— Тоха! Васильев, ты?

Я сразу узнал приятеля, хотя теперь, это был уже совсем другой человек. Лицо приобрело тот красноватый оттенок, какой бывает у пьяниц. Глаза стали водянистыми, вместо нижних четырёх передних зубов были фиксы, походка стала более уверенной, но добавилась лёгкая хромота. Радости по поводу встречи я не испытывал, скорее это были любопытство и настороженность. Кто знает, как может измениться человек за пять лет. Тем не менее, мы пожали друг другу руки и обнялись. Потом снова вернулись в подъезд и поднялись в Серегину квартиру. Он теперь жил с девчонкой, которую я раньше видел на одной из школьных вечеринок, класса на два младше нас. Помню, что звали её Неля, это была высокая, немного грузноватая девушка, главной деталью её внешности можно считать громкий, весёлый голос и удивительно чистые и наивные голубые глаза. В остальном — ничего особенного. Серёга потащил меня за стол, выпили, закусили крупно нарезанными помидорами с луком и только что отваренным молодым картофелем с постным маслом. Жил Серёга бедно, но после третьей фазы розлива, посветил меня в свой план быстрого обогащения. Он торопливо рассказал мне, как вышел на вербовщика и какие заработки сулит служба в горячей точке.

— Прикинь, Тоха: можно за месяц пол-лимона поднять …

— А ты в курсе, что там стреляют и можно пролететь мимо денег или потратить их все на лекарства. Брось, Серый, ты же отличный шофер, можешь зарабатывать и без этого…

— Завидуешь?

В глазах приятеля появилось незнакомое по отношению ко мне чувство злобы и даже обиды от сознания того, что я не разделяю его стремления разбогатеть на войне.

— Да чему тут завидовать, просто сомневаюсь, что дело выгорит. Это не твоё, Серёга, слишком там всё отличается от того, что ты видел в армейке на действительной…

— Пошёл ты!..

Серёга вскочил из-за стола и замахнулся, намереваясь провести хук слева в голову. Я вовремя успел перехватить его довольно внушительный кулак, взял на болевой, стол опрокинулся. Надо ли говорить, что дело закончилось тем, что я просто ушёл, извинившись перед Нелей, за безобразную сцену, и пару разбитых тарелок. Но девушка не рассердилась, сказав на прощание, что из всех друзей её мужа, я единственный, кто пытался, пусть неуклюже, но отговорить его от контракта. Дав свой номер почты, через который к нам в подразделение шла пересылка всей корреспонденции, я уехал тогда, чтобы вернуться уже в девяносто девятом году. Серёга вернулся из Чечни с простреленным лёгким и без денег, добираясь до дому словно бомж, поскольку ни денег на проезд домой, ни даже новой повседневной формы ему в госпитале после выписки не выдали. Насобирал из того, что было на вещевом складе, потом всё пришлось выкинуть — вещички были так себе: частью с чужого плеча, частью почти утиль…

Добрался он до дома только через месяц, а «боевые» так и не получил, поскольку в ведомостях части и подразделения где он служил, не было отметок о его участии в боевых действиях. Он всё время повторял, сбивающимся от волнения и обиды голосом:

— Не было тебя там, говорят!.. Бумажки всё в морду тычут, а я всё капитана из финчасти помню, что предлагал поделиться 70/30, тогда, мол и деньги получишь, и как белый человек на самолёте домой улетишь… Сука, рыло его свинячье!..

Потом, было всё как обычно: суды, комиссии и наконец — разбой и тюрьма: приятель просто вломился в продуктовый ларёк, с припасённой со службы боевой «эфкой». Тогда он был ещё и в сильном подпитии. Повязали их с новым корешем, таким же алконавтом через пару часов. С тех пор Серёга так и не вырвался из этого порочного круга, так точно описанного в одном комедийном фильме: «украл — выпил — в тюрьму». Страшная по своей сути эта формула, ставшая образом жизни, загубила не только его, но и Нелю и их дочурку, которая из-за травмы головы перестала разговаривать, замкнулась в себе, стараясь спрятаться, как только слышала громкий звук чьего-нибудь голоса. С Серёгой мы потом виделись ещё пару раз, но это был разговор двух иностранцев: ничего кроме самобичевания, перераставшего в плачь по загубленной жизни я от моего приятеля не услышал. Вскоре Неля спилась, не выдержав побоев от мужа и нищеты, а маленькую Танюшу, забрали к себе Нелины родители, живущие в одной из пригородных деревень. Поэтому, когда я смотрю на здешнее небо, то вспоминаю Серёгу и тех многих парней, которым было не место на войне. Перед любым человеком лежит множество дорог, и много дверей, которые можно открыть. Если правильно читать знаки судьбы, то непременно пойдёшь верной дорогой, которая приведёт к заветному порогу, за которым и есть твоя земля, твоё место под солнцем.

