– Я тебя тоже люблю, – сказала Лора. – Теперь споем вместе наш дуэт?

– Нет. Ничего не меняется.

Она придвинулась ближе к нему, и мука в её серых глазах и уголках мудрого рта была, словно рыболовные крючки, вонзившиеся ему в душу.

– Да, я люблю тебя, Майкл. Но я хотела бы, чтобы я могла полюбить тебя так, как желала. Когда всё таково, каково есть, я ничего не могу тебе дать. Я могу только принимать от тебя, а за это я себя скоро возненавижу.

– Не уносись прочь, – попросил Майкл. – Люби меня до тех пор, пока я тебе нужен. Именно так любят друг друга люди.

– Но это вовсе не так, как я хотела любить. Для меня любовь – это отдавать то, что в состоянии отдать человеку, которого любишь. Я не могу тебя даже коснуться, Майкл, а я хотела бы иметь такую возможность. Я хотела бы, чтобы нам с тобой можно было спать. Я хотела бы сделать тебе приятное.

Майкл ухмыльнулся ей.

– А теперь ты вроде как и не должна подобным образом рассуждать. Ты, вроде как, должна быть чистым духом, который не тревожит желания испорченной плоти. Идея в том, чтобы избавиться от всего телесного настолько, что ты теперь можешь свободно медитировать, и тебя не станут постоянно звать к телефону. Будь как пламя, Лора, как неяркое синее пламя.

– Довольно скоро я такой и буду, – сказала Лора. – Что же мы станем делать потом, во время того короткого «навеки», которое у нас есть? Как нам любить друг друга? Как нам жить вместе и делать друг друга счастливыми?

– Я даже и не знаю, – ответил Майкл. – Думаю, нам надо оставаться вместе и не уноситься слишком далеко друг от друга. Не так уж и много мы можем сделать для себя или один для другого, Лора. Разве что быть влюблёнными, потому что это немного лучше, чем влюблёнными не быть. Тебя это пугает?

– А разве мертвец может испугаться? Даже влюблённый мертвец.

– Они более уязвимы. Кто угодно более уязвим в любви или в колее, или что там из этого ещё получится.

– Что меня немного пугает, – сказала Лора, – это то, что меня узнают. Мы собираемся хорошо узнать друг друга, пока не потеряли почву под ногами, любовь моя. Я частенько думала, как было бы чудесно, если бы люди просто могли поднимать крышки над своими душами и позволять другим туда заглядывать, вместо того, чтобы доверяться словам. Теперь я не так уверена. Я сомневаюсь, полюбишь ли ты меня, если узнаешь.

Майкл рассмеялся.

– Я использую свой шанс. Это как женитьба. Идёт состязание между полным знанием друг друга и смертью. Если смерть приходит раньше, считается, что это – удачный брак.

Внезапно он указал на город.

– Взгляни, не те ли это двое, которые были здесь сегодня утром: Гарри и эта, как бишь её там?

– Норма, – сказала Лора. Она увидела две фигурки в дождевых плащах, ожидавших у светофора. Они держали друг друга за талию. – Слишком далеко, чтобы понять, – сказала Лора. – А вообще-то, похоже – они.

Они наблюдали за парочкой, пока не загорелся зелёный, и парень с девушкой не зашагали через улицу. Они шли так медленно, что зелёный успел погаснуть, когда они ещё не достигли противоположного тротуара, и машины зафыркали им на ноги.

– Удачи вам, бедные дурачки, – пробормотал Майкл. – О, удачи… – он вовремя обернулся, чтобы встретить Лорину улыбку, и пришёл в некоторое замешательство. – Видишь? – сказал он. – Ты ошибалась. С тех пор, как ты чувствуешь себя любимой, ты стала великодушной, экспансивной, сентиментальной. Ты любишь всех, даже молодые парочки, а это от тебя чего-то требует.

Лора улыбнулась и радостно воззрилась на него, не говоря ни слова.

– Я хотел бы иметь возможность тебя коснуться, – сказал он мгновение спустя. – Думаю, мне бы понравилось держать твое лицо в ладонях и покровительственно посматривать на тебя. У тебя была бы прохладная кожа и лёгкие кости, и я бы их чувствовал пальцами.

– Мне это тоже понравилось бы, но я бы при этом смутилась, и моя кожа стала бы горячей и жутко красной. Так всегда бывало. Хотя я не возражала бы, если бы ты этого не сделал.

