- Вопрос этот, как говорят, не по существу,- ответил Сергей.
- А ты не смейся.- Она и сама рассмеялась неестественным смехом.- Боишься, как бы какая дура не влюбилась? Ты умышленно не замечаешь красивых женщин и этим гордишься. Вот, мол, какой я. А разве можно тебя полюбить… такого?
- А разве нельзя?
- Я - нет, не смогла бы.- Лена встала.- Ну, я пойду.- Она протянула руку.- У тебя есть девушка?
- Есть, и какая это славная…
- А я не хочу знать,- перебила Лена.- Проводи меня… Я остановилась у подруги… Здесь близко: третий дом от вашего.
Они шли молча по глубокому и пушистому снегу.
У ворот остановились. Сергей пожал ее озябшую руку и сказал:
- Лена, а сердиться не надо.
Лена молча ушла в калитку.
В это время в дом тети Паши вошел Кондратьев в высоких валенках, в шапке-ушанке и в шубе со сборками на поясе.
- С зимой вас, Прасковья Семеновна,- сказал он, снимая рукавицы.- Квартирант дома?
- Посетительницу пошел провожать. Хотите чаю, Николай Петрович?
- Чайку давай.
Кондратьев разделся и пошел в комнату Сергея, а тетя Паша следом за ним понесла чайник. Вскоре вернулся и Сергей.
- Оказывается, ты посетителей не только принимаешь, но и провожаешь? - спросил Кондратьев, сощурив глаза.
- Приходится.
- Вот что, Сергей… Завтра я еду на пленум крайкома. На пленуме два вопроса: проведение выборов и подготовка к весне… Да, кстати, утвердил вчера на исполкоме состав участковых избирательных комиссий?
- Все сделано, и с редактором договорились: будут напечатаны на отдельной листовке.
- А новые сметы изб-читален утвердил?
- Не успел.
- Вот это плохо. Новый год не за горами… А как идет вывозка сена из нагорных пастбищ? С подножными кормами надо распрощаться.
- Сено завезено. Сам проверял.
Кондратьев позвенел ложечкой в стакане.
- Возьми карандаш и запиши, чтобы не забыть,- сказал он.- Не позднее как завтра утверди новую смету изб-читален, чтобы они с нового года уже не влачили такое жалкое существование. Записал? Заодно утверди расходы на культурно-массовую работу по проведению выборов. Скажи заврайфо, чтобы не скупился… Записал? На этой неделе надо созвать совещание чабанов и заведующих овцеводческими фермами. Число назначишь вместе с работниками райзо. В январе нам необходимо провести семинар бригадиров специально по подъему урожая пшеницы. Поручи агрономам составить программу. Семинар проведем в колхозе имени Буденного - там у нас получен самый высокий урожай. Руководителем назначишь Стефана Петровича Рагулина - ему тут принадлежит первая скрипка. Ты понимаешь, в чем тут суть дела? К Рагулину мы пошлем людей на выучку… Записал? Почему ты не заслушал до сих пор на исполкоме отчет прокурора? Пусть он доложит, как у нас идет борьба с нарушителями колхозного устава. Непременно заслушай. А то мы говорим об этом много, а дела пока мало. Я не считаю Усть-Невинскую. А что делается в других станицах?.. Теперь вот еще что. Посмотри сам, как там живут наши строители в Усть-Невинской: есть ли баня, тепло ли в хатах, как готовится пища. Поторопи кровельщиков, чтобы на этой неделе гидростанция была с крышей. Заодно - будешь в Усть-Невинской - проведи собрание в колхозе Ворошилова. Надо нам там кончать дело, затянули. Пусть изберут новое правление. Председателем рекомендуй Никиту Мальцева. Люди ему доверяют. Я с ним разговаривал. Парень энергичный. Пусть на работе растет…- Кондратьев задумался.- И еще запиши: из ЦК получено письмо - необходимо срочно выслать материалы о передовых людях колхозов, получивших в этом году высокие урожаи. Я просмотрел наши данные: бедны мы такими людьми. Из председателей подходит один Рагулин.
- Бригадиров и колхозников будет больше,- сказал Сергей.- В «Светлом пути» есть двое - Лукерья Коломейцева и Глаша Несмашная. Правда, Глаша теперь уже председатель.
- Словом, это весьма важная работа.
Кондратьев допил чай, отодвинул стакан и, жмуря повеселевшие глаза, сказал:
- Утром был у меня Артамашов. Часа два беседовали мы с ним по душам. Всю жизнь свою рассказал,- видно, многое он передумал и перечувствовал… Да, молодой, а не той дорогой пошел, и если говорить по-честному, мы в этом тоже виноваты: вовремя не поправили.
- Но нас же тогда не было?
- Нас не было, были другие,- это все равно… Но ничего, человек из него еще будет.
