Наши легковые автомашины вскоре стали двигаться вдоль фронта вблизи переднего края. Мы ехали без света и надеялись, что противник нас не обнаружит. Сопровождавшие офицеры говорили, что у противника в ночное время слабая бдительность и по этой дороге можно намного скорей добраться, чем кружить по обходному пути. Действительно, все обошлось благополучно, и мы прибыли в штаб общевойскового соединения. Тут был набросан план нашей рекогносцировки с наступлением рассвета.

Утром мы снова убедились, насколько беспечен здесь противник. Мы разъезжали на легковой автомашине вблизи переднего края. С высот, занятых вражескими войсками, нашу машину было хорошо видно. Несомненно, была видна и вся наша группа, часто останавливавшаяся на дороге. Но ни одного выстрела со стороны противника не последовало. Мы же постарались получше использовать все светлое время суток.

По данным нашей разведки, было известно, что на противоположном берегу Дона находились войска 8-й итальянской армии. Итальянские фашисты, видимо, чувствовали себя здесь в безопасности и вовсе не представляли, что в этом районе возможно наше наступление. Условия здесь были очень трудными. Дон только что покрылся тонким льдом. В полосе предстоявшего наступления на том берегу Дона был наш небольшой плацдарм, имевший протяжение по фронту в 3 километра 400 метров. Левой границей его являлась глубокая балка с крутыми спусками и подъемами, непроходимыми для танков. Противоположный берег балки занимал противник, он имел хорошо оборудованную оборону с минными полями.

Мне, побывавшему в 1932 и в 1935 годах в Италии на больших маневрах в составе официальной советской военной миссии, теперь пригодились тогдашние наблюдения. Я помнил, сколько показного было в этой отсталой армии, как слаба ее артиллерия. Поэтому я не преувеличивал силы противника.

В тот же день состоялась встреча двух командующих соседними фронтами, трех командующих армиями и командующих их артиллерией. Эта встреча имела большое значение для окончательной выработки планов наступательной операции, организации четкого взаимодействия. Стало ясно, что начать наступление войска не смогут в ранее назначенный срок. По ряду причин задерживались оперативные перевозки тяжелой артиллерии, танковых полков сопровождения пехоты и многих других частей, идущих сюда на усиление группировки. Немалую тревогу вызывал и медленный подвоз боеприпасов. Еще большее беспокойство рождали плохие прогнозы погоды на ближайшее время. Туманы могли помешать артиллеристам вести свою разведку, а это в свою очередь грозило снизить эффективность огня. Плохая погода - самое неприятное и для летчиков. Могло случиться и так, что все основные боевые задачи при прорыве обороны противника лягут при такой погоде на плечи одной артиллерии.

Как обычно, посоветовались со старожилами. Они сказали, что декабрь на Дону всегда капризен. Нередко бывают в это время и оттепели - тогда Дон частично вскрывается. А нам непременно нужна была ясная погода, чтобы наша авиация смогла появляться над полем боя. Генералы авиации А. А. Новиков и П. А. Красовский, как говорится, спали и видели хорошую погоду. Командующие фронтами Н. Ф. Ватутин и Ф. И. Голиков усилили подготовку к предстоящему наступлению. Мы, представители Ставки, помогали им, чем могли.

Взялся за гуж...

Мы с А. М. Василевским, продолжая работать в стыке Сталинградского и Юго-Западного фронтов, находились в небольшой хатке, связанной телефоном ВЧ с Москвой. Неожиданно раздался звонок. Ставка вызывала А. М. Василевского. По очень серьезному и немного растерянному лицу Александра Михайловича и по его бесконечным ответам "слушаюсь" было легко заключить, что разговор носил неприятный характер.

Василевский положил трубку и тяжело вздохнул. Сталин обвинял всех нас, представителей Ставки, находившихся здесь, в том, что мы не понимаем необходимости как можно скорее закончить разгром окруженной группировки. Василевскому приказано выехать на место и завершить операцию.

- Что же делать мне? - спросил я Василевского.