– И я бы не возражал.

– Добросердечный Морган, -тихо сказала Лора. Всё ещё улыбаясь, она села, выпрямившись, так, чтобы Майкл мог ею любоваться.

И он совершенно внезапно сказал:

– Дотронься до меня. Попробуй дотронуться до моей руки.

– Не получится, Майкл, – она говорила еле слышно. – Я попробую, если ты хочешь. И у меня от этого разобьётся сердце. Но не получится. Время прямых прикосновений прошло.

– Попробуй, – попросил Майкл. – Пожалуйста, попробуй. Подумай об этом. Подумай о том, что ты меня любишь и хочешь до меня дотронуться. Подумай о том, что обычно чувствовала твоя рука, и как ты ею шевелила, и на что это было похоже – касаться чего-то рукой. Протяни ко мне руку, Лора. Это вполне может быть и твоя рука. Великий Символ.

– Майкл…

– Один разок. Одна попытка – и всё. Больше не надо.

Он выставил руку. Она без колебаний потянулась, чтобы коснуться руки рукой. Солнце уже нагрело листву, а город наполнился шумом машин и детей; и Майкл с Лорой, влюблённые, потянулись друг к другу, чтобы взяться за руки, как влюблённым и положено. Была точка в пространстве, где руки их, лёгкие, как дыхание, встретились и стали, казалось, одной рукой, сквозь которую светило солнце и падал лист. Некоторое время они с надеждой смотрели на своё рукопожатие. Затем каждый постепенно опустил взгляд, чтобы посмотреть в глаза другого, вроде бы, виновато, но всё же, надеясь увидеть что-то, что вовсе не их глаза видели. Они не опустили рук и не отвели взгляда друг от друга.

– Ничего, – сказал Майкл. – Я и не думал, будто что-то получится.

– А я что-то почувствовала, – сказала Лора, не в силах вынести печали в его голосе. – По крайней мере, мне кажется, что почувствовала. Возможно, это только воображение…

– Не лги мне, даже чтобы доставить удовольствие. У нас нет времени на ложь.

– Хорошо, – сказала она. – Я ничего не почувствовала. Ничего не вышло. Мы вообще не можем друг друга коснуться. Когда я честно говорю, ты себя лучше чувствуешь? Для меня это так же болезненно, как и ложь.

– Ничего страшного, Лора, – он уронил руку вдоль туловища. – Это неважно.

– Это важно! – вскричала она. – Вот почему я даже теперь не могу удержаться от зависти к Сандре. Что бы она ни брала у тебя, она хотя бы могла отдать вот столечко тепла. А я – ничего. Только моё общество и приятные слова.

– Лора, – сказал Майкл. – Лора, Лора. Сандра немного иначе смотрела на вещи. Для неё обнимать друг друга и спать вместе – это был способ брать. Мы никогда не занимались любовью. Не знаю, чем же это мы занимались, но то была не любовь, оно всегда умирало к утру, – он рассмеялся. – Я тебе кое-что скажу. Однажды мне ужасно понравилось одно стихотворение Эмили Дикинсон -или ещё чье-то. Я помню только одну его строчку, а там говорится: «Душа стремится быть сама с собой». Я любил её всем напоминать. Как-то я её процитировал одному своему другу, и он сказал: «Возможно, но при этом тело бросается на постель чёрт-те знает с кем». Я помню, как он мне это сказал.

Он довольно долго глядел на Лору, ничего не говоря. Один раз он потянулся, как если бы снова попытался дотронуться до неё, но она так быстро отдернула руку, что ей подумалось, а не вообразила ли она вообще это движение. Упал ещё один лист. «В этом году ранняя осень», – подумала она.

– Для меня быть с тобой, как с самим собой, – сказал Майкл. – Я искал тебя, пока был жив. Я относился к этому легкомысленно, чтобы мне не стало слишком больно, если я тебя не найду. А я кидался на постель чёрт-те знает с кем, когда становился слишком уж легкомысленным, но искал-то я тебя, Лора. Некоторое время я принимал за тебя Сандру. Извини, но было темно, а я близорук. Но вовсе не Сандрой была та, которую я любил. И вовсе не в Сандриных объятиях я спал.

– О, дьявол, – сказала Лора. – Почему ты так задержался в пути?

– Моя лошадь пала. Пришлось её съесть – бедное животное. Так ты любишь меня?

– Да. Очень-очень.