- Подошел бы Атаманов.

- А коневодство? Что если остановиться на Никите Мальцеве? - Кондратьев сощурил глаза, как бы к чему-то прислушиваясь.- Как по-твоему?

- Молодой еще…

- А дельный?

- Это у него есть… Малый башковитый.

- Вот его и будем рекомендовать общему собранию. А то, что он еще молодой, бояться нечего… Люди быстро подрастают… Правильно я говорю, Федор Лукич? - Хохлаков неохотно кивнул головой, а Кондратьев поднялся и сказал: - Оставайся на бюро. Послушаешь отчет о строительстве канала. Когда вернешься домой, поговори с колхозниками о Мальцеве и готовьте собрание. От нас там будет Тутаринов.

- А как же со мной? - с грустью спросил Еременко.

- Пока будешь работать… Да не забудь, пришли ко мне Мальцева.

Еременко встал и такой же вялой, неверной походкой направился к двери. Кондратьев заметил в его глазах грустную тоску, подошел к окну, протер платком стекло и стал смотреть. У коновязи, в двадцати шагах от дома, дремала гнедая лошадь под седлом. Еременко отвязал повод, повернувшись лицом к окну, и Кондратьев снова увидел его печальные глаза.

«Нет, не годится, надо заменить»,- подумал он и еще долго смотрел в окно, пока Еременко не увел на поводу коня…

А день стоял морозный, падал мелкий снег, на веточках акации тускло белела ледяная корка. Станица была пуста, люди редко проходили по улице. Тишина плыла над белыми крышами, и площадь с молодыми голыми деревьями казалась просторной и неуютной… От райкома через площадь шли, о чем-то разговаривая, Родионов и Семен - один в бурке, снизу запушенной снегом, другой в поношенной шинели, оба низкорослые, коренастые.

- И что за народ эти фронтовики! - подойдя к окну, сказал Хохлаков.- Все мне в них нравится, всем они молодцы ребята, а вот одну особенность я никак не могу разгадать.

- Что ж это за особенность, если не секрет? - спросил Кондратьев, садясь за стол.

- Излишнее самомнение и чрезмерное хвастовство.- Хохлаков сел против Кондратьева и положил на край стола свою суковатую палку.- Поговори с ним о чем угодно, и они в один голос: «Мы все сможем. Нам все нипочем!» К чему это высокомерие, я никак не могу уразуметь.

- Ты имеешь в виду Родионова и Гончаренко?

- Да. Но и не только их.

- По-моему, тут и понимать нечего,- сказал Кондратьев.- Они гордятся и собой, и своим делом, и, я бы сказал, своей настойчивостью. С возвращением фронтовиков новая струя влилась в наш народ, и этому только надо радоваться, а не гадать.

- По-твоему, выходит так,- перебил Хохлаков,- во время войны мы жили здесь так-сяк, а кончилась война, пришли фронтовики - и мы зажили по-новому?

- Да, по-новому, и это должно было случиться… Простой пример - урожай. Мы не можем довольствоваться урожаем военного времени. Или укрепление колхозов? В войну нам просто не было времени по-настоящему заняться этим делом… Или строительство гидростанции в такой небывало короткий срок… Да что говорить, когда ты сам хорошо знаешь! - Желая перевести разговор на другую тему, Кондратьев спросил: - Ну, что там у тебя ко мне?

Хохлаков поднес к глазам палку и стал ее рассматривать, очевидно собираясь с мыслями.

- Николай Петрович,- начал он, продолжая рассматривать палку,- у меня разговор о Тутаринове…

- Обидел?

- Меня лично он ничем не обидел, и разговаривать о себе я бы не пришел.- Хохлаков подумал, повертел палку.- Ты вот что мне скажи: кто дозволил ему самочинствовать и диктаторствовать в районе?

- Интересно,- спокойно возразил Кондратьев,- ты, очевидно, увидел «диктаторство» Тутаринова в том, что он предложил многим руководящим товарищам вернуть в колхозы незаконно взятых коров? Так пойми, Федор, был бы у нас Тутаринов или его не было бы, а директива партии и правительства была бы выполнена.

- Не об этом речь.

- А о чем же?

- О том, что Тутаринов превышает данную ему власть,- вот в чем горе.- Хохлаков потрогал пальцем родинку на своей губе.- Николай Петрович, я уважаю Сергея: ведь наш же, казак… Но по праву старших товарищей мы обязаны призвать к порядку молодого, еще не опытного работника…

- В чем же дело?

- Я прошу меня выслушать сейчас или на бюро.

- Хорошо, говори.

Кондратьев облокотился на стол и приготовился слушать.

