- И будь такой! Это же очень хорошо… А Виктора ты не слушай. Он и обо мне черт знает что говорит… Не успел приехать - и уже такие суждения.

Ирина наклонила голову и молчала.

- И еще,- сказала она, перебирая пальцами концы шали и уже боясь взглянуть на Сергея,- и еще - я поеду учиться…

- Одобряю,- сказал Сергей.- Вместе поедем. Вот построим гидростанцию, жизнь наладится - и мы улетим с тобой, как вольные птицы!

- Долго ждать,- все так же тихо и грустно проговорила Ирина.- Когда это будет?..

- Скоро, скоро, Иринушка.- Сергей крепче обнял Ирину.- Ну, что ты сегодня такая невеселая?.. Подыми голову! Посмотри, как белеет иней на степи! И птичник уже видно…

Они подходили к птицеводческой ферме. С Верблюд-горы дул ветер, и на равнину клочьями сползал туман,- очевидно, рассвет был близок.

Глава V

Еще в первых числах октября на одном из заседаний исполкома Сергей внес предложение - наделить приусадебными участками тех фронтовиков, кто из армии приехал на Кубань, женился или был женат, но у кого своего подворья не имелось и жить было негде. Предложение было принято, затем утверждено в крае, и к поздней осени во всех станицах и хуторах Рощенского района сотни новых семей ставили в конце улиц плетни и строили себе хаты.

В Усть-Невинской в числе других фронтовиков делянку земли под усадьбу получил и Семен Гончаренко… Трудно словами передать его душевное волнение. Ему сделалось и радостно, и как-то боязно от сознания, что совсем нежданно жизнь его после войны сложилась так удачно. Ехал к другу в гости на какой-нибудь месяц, а остался насовсем. Еще вчера у него ничего, кроме оружия, не было, а сегодня он - уже всеми признанный житель Усть-Невинской. У него есть жена, и какая ж славная жена! Своей Анфисой Семен не нарадуется! А теперь вот есть у него и свой огород, а скоро будет и свой дом. Семена приняли членом колхоза имени Ворошилова. «А где тут у вас проживает Семен Гончаренко? - будут спрашивать люди.- Эге, да разве ж вы не знаете? Идите по этой улице аж на край станицы - там и стоит его домишко…»

И хотя давно была сыграна свадьба, где Артамашов изрядно выпил и кричал на всю улицу: «Семен - ты золотая душа! Вот это и есть настоящий фронтовик, не то что некоторые другие… геройством своим козыряют! Семен, дай я тебя поцелую! Мы принимаем тебя в свою казачью семью с раскрытой душой!»; хотя давно его все называют «станишником», а однолемешный плуг, запряженный парой волов, еще на той неделе описал узкой стежкой квадратное поле, и Савва Остроухов сам поставил на углах колышки, а Семену все еще не верилось и все еще казалось, что это была не явь, а сон. Савва вручил ему документ с печатью, и Семен много раз вместе с Анфисой перечитывал слова: «Принимается на постоянное жительство в станице Усть-Невинской и наделяется усадьбой согласно постановлению Рощенского исполкома бывший фронтовик-орденоносец Гончаренко Семен Афанасьевич», а про себя думал:

«Спасибо тебе, Сережа, славный ты у меня друг… Только где ж ты пропадаешь, почему не заедешь ко мне, чтоб мы вместе с тобой порадовались?..»

Часто Семену видится груша во дворе Тутариновых, та самая развесистая груша, возле которой он стоял в лунную ночь, понуря голову и тоскуя по Анфисе. «Кубань, Кубань,- вспоминал он свои слова,- знать, не для всех ты ласкова и приветлива…» Теперь он даже улыбнулся, думая об этом. Как во сне, видел он тогда свою хату, садок и Анфису, идущую по саду с ребенком,- то была мечта, и казалась она несбыточной. Теперь эта мечта сбылась, и хотя на огороде нет еще ни домика под черепичной крышей, ни молодого садочка, но Семен верил, что все это будет. Верила и Анфиса, помогая мужу рубить и носить хворост и огораживать им двор. Лес стоял по ту сторону реки. Семен и Анфиса с рассветом переезжали Кубань на лодке и до восхода солнца успевали перевезти на свой берег не одну вязанку хвороста.

Семен так быстро и умело плел изгородь, что Анфиса не успевала подносить ему лозу и дивилась, где он мог этому научиться. Не прошло и недели, как свежий плетешок ловко пристроился к крайнему от выгона двору стариков Семененковых. Выросли и ворота и калитка - они стояли лицом на восток. Соседи Семена - бабка Параська и дед Евсей - немало обрадовались, увидев рядом со своим домом новую изгородь.

