До самого вечера я перебирал все доводы "за" и "против".

Конец моим размышлениям положил срочный документ из Ставки. В нем говорилось:

"Воронову, Василевскому, Рокоссовскому, Еременко, Ватутину.

1. Ставка Верховного Главнокомандующего считает, что тов. Воронов вполне удовлетворительно выполнил свою задачу по координации действий Юго-Западного и Воронежского фронтов, причем, после того как 6-я армия Воронежского фронта передана в подчинение Юго-Западного фронта, миссию тов. Воронова можно считать исчерпанной.

2. Тов. Воронов командируется в район Сталинградского и Донского фронтов в качестве заместителя тов. Василевского по делу ликвидации окруженных войск противника под Сталинградом.

3. Тов. Воронову как представителю Ставки и заместителю тов. Василевского поручается представить не позднее 21.12.42 г. в Ставку план прорыва обороны войск противника, окруженного под Сталинградом, и ликвидации их в течение пяти - шести дней".

А я-то мучился весь день, решал, соглашаться или не соглашаться... Теперь волновало другое: мне дано всего двое суток для представления плана, а я еще находился вдалеке от берега Волги. Еще более нереальным казалось время, отведенное для ликвидации окруженных войск.

Как можно устанавливать такие сроки!

Тем не менее надо было немедля приступать к новому делу. Заказал самолет на раннее утро. Остаток вечера и ночь ушли на сборы к отлету, на прощание с боевыми товарищами. Мы очень подружились с Ватутиным, помогали друг другу в работе, и прощание с ним было самым сердечным.

Как и следовало ожидать, в связи с неблагоприятной погодой самолет за мной на следующий день не прилетел. Напрасно я ждал его до полудня. Наконец терпение иссякло. Подготовили два "виллиса". Дорога займет теперь много часов. Длительная тряска на автомашине может снова вызвать тяжелый приступ моей "штатной" болезни, от которой врачи не знали по-прежнему никаких средств. Однако ничто не могло меня удержать на месте. Полученный мною документ требовал максимальной быстроты действий. Я проклинал в душе и плохую погоду, и медлительные "виллисы".

Со мной отправились два генерала-артиллериста И. Д. Векилов и А. К. Сивков и три офицера. В степи свистел ветер, было холодно. Брезентовые полотнища на кузовах наших машин всю дорогу оглушительно хлопали и, конечно, не спасали от холода. Моим опасением была халхин-голская бурка, наброшенная поверх шинели. Спутники мои были в обычных походных шинелях, изрядно мерзли, но терпели. Бурка переходила от одного к другому.

По дороге мы обсуждали план предстоящих действий и, естественно, возлагали большие надежды на нашу артиллерию.

Наконец пройдена половина пути. Мы делаем остановку у одинокого хутора в безлюдной степи. Увидели огонек в окошке. Постучались. Нас встретили приветливо, но хозяйка предупредила, что в доме все больны. В то время в этих краях появилась весьма неприятная болезнь - туляремия, острое инфекционное заболевание с поражением лимфатических желез. Однако мы настолько устали, проголодались и промерзли, что ничто уже было не страшно. Захватили чемоданчик с бутербродами и, стоя вокруг небольшого стола, принялись за еду. Адъютант принес наш "резерв" - бутылку коньяку. Она была очень кстати. Когда бутылка заняла почетное место на столе, у всех радостно заблестели глаза. Мои спутники стали потирать застывшие руки, чтобы, чего доброго, не уронить стопочку с живительной влагой. Сразу начались шутливые разговоры о великой роли таких "резервов" на войне, о своевременном введении этих резервов в дело... Мы спешили, бутылка быстро опустела, бутерброды съедены. Сердечно поблагодарив хозяев дома и пожелав им скорейшего выздоровления, смелее ринулись преодолевать вторую половину пути.

Стемнело, высоко в небе висела луна. Ветер еще более усилился. Даже в монгольской бурке было холодно. Трясло невыносимо.