- Да, я понимаю,- начал Хохлаков, снова положив палку на стал,- о Тутаринове куда приятнее, конечно, говорить похвальные слова, нежели изрекать горькую критику… Но я вынужден это делать…- Хохлаков тяжело вздохнул.- Скажи, кто ему позволил учинять погром в усть-невинском колхозе имени Ворошилова и отстранять от работы председателя колхоза без ведома и согласия общего собрания? Ведь это же неприкрытое нарушение основ колхозной демократии! Кто ему позволил нарушать устав артели? Ведь он приехал в колхоз и стал там распоряжаться так, как в своей танковой роте! Но ведь это же не танковая рота, а колхоз! Он увидел в Артамашове своего врага. А кто такой Алексей Степанович Артамашов? Ты, Николай Петрович, приехал в наш район только на несколько месяцев раньше Тутаринова. А ведь я-то проработал с Артамашовым бок о бок всю войну и знаю его как человека волевого, энергичного. Это был лучший председатель во всем Рощенском районе, и если у него сейчас обнаружены какие-то ошибки, так ведь тот не ошибается, кто ничего не делает. Да и нельзя же забывать его прошлые заслуги. Нельзя рубить с плеча, как это делает Тутаринов. Прежде нам надо детально разобраться, что это за ошибки, найти конкретных виновников, а потом уже принимать то или иное решение. И если виноват Артамашов, то не в меньшей мере виноват и Еременко, и бригадиры, и бухгалтерия… Ревизионная комиссия еще не закончила работу, и какие будут результаты - еще неизвестно. Возможно, вся эта шумиха и выеденного яйца не стоит, а Тутаринов уже снял человека с работы,- ему, видишь ли ты, некогда, он привык водить танк на десятой скорости, и ему нет дела до того, есть ли у нас райком партии. Он решает судьбу руководителя колхоза самолично, приказом… Что это скажи мне, как не диктаторство!

- И это все? - спросил Кондратьев, сидя за столом с закрытыми глазами.

- Нет, не все,- Хохлаков встал, вытер платком голову и лоб, оперся руками о стол.- Есть и совсем свежие факты. Тебе, наверно, известно, что Тутаринов в одну ночь сместил все правление «Светлого пути» и назначил новое, по своему выбору. Председателя колхоза Нарыжного, проработавшего там бессменно много лет, он снял и тут же назначил… Ты не улыбайся!.. Да, именно назначил какую-то Глашу… Если Тутаринов так и дальше пойдет хозяйничать в районе и мы его вовремя не остановим, то я уверен, что к весне все наши старые кадры будут разогнаны… Николай Петрович, пусть он строит гидростанцию,- в этом ничего плохого я не вижу,- но чего он лезет во все щели?.. Тебе же известно, что он грозился снять директора усть-невинской МТС. Да кто же ему давал такие полномочия? А присмотрись к его личной жизни! От избытка славы у юноши окончательно закружилась голова. С девушками он долго не церемонится… В той же Усть-Невинской он обесчестил какую-то не то доярку, не то возницу фермы, а потом бросил ее под тем предлогом, что, дескать, она простая девушка. Об этом позорном факте говорит вся станица… И если мы, как старшие…

- Все! - строго сказал Кондратьев и откинулся на спинку стула.- Отвечу коротко, ибо не вижу причин для пространного разговора. Во-первых, на бюро об этом говорить нет нужды…

- Потворствуешь? - Хохлаков тяжело поднялся и отошел к окну.

- Нет, защищаю по праву старшего… Во-вторых, Артамашова, твоего хваленого председателя, Тутаринов отстранил от работы по решению общего собрания членов колхоза. Собрание и назначило глубокую ревизию, и, когда она будет закончена, мы привлечем Артамашова к партийной ответственности за разбазаривание колхозной собственности… Чтобы другим не повадно было! В-третьих, тебе известно, что «Светлый путь» - единственный в районе колхоз, который не рассчитался по хлебу с государством. Нарыжный приезжал в район и у тебя же в кабинете плакал, что у него нет хлеба. И ты ему верил. А оказалось, что Нарыжный спрятал от государства сто двадцать центнеров пшеницы. Тутаринов распустил это правление, как неспособное руководить,- и правильно сделал. Но мало распустить: я поручил прокурору привлечь Нарыжного к суду… Да будет тебе известно, что новый состав правления не назначался, как это ты заявил, а избирался на общем собрании. Там же был избран председатель - и не какая-нибудь там Глаша, а известная колхозница Глаша Несмашная - кандидатура вполне подходящая… И последнее: придуманное тобой диктаторство Тутаринова есть сущая чепуха!