- Я не знаю. А впрочем, вероятно, то же, что и мне.

Весьма расстроенный, он распрощался со мной и поспешно уехал.

"Что за перемены настроений в Ставке? - думал я, шагая в одиночестве из угла в угол.- Мы должны начать на среднем Дону важную операцию в очень трудных условиях. И вдруг все бросить... Странно, очень странно".

Зная характер Сталина, я не спешил звонить в Ставку. Мне хотелось несколько оттянуть время и не попасть напрасно под удар. Сначала надо всерьез продумать свои предложения.

Наконец я вызвал Москву и просил разрешения на рассвете выехать в район среднего Дона, чтобы оказать помощь привлекаемой к наступлению артиллерии.

Сталин внимательно, не перебивая, выслушал и, вопреки ожиданиям, сразу утвердил мои предложения. Заодно сказал, что я направляюсь на Дон представителем Ставки в полном объеме.

Положив трубку, я облегченно вздохнул. Еще в ходе операции по окружению войск Паулюса мне приходили в голову мысли о наших больших перспективах на среднем Дону. Так, значит, эта операция все-таки не отменена! Я твердо верил в ее большой успех, сам попросил командировать меня на столь важное направление, чтобы до конца завершить артиллерийскую сторону наступления. И как все сейчас обернулось неожиданно для меня - мне доверено координировать действия двух фронтов в этой решительной операции! Вспомнилась добрая русская пословица: "Взялся за гуж, не говори, что не дюж".

Я тут же позвонил в Москву - в штаб артиллерии и в ГАУ, проверил, как идет отправка войск, вооружения и боеприпасов для среднего Дона. Ответы были обнадеживающими.

- Скоро меня не ждите,- предупредил я своих заместителей.- Понадобится мое участие, присылайте гонцов с документами.

Ночь тянулась долго, плохо спалось. Много раз зажигал электрический фонарик и записывал в свою карманную книжечку длинный перечень самых сложных вопросов. Без конца взвешивал силы противника, наши силы и возможности. В те часы ночных раздумий мне казалось, что операция, хотя и будет трудной, непременно завершится крупной победой.

Самое сложное заключалось в том, что войска надо было сосредоточить на единственном весьма маленьком плацдарме на противоположном берегу Дона. Я побывал на этом плацдарме, прикинул наши скромные возможности сосредоточения артиллерии, танков и пехоты.

Через реку было наведено лишь два плавучих моста для одностороннего движения. По ним предстояло переправить многие тысячи людей, сотни танков, орудий, минометов, грузовых автомашин. Мне бросились в глаза пучки проводов, проложенных по мостам. Один удачный авиационный налет - и нарушится не только переправа, но и связь плацдарма с Большой землей, нарушится вся система управления. Пришлось срочно принимать меры, чтобы обеспечить надежность связи.

Враг не раз пытался уничтожить мосты. Бывало, как только услышишь о появлении вражеских самолетов в районе переправы, так и защемит сердце. Но молодцы наши летчики-истребители и зенитчики. Они всегда были начеку и вовремя отгоняли вражеские бомбардировщики, не давая им атаковать мосты.

Вскоре, к общей нашей радости, было получено известие, что прибывают части 2-й гвардейской армии.

Однако значительное число тяжелых артиллерийских полков, вооруженных пушками-гаубицами 152-миллиметрового калибра, растянулись где-то на железнодорожных магистралях. Некоторые из них оказались в тупике или на запасных путях. Штаб артиллерии в Москве заботился об их скорейшем продвижении, мы, в свою очередь, лихорадочно "проталкивали" их поближе к фронту.

Столь же много усилий требовалось для быстрейшего продвижения транспортов с артиллерийскими боеприпасами. Это была очень напряженная и нервная работа, отнимавшая уйму времени у меня и моих помощников.

За несколько дней до начала наступления из войск вернулся генерал И. Д. Векилов, активно работавший со мной по подготовке артиллерии к наступлению. Он советовал мне немедленно доложить Ставке о создавшемся положении и попросить разрешения оттянуть срок начала операции.