Наконец к полуночи мы достигли села Заварыгино, беспорядочно разбросанного на значительном пространстве. Где-то здесь находилась "резиденция" Рокоссовского. Долго мы колесили от дома к дому, разыскивая коменданта штаба фронта. В конце концов наткнулись на весьма расторопного младшего командира. Он попросил нас подождать, а сам куда-то сбегал и привел младшего лейтенанта. Тот пригласил нас в тепло натопленную избу, предназначенную специально для нас. Мы тотчас же уснули крепким сном.

Утром выяснилось, что А. М. Василевский направляется для организации отпора наступавшей с юга группировке Манштейна. Мы накоротке встретились с Александром Михайловичем и простились, пожелав успеха друг Другу. Мне так и не довелось побывать у него заместителем - обязанности А. М. Василевского пали на мои плечи.

К. К. Рокоссовский встретил меня очень тепло, и мы не стали терять с ним ни минуты. Прежде всего, надо было точно установить силы и средства окруженного противника. Пригласили начальника штаба фронта М. С. Малинина и начальника разведотдела штаба. Генерал Малинин доложил о состоянии частей и соединений войск Донского фронта, их группировке. Начальник разведотдела представил справку о численности и составе немецко-фашистских войск перед Донским фронтом. По его подсчетам, общая численность вражеской группировки составляла 80 - 90 тысяч человек. Когда я попросил уточнить цифру, он смело и уверенно назвал цифру в 86 тысяч, которые составляют пять пехотных дивизий, две мотодивизии, три танковые дивизии и три каких-то боевых отряда. По данным разведки фронта, в немецкой армии личный состав различных подразделений усиления и тыловых органов являлся до некоторой степени источником для восполнения потерь, понесенных в боевых частях. Докладчик доложил, что немецкая транспортная авиация подвозит окруженным различные грузы, а на обратном пути вывозит раненых и больных, а также часть штабных офицеров для формирования новых штабов вне окруженной группировки.

Когда К. К. Рокоссовский, М. С. Малинин и я приступили к оценке обстановки и выработке замысла предстоящей наступательной операции по уничтожению окруженной группировки противника, предполагалось участие двух фронтов Донского и Сталинградского. Но мне было известно мнение Ставки, что в целях облегчения выполнения поставленной задачи целесообразно иметь здесь один фронт - Донской, которому передать три армии Сталинградского фронта, действовавшие на внутреннем фронте окружения, а остальные силы этого фронта использовать на другом направлении. Я был за этот вариант.

Обсудив втроем сложившуюся обстановку, мы пришли к единодушному мнению: главный удар должен наносить Донской фронт, а вспомогательный - войска, передаваемые из Сталинградского фронта. Мы также пришли к выводу, что ликвидировать окруженную группировку в течение пяти - шести дней, как требовала Ставка, явно невыполнимо. В то же время мы отлично понимали, как важно уничтожить окруженного противника в кратчайшие сроки. Оценив начертание нашего "круглого фронта", его ограниченные ширину и глубину, местность, построенные нами летом оборонительные рубежи, занятые теперь немцами, прикинув соотношение сил и средств, учтя наши реальные наступательные возможности, мы решили мощным таранным ударом с запада на восток рассечь надвое окруженную группировку противника с попутным уничтожением ее отдельных частей. Наступлению главной группировки войск фронта должны были помогать соседние армии, которым предстояло своими активными действиями расширять фронт прорыва вражеской обороны и сматывать ее в сторону флангов. Начало операции было назначено на 6 января 1943 года, как этого требовала Ставка.

Командованию и штабам обоих фронтов было приказано немедленно приступить к разработке планов операции, соблюдая, конечно, все меры скрытности и маскировки. Мы рассчитывали, что внезапность наших ударов должна сыграть большую роль. Обеспечение прорыва обороны возлагалось в первую очередь на артиллерию и авиацию. Должное внимание уделили подготовке тыла обоих фронтов.

Словом, мы старались как можно полнее использовать опыт, накопленный в операциях у Волги и на среднем Дону.