- Тутаринов, обижаются на тебя председатели станичных советов и руководители колхозов.

- Все обижаются? - спросил Сергей, смело посмотрев на Кондратьева.

- Этого еще не хватало, чтобы все! Но есть такие, которые в обиде на тебя.

- Кто же?

- Ну, хотя бы твой друг Остроухов.

- Савва? Знаю, небось жалуется, что Тутаринов забирает у него лес и строит электростанцию не для одной Усть-Невинской, а для всего района?

- В этих жалобах я разберусь,- сказал Кондратьев, прощаясь.- Потом мы поговорим особо… Я знаю, ты - горяч, а дело для тебя новое… Тут надо поосторожнее.

Вспоминая этот разговор, Сергей открыл окно. Сырой ночной воздух хлынул в кабинет. Сергей прислонился плечом к косяку и долго смотрел на холодное, в частых звездах, небо…

«Тут надо поосторожнее,- думал он.- Забавно… Но, может быть, я и в самом деле в чем виновен?»

Он задумался, склонивши голову, и перед ним живыми картинами прошли его встречи с людьми - и поездки по району, и споры с бригадирами, с председателями колхозов и станичных советов, и совещания, и заседания исполкома. Ему хотелось припомнить: в чем же он был неосторожен, где не в меру требователен и излишне тороплив?

Вспоминая, что им было сделано за эти месяцы, он мысленно как бы всматривался в каждый свой шаг, но ничего такого не находил, в чем бы мог считать себя виновным.

«Ну, хорошо,- рассуждал он,- пусть перед Саввой я и виновен, но только перед Саввой, не перед районом, а это не так уж страшно… Допустим, что друзья так не поступают. Но в этом случае я руководствовался не интересами моей дружбы с Саввой… Нет, нет, Савва меня поймет».

Сергей, как бы вспомнив что-то необыкновенно важное, закрыл окно и, мельком взглянув на часы, накинув на плечи шинель, взял фуражку и торопливо вышел. Он направился во двор. Рядом с гаражом стоял домик - там жил шофер райисполкома. Сергей постучал в окно и сказал:

- Вставай, Ванюша! Поедем в Усть-Невинскую.

Ночь была темная и сырая. Степь куталась в туман, такой мокрый и плотный, что его с трудом пробивали прожектора фар. На землю легла изморозь,- всеми цветами радуги горела по дороге и на стерне тонкая корка льда. Сергей приподнял воротник шинели, ссутулился и привалился плечом к дверцам.

«Кто ж еще, кроме Саввы, на меня обижен? - мысленно спрашивал он себя и тут же отвечал: - Конечно, Артамашов. Кто ж еще? Ему-то есть на что обижаться… А кто же еще? Директор усть-невинской МТС? И у него есть причина. А еще, наверное, Нарыжный - хитрый старик! Грозился жаловаться в Москву. Может быть, в Москву и не пожаловался, а у Кондратьева побывал непременно… Как же, Тутаринов обидел старика, заставив перемерять семенное зерно… Да, кстати, надо сегодня побывать у Нарыжного. Как он думает рассчитаться с государством?.. А кто же еще? А еще мой батько. Приезжал, уму-разуму учил.- Сергей закрыл ладонью от ветра глаза и припомнил весь разговор с отцом об Ирине.- И кто это выдумал всю эту глупую историю?.. Сегодня же поеду к Ирине».

Обычно, бывая в Усть-Невинской, Сергей всегда заезжал к Савве на дом. В этот же раз он подъехал к станичному совету, хотя знал, что в такую позднюю пору Саввы здесь не будет. Не слезая с машины, Сергей сказал дежурному, сонному, протиравшему кулаком глаза парню, чтобы он побежал и побыстрее вызвал Савву Остроухова.

Начинало рассветать, белели покрытые легкой изморозью крыши домов. Вся станица в этом сумеречном свете была похожа на огромный лагерь из парусиновых палаток на берегу Кубани. Сергей слез с машины и поднялся на крыльцо. Отсюда хорошо было видно, как рождался над еще спящей станицей пасмурный рассвет. Осень давно изменила вид Усть-Невинской. Сады оголились и потемнели, дома теперь стояли открыто, улицы стали просторнее. Летом, бывало, куда ни посмотри, сочная зелень деревьев так и вставала перед глазами. Теперь же от станичного совета сквозь серые голызины веток хорошо был виден берег Кубани, красноватые штабели леса, дощатая крыша лесопилки, а вдали под бугром здание гидростанции, еще без крыши, но такое высокое, что его видно отовсюду.