- Евсей, оцэ мы зараз не крайние,-сказала бабка Параська.

- Само собой,- ответил Евсей.

Старики пошли осматривать изгородь. Евсей попробовал рукой плетень, одобрительно кивнул Семену и сказал:

- Плетешок - само собой… Ну, давай, сосед, покурим.

Дед Евсей вынул из кармана широкой штанины кисет, пропитанный табачной пылью, и повесил его на мизинец. Они закурили. В это время на улице показалась подвода, запряженная быками. Помахивая кнутом, быков вел Никита Мальцев, а на бричке сидели его жена Варя, остроносая, с быстрыми глазами, чем-то похожая на лису, и сестра Вари - Соня, повязанная теплой шалью. На Никите короткий, подбитый овчиной жакет был подпоясан веревкой, низенькая кубанка сдвинута на затылок.

- Здорово булы, казаки! - сказал Никита, подъезжая к плетню.- Быстро ты, Семен, обгородился. А чего ж людей не скликаешь?

- Да зачем же их созывать?

- Как так зачем? А дом строить?

- Никита, так то ж будет по весне,- пояснила бабка Параська.

- Ах, бабуся, бабуся, долго вы живете на свете, а знаете мало.- Никита повесил налыгач быку на рога.- Меня батько завсегда учил: то, что можно сделать сегодня, никогда нельзя оставлять на завтра… Вот так надо действовать и Семену. И чего же ждать? Например, камень для фундамента можно заготовить и осенью, а весной мы наделаем саману, и к жнивью можно будет новоселье справлять.

- Само собой,- пробурчал Евсей.- Новоселье - оно такое дело, что само собой…

- Вы, бабо Параська, думаете, что я так только языком поучаю? Сегодня воскресенье, моей транспортной бригаде отдых, вот я и прибыл помочь.- Никита посмотрел на Семена.- Прикатил к тебе, Семен, с женой и со свояченицей. Варюша, прыгай на землю.

Варя соскочила с брички и, блестя быстрыми глазами, подала Семену руку, отвернулась и рассмеялась. Соня сидела на бричке и грустно, с завистью смотрела на Анфису.

- И до чего ж хозяйственный человек мой Никита! - сказала Варя, играя насмешливыми глазами.- Все он наперед знает, как старый дед.- Она подошла к Анфисе.- Анфисочка, а скучно тебе будет жить на краю станицы? Как в степу.

- А отчего ж скучно? - возразила Анфиса.- В своей хате завсегда весело.

- Был бы муж по сердцу,- отозвалась Соня, грустно улыбаясь.

Камень брали в пойме Кубани. Он лежал по берегу серой полосой - один в один, величиной не больше арбуза, только не весь круглый. Бричку нагружали быстро, и быки, ложась на ярмо и выгибая спины, с трудом вывозили ее на пригорке, где стояла станица. Никита вел быков, а Семен шел следом за подводой.

Анфиса, Варя и Соня оставались у реки. Они садились на широкую плиту, как на скамью. Кубань была мелководная - почти до середины синело усыпанное камнями дно. За рекой желтел лес. В чистом небе кружились грачи.

- Анфиса, скажи, тебя Семен сильно любит? - спросила Варя, задумчиво глядя на реку.

- А зачем ты об этом спрашиваешь? - Анфиса покраснела.- Если бы не любил, то не женился…

- То, что женился, еще не все,- рассудительно сказала Варя.- Я вот смотрю на своего Никиту: переменился он ко мне. Пока парубковал да домой меня провожал каждый вечер, так, веришь, был такой ласковый да влюбленный, а теперь…

- Разве что замечаешь? - спросила Анфиса.

- Такого ничего не замечаю,- со вздохом сказала Варя,- а чего-то он сделался такой непоседливый. То бегает на собрание, то на разные совещания, то на лесосплав без меня уехал. А тут еще одна новость - комсоргом сделался и бригадиром по транспорту. День и ночь ездит. А третьего дня был у нас твой брат, на машине приехал. «Ну, говорит, Никита, я тебя еще на лесосплаве заприметил, готовься, подбирай себе из молодежи бригаду, скоро начнем канал рыть». А мой Никита и рад, и уж только разговору у него, что о канале. А знаешь, сколько там будет девчат? Я ему так и сказала: «Поезжай, а только и меня бери с собой».