Постепенно стемнело, идти по тропе становилось всё труднее. Я сверился с картой: если взять южнее и сойти с тропы, то метрах в двухстах от неё была небольшая поляна, вполне подходившая для привала. Объяснив пленникам, что будет привал, я сменил направление и мы уже через полчаса были на месте. Костёр я запретил разводить, раздав пленным уркам только по пятьдесят грамм воды. Лом держался неплохо, видимо ещё не успел разжиреть на командирской должности, а вот Боров был никакой: он даже воду только расплескал, выпив едва полглотка. Но тут ничего уже не поделаешь: если «положенец» будет совсем плох, придется держать его на стимуляторах до обмена — если урка загнётся уже у своих, то это будут не мои проблемы.

Неожиданно, сознание царапнул импульс мыслеобраза: я сидящий в темноте и двое пленников. Потом картина изменилась и… Передо мной оказался Охотник. Появился побратим как всегда эффектно. Последовавшие за этим события произошли одновременно, от этого всё вышло даже слишком сумбурно и чуть комично, если вы любите чёрный юмор. Пленники заметили моего побратима не сразу: как только Охотник вышел из режима маскировки, его со спины узрел Лом. Урка шарахнулся было в панике, но завалился на землю, совсем забыв про связанные ноги, рухнул мордой в траву. Боров сначала увидел падение своего охранника и лишь потом узрев кровососа, хрипло завопил и просто покатился в заросли шиповника на краю поляны. Чертыхнувшись и показав побратиму кулак, я с трудом приволок обоих бандитов на их прежние места.

— Тихо! Этот кровосос ничего вам пока не сделает, к тому же, они не питаются падалью. Сидите тихо оба, а то подрежу языки и сломаю по пальцу на ноге!

Перестав дёргаться, пленники замерли, боясь даже шелохнуться. Я их понимаю: увидеть самое опасное существо в здешних краях так близко от себя, да ещё узреть, как оно общается с человеком — слишком много всё это для одного дня. Меж тем Охотник, сев на корточки так, чтобы видеть и меня, и пленников, замер. От побратима исходила волна теплоты и грусти — он явно был рад встрече, но все эти мутные пророчества, о которых говорил в прошлый раз Видящий, тяготили его своими мрачными перспективами. Общались мы мысленно, поэтому пленники, замершие до состояния одеревеневших статуй, нас не слышали. Со стороны наша с Охотником беседа выглядела как если бы человек и кровосос просто сидели рядом, не произнося ни слова и не двигая ни единым мускулом тела.

— БРАТ СНОВА ВЗЯЛ ДОБРУЮ ДОБЫЧУ. Я СМОТРЕЛ, ТЫ БЫСТРО ДВИГАЛСЯ — Охотник окрасил мыслеобраз в удовлетворение с оттенком иронии.

— Само собой, как у тебя пока не получается.

— ЭТО НЕВОЗМОЖНО. ЛЮДИ, ДАЖЕ ТАКИЕ КАК ТЫ, НИКОГДА НЕ СРАВНЯТСЯ С ИЗМЕНЯЮЩИМИ В СКОРОСТИ. НО Я ПРИШЁЛ ГОВОРИТЬ О ДРУГОМ.

— Знаю. Близится развязка, я это тоже чувствую. Ты всё ещё не веришь, что можно переписать узор?

— НЕЛЬЗЯ ИЗМЕНИТЬ ТО, ЧТО ВСЁ РАВНО ДОЛЖНО СЛУЧИТЬСЯ. Я ГОВОРИЛ ТРИДЦАТЬДЕВЯТЫЙ: НЕ ВАЖНО, КТО ИЗ НАС УМРЁТ. ПОЛЕ СЛЕДУЮЩЕЙ ОХОТЫ, БУДЕТ ТОЛЬКО ПОЛЕМ ОДНОГО, ПРОТИВ МНОГИХ. ЭТО НЕИЗМЕННО: ТАКОВ НАШ С ТОБОЙ ПУТЬ, БРАТ.

На этот раз мысли побратима читались как грустные, но с оттенком удовлетворения, может быть от сознания, что близкая смерть будет не напрасной. Я только кивнул соглашаясь. В конце концов, каждый из нас верил в свои пророчества. Моё верование было самым банальным: всякое может случиться, только само событие даст прямой ответ через действия участников, а заранее думать о проигрыше, значит уже наполовину дать противнику одержать верх. Мне хотелось удивить Судьбу, разорвать паутину, сплетённую странными существами из той материи, что никому не покоряется насовсем. Мне виделось, что Ткачи слишком уж самоуверенно полагаются на свои знания, видящиеся им полным абсолютом. Думаю, что не следует недооценивать противника, каким бы уязвимым и слабым он ни казался на первый взгляд. Любой поворот дороги может открывать новые горизонты. Во всяком случае, я не собирался молча идти на заклание, всегда привык бороться до достижения полной ясности. Больше всего не люблю думать, об упущенных возможностях.