Под крышей лесопилки кто-то заводил трактор и никак не мог завести: отрывисто, как очередь автомата, трещал и умолкал мотор, а к воде тянулась сизая ленточка дыма. Но вот мотор заработал спокойно, с каким-то убаюкивающим гуденьем, и в ту же минуту, как бы подпевая ему, тонким голосом запела пила.

«Пилят, торопятся»,- подумал Сергей и стал смотреть в другую сторону.

Верблюд-гора тонула в тумане. Там низко-низко опустились тучи - не было видно не только знакомого Сергею птичника, но и крайних домиков.

Пришел Савва. Одет он был по-зимнему. Куцый полушубок красиво сидел на его коренастой и статной фигуре. Серая кубанка была надвинута на глаза. На ногах - валенки.

- Сергей,- сказал Савва, здороваясь за руку,- и чего ты так рано явился?

- Захотелось посмотреть этот серый рассвет в родной станице,- пробовал отшутиться Сергей.- Да и тебя вот пораньше поднял. А то ты любишь со своей Анютой отлеживаться на мягкой постели.

Сергей старался быть веселым, улыбался, но и эта улыбка, и небритое, усталое его лицо точно говорили: «Я, Савва, чертовски хочу спать, и рассвет мне этот не нужен, а вот ты нужен, и ради этого я приехал».

- Опоздал меня будить,- сказал Савва.- Я давно поднялся и уже на лесопилке побывал.

Сергей промолчал. Они вошли в кабинет. Здесь окна были закрыты, но и сюда проникал назойливый голос пилы.

- Доски пилите? - спросил Сергей, садясь на стул возле окна.

- Шалевки.

- Для себя?

- Пилили для станции, а теперь себе.

- Торопитесь?

- А чего ж медлить? Пока лес дома, надо поторопиться.

Сергей сделал вид, что ничего не слышал, и нарисовал на вспотевшем стекле цифру шесть.

- Как у Атаманова с конюшней? - спросил он.- Фундамент заложил?

- Фундамент-то заложили, а стены нечем выводить. На своем заводе выжгли кирпич - весь отвезли на гидростанцию. А теперь станция не наша. Работаем, стараемся, а все для дяди.

Некоторое время они сидели молча.

- Кондратьеву жаловался? - наконец спросил Сергей, выводя пальцем на оконном стекле еще одну цифру шесть.

- Специально не жаловался, а такой разговор был,- понурив голову, сказал Савва.- Понимаешь, не мог я не сказать об этом Кондратьеву, потому как я считаю, что поступил ты не по закону.

- В чем же не по закону? - Сергей не спеша нарисовал на стекле цифру восемь.

- Сережа, доказывать мне трудно… Я человек маленький, а у тебя такое высокое звание.

- Мое высокое звание оставим в покое,- сердито перебил Сергей.- Ты говори мне как председателю райисполкома, в чем я поступил неправильно… или, как ты говоришь, не по закону?

- А зачем лес забираешь? - Савва побагровел, встал и отодвинул ногой стул.- Куда же это годится? Разве это по закону? Помнишь, как ты сам же выговор объявил Рубцову-Емницкому за то, что он посягнул на наш лес, а теперь то же самое делаешь?

- И чего ты дурачком прикидываешься? - стараясь быть спокойным, негромко проговорил Сергей.- Ты же знаешь, что я не собираюсь устраивать торговлю усть-невинским лесом.- Сергей перечеркнул цифры на стекле.- Обидно за тебя… Ты смотришь на жизнь с колокольни своей Усть-Невинской, а колокольня эта невысокая, и ничего, кроме своей станицы, ты не видишь, да и гордишься этим… А ведь ты подумай вот о чем. По вашему примеру во всех станицах составлены пятилетние планы, и всюду нужен лес, чтобы эти планы не остались только на бумаге. И если ты болеешь о двенадцати объектах строительства, то я беспокоюсь о ста двадцати… В эту зиму и весну во всех колхозах надо построить первонеобходимые постройки - у кого конюшню, у кого баз, свинарник, коровник… К тому же электростанцию строить нужно - сколько потребуется столбов!.. А лесу-то нет.

- При чем же тут устьневинцы?

- Вот это здорово! Инициаторы, вожаки - и ни при чем? Гордиться этим надо, а ты рассуждаешь, как какой-нибудь некультурный хуторянин.

- Я согласен и вести вперед других и гордиться, но как же так получается: мы сплавляли лес, затратили и силы и средства, а этот лес у нас забирают!