недавно пережитого затевать новую перебранку с Маком.

Мак же явно хотел подчеркнуть разницу между ними. Он ни словом не обмолвился о том, что рыба-то по совести принадлежит Бенони, мало того, он начал задавать вопросы по некоторым пунктам счёта.

— Ты зачем покупал рыбу в понедельник, тринадцатого, по такой высокой цене? Она стоила тогда на десять шиллингов за сотню больше... — И Мак выложил депешу, которая это подтверждала. О, этот важный барин Мак, он внимательно следил за всем!

И Бенони ответил:

— А затем, что спустя две недели я купил рыбу на целых двенадцать шиллингов дешевле, чем любой другой покупщик. Думаю, у вас и про это есть депеша? По договорённости.

— С кем?

— Кой с кем из городских, которые хотели отваливать домой. Они были рады привезти домой на несколько шиллингов больше. Но после Пасхи я всё с процентами получил обратно.

— А если бы эти лодки потерпели крушение на пути домой?

— Надо было рисковать, — отвечал Бенони. — Вы на моём месте, верно, тоже пошли бы людям навстречу.

— Ну это уж не твоё дело.

На что Бенони раздражённо ответил:

— Не меньше, чем ваше, думается мне.

Мак пожал плечами. Вдобавок он не стал приглашать Бенони к себе в кабинет, чтобы предложить ему там рюмочку, а вместо того уже под конец сказал:

— Прошу! — и с этими словами распахнул дверь в лавку Когда они подошли к стойке, Мак собственноручно налил большую рюмку коньяка и предложил её Бенони.

Пить здесь? У стойки? Не иначе, Мак из Сирилунна забыл, кто перед ним стоит. Уж здесь-то Бенони и сам мог заплатить за свою рюмку. Он с обидой отказался:

— Нет, спасибо.

Мак удивлённо засмеялся:

— Я стою и подношу тебе рюмку, а ты не хочешь её выпить.

— Нет, спасибо, — повторил Бенони.

Мак смекнул в чём дело и продолжал с той же невозмутимой уверенностью:

— Ах, будь все такие же трезвенники, как ты, Хартвигсен! Кстати, а Свена-Сторожа ты привёз домой? Небось опять примется за свои пьяные выходки!

— Всё зависит от того, как с ним обращаются. А вообще-то он не пьяница.

— Только не хватало, чтобы Эллен плохо с ним обращалась. Они ведь собираются пожениться, — сказал Мак.

Дни помаленьку уходили, а Свен и Эллен всё никак не женились. Уже настала весна, у Мака снова начали блестеть глаза, стали огнестрельные, и он заставлял Эллен без конца откладывать свадьбу. «Я не могу без тебя обойтись до заседания суда, — говорил Мак, — и должна приехать новая служанка, — говорил Мак, — должен же кто-то помогать по хозяйству». Новая служанка, которую взяли на место Эллен, была для своего возраста рослая и неплохая, но лет ей исполнилось всего шестнадцать. Она была вторая дочь Марелиуса из Торпельвикена и приходилась сестрой той самой Эдварде, что, как известно, занималась изучением английского языка. Новые платья, которые могла теперь справлять себе Эдварда, не давали покоя её сестре, вот почему она и решила пойти в услужение...