- Рассказывал, как его на партийном собрании отчитывали?
- И об этом говорил, и о твоем отце, и о Рагулине.
- Небось просил, чтобы райком заступился?
- Нет. Он же знает, что мы утвердим решение общего собрания.- Кондратьев задумался.- Важно другое: я увидел в нем перемену. Он просил дать ему физическую работу… А знаешь, что я ему посоветовал? Пойти в бригаду.
- А он что? Согласился?
- Да. Только вот что: будешь в Усть-Невинской - поговори с новыми членами правления, чтобы они отнеслись к этому серьезно, без шуточек. Понимаешь? Многим покажется смешным и странным: вчерашний председатель работает рядовым колхозником. А с этим шутить нельзя. Еременко тоже скажи. Пусть дадут Артамашову возможность показать себя на деле. Человеку надо помочь…
Разговор продолжался еще долго, и если бы посмотреть на них со стороны, то можно было бы принять Кондратьева за отца, седого и рассудительного, который с чисто отцовской любовью учит своего сына, как ему надо жить… Собираясь уходить, Кондратьев спросил:
- Сергей, что там у тебя вышло в Усть-Невинской с девушкой из молочной фермы?
- Ты и это знаешь?
- В том-то и беда, что не знаю. А хочу знать.
Сергей угостил Кондратьева папиросой, усадил на тахту, сам сел рядом и, волнуясь, рассказал все: и как он встретил Ирину, по его словам, необыкновенной красоты девушку, и как влюбился в нее, и как в станице кто-то по злобе наговорил ей…
- А она девушка гордая,- добавил он, но ничего не сказал о том, как они расстались на поле вблизи фермы.
- Я гожусь тебе в отцы,- проговорил Кондратьев,- и ты послушай моего совета; если Ирина тебе так нравится и ты ее по-настоящему любишь - женись. И конец всем разговорам… А чего ждать?
- У меня и было твердое намерение, а вот теперь не знаю…
Сергей не договорил и с грустью, как провинившийся подросток, посмотрел на Кондратьева. А Кондратьев молчал, и только суровый его взгляд точно говорил:
«Так вот оно что… Как же это так?..»
Глава XIX
С наступлением морозов Кубань обмелела еще сильнее, но не замерзала. Вблизи Усть-Невинской, в том месте, где чернел след будущего канала, река неслась по-летнему шумно, гоня шереш - мелкую кашицу льда.
«… Шуми, гордись, Кубань, пока люди молча роют землю, пока лежит рядом с тобой еще мелкое и узкое русло. Мчись своей дорогой, пока еще не преградили тебе путь! Но уже скоро, скоро в этом месте встанет плотина, подымутся твои воды и пойдут по новому руслу. Вот она, твоя новая дорога, чернеет на снегу, усыпанная землекопами!»
Так думал Сергей, стоя на берегу за станицей и глядя на Кубань. Все ему было здесь так привычно и знакомо! Все здесь с детских лет исхожено и изъезжено. Много раз, бывало, ходил он по берегу, много раз мерял дно, когда купался, много раз плавал на лодке, когда ездил с отцом за рыбой… Вот и та каменная круча, мрачная, под цвет кизяковой золы, дырявая, источенная ветрами. На эту кручу приходили станичные парни и подростки купаться, и вся галдящая ватага с разбегу, как лягушата, бросалась в реку. Потом ребята гуськом плыли по течению километров пять, мимо станицы, а на берегу стояли девушки и махали платочками. Среди них была и Соня, и Сергей видел тогда ее смеющееся лицо…
Давно, давно отшумели эти радостные дни! Теперь от кручи берет свое начало будущий канал, там же, наискось, встанет плотина, и вода взойдет на берег… А в том месте, где лежит низина и блестит на солнце, весь в снегу, веер водокачки, в обход плантаций деда Тутаринова уже идет ров, бугорками лежит свежая насыпь щебня и суглинка. Из ложбины дует морозный ветер. Над согнутыми спинами подымается пар, и блестят, как клинки, добела отшлифованные землей кирки и лопаты. По реке несется шум голосов, покрикивание на лошадей, скрежет железа о камни, грохот колес. Взад и вперед катятся то бычьи, то конные упряжки, рядом бегут погонычи, подпрыгивая и взмахивая кнутами; по дощатому настилу идут люди с носилками, груженными землей; молодые парни в одних рубашках, с красными до черноты лицами валят ломами глыбу земли величиной, с добрую печь; два подростка тянут шнур, а за ними идет мужчина в брезентовом плаще поверх шубы, с книгой под мышкой; мальчуганы втыкают в мерзлую землю дротяные палочки и тянут шнур дальше; движется вереница быков - пар шесть, запряженных цугом,- они тянут однолемешный плуг; на чапигах висят два плечистых дядька, плуг врывается в голышеватую землю и с треском роет борозду глубиной в колено…