- А я с Ириной согласен. Ты действительно сказал черт знает что…
- Ну, хорошо, хорошо, друзья, пусть я не прав.
- Братушка,- отозвалась Анфиса,- уж очень ты медленно выбираешь себе жену!
- Медленно, но зато надолго!.. Правильно, Иринушка?
Ирина молча села рядом с Сергеем.
Тем временем Савва налил в стаканы вина, а Анюта, розовая и взволнованная, поднесла к столу маленькую Иринушку в голубом с кружевами одеяле и осторожно передала ее Сергею.
- Ну, крестный папаша,- сказала она, озорно посмотрев на Ирину,- учись детишек нянчить… Может, пригодится!
- Наука не трудная,- рассудительно сказал Никита.
- Да тебе все нипочем,- отозвалась его жена Варя.
- Семену, Семену надо этой наукой овладевать! - сказал Савва. И все посмотрели на смутившуюся Анфису.
Семен наклонил голову и промолчал. А Сергей неумело, на вытянутых руках, держал мягкий и, как пушинка, легкий сверток, и ему не верилось, что в одеяле лежит живое существо. Все так же, не сгибая рук, он обошел вокруг стола. Гости заглядывали в одеяло и видели там крохотное личико с чуточку приоткрытыми сонными и ко всему равнодушными глазенками. Когда Сергей подошел к Ирине, она встала и сказала:
- Эх, медведь! Руки - как грабли… Еще уронишь!
Ирина взяла ребенка, склонила к нему голову, шепотом говорила что-то такое ласковое и нежное, отыскала соску,- ту самую соску с белым роговым кольцом, которую Сергей привез из Москвы,- подобрала концы одеяла, оправила на голове девочки беленький чепчик - и все это делала так умело и проворно, что ей могла позавидовать самая взыскательная мать. Передавая девочку Анюте, она поцеловала ее в теплую, с нежным пушком щечку и рассмеялась.
Сергей стоял тут же и то улыбался, то одобрительно кивал головой, а потом взял стакан с вином и предложил выпить за здоровье крестницы Ирины Остроуховой. За столом стало шумно - все смеялись, шутили, хвалили Анюту и за то, что в доме у нее всегда весело, и за то, что дети у нее такие голубоглазые и славные, и за то, что она такая заботливая хозяйка. А на столе чего только не было - тут и жареный гусь, обложенный печеными яблоками, и тарелки свиного холодца с застывшим, как иней, салом, и горы малосольных помидоров, и пироги, и ватрушки, и какие-то зубчатые пряники.
После ужина, когда маленькая Ирина снова лежала в люльке, а мальчуганы ушли спать, появился патефон, и гости разделились. Семен заводил патефон, Анфиса подбирала пластинки, Варя учила мужа танцевать вальс, а Ирина и Анюта сидели за столом и тихонько говорили о чем-то своем.
Друзья детства уселись на диван, закурили; разговаривали, смотрели друг на друга восторженными глазами, и им не верилось, что вот они снова вместе и что каждый из них уже не тот, каким был еще, казалось, совсем недавно.
- У меня свои планы и свои нужды,- говорил Савва.- И не могу же я печалиться о других. И в Родниковской и в Белой Мечети есть станичные советы, так о чем же они там думают? Или хотят, чтобы я взял их на иждивение? Не могу!
- Милый Савва, но и нельзя жить интересами одной своей станицы,- возразил Сергей.- Твоя Усть-Невинская не на острове стоит!
- Все правильно! - Савва даже приподнялся.- Но что ты там, Сережа, ни говори, а понять я тебя не в силах… То ты Усть-Невинскую возвеличивал, в первые ряды ставил… Помнишь, как мы вот на этом же диване вели беседу, как ты горячо нам подсоблял, и мы дело двинули… А теперь черт его знает что получается! Гидростанцию планировали для себя, а вышло для всех… Обидно, Сережа! Ведь старались! А лес? Себе приобретали, а получается - работали для чужого дяди…
- У тебя странное понятие о своем и чужом - вот в чем беда.
- Да уж какое есть,- с обидой ответил Савва.
- Разве гидростанция теперь уже не твоя?
- Моя, но и не моя.- Савва обратился к Виктору, который сидел с поникшей головой, курил и молча слушал.- Витя, ты человек образованный, рассуди - кто из нас прав?
- Я у вас временный гость,- ответил Виктор, не подымая головы.- Моя обязанность - установить машины… Но мне непонятно, о чем вы спорите?
- Обижает меня Сергей! - волновался Савва.- Понимаешь, все мои планы рушатся… Ну, скажи, разве друзья так поступают?
- Смотря по тому, как понимать дружбу,- с улыбкой сказал Сергей.
- Зря, Савва, волнуешься.- Виктор поднял голову и оправил ладонями спадавший на лоб мягкий чуб.- Мне кажется, как бы Сергей ни поступал, он прав… по-своему, конечно.
- Почему ж прав? - спрашивал Савва.- А мы? А вся станица?
- Прав уже по одному тому,- продолжал Виктор,- что его, так сказать, теперешнее место в обществе заставляет это делать…
- Ты опять свое? - Сергей решительно встал.- Так могут рассуждать действительно только временные гости… Но мы-то с Саввой здесь жители постоянные.
- Ну, полно, Сережа,- добродушно заговорил Виктор, тоже встал и застегнул пиджак.- Чего ты злишься? Ну, пусть я не прав,- не настаиваю… И не будем об этом… Лучше расскажите мне, что нового в станице?
- Савва, побеседуй с гостем об усть-невинских новостях,- сказал Сергей.- А я буду благодарить хозяев, мне пора! - Последнюю фразу он нарочно произнес громко, так, чтобы услышала Ирина.- И прежде всего я благодарю Анюту - это же золото, а не хозяйка!
В комнате наступила тишина. Сергей надевал шинель и поглядывал на Ирину. Ирина тоже стала одеваться.
- Ну, что же это такое! - Савва развел руками.
- Куда ты торопишься?
- Не могу, Савва… Спешные дела… Завтра я буду у тебя…
Сергей попрощался со всеми, подмигнул сестренке, подошел к люльке, посмотрел на сонное личико Иринки и вышел. Впереди его прошла Ирина.
Савва проводил Сергея за ворота.
- Обиделся? - спросил он, блестя глазами.
- Нет, не обиделся, а только слушать тошно… Да, вот что не забудь: Грачеву потребуются люди. Пошли к нему Прохора и еще человека три.
Сергей обнял Ирину, а она, словно давно этого поджидала, прижалась к нему, и они пошли улицей, не торопясь, точно и не зная, в какую сторону лежит их путь,- куда бы ни идти, лишь бы не стоять на месте… А Савва, оставшись у ворот, еще долго смотрел им вслед и думал:
«Сережа, Сережа, так вот какое у тебя спешное дело… А я и знал, что захотелось тебе побыть с Ириной. Вот и ушел. И правильно сделал. На твоем месте и я не стал бы сидеть в хате, потому что ноченька-то какая!..»
А ночь и в самом деле была хороша. Кто-кто, а Сергей Тутаринов знает, как чудесна южная осенняя ночь в эти часы. Давным-давно спит Усть-Невинская, и над ее припудренными инеем крышами разлита такая тишина, что даже слышно, как шуршат крыльями грачи, зорюя семьями на тополях; шатер неба высок и матово-черен, и над головой рассыпано столько малых и больших звезд, что рябит в глазах, если подолгу смотришь вверх; от Кубани веет изморозью, а широкая, со шпалерами акаций улица совсем пуста, и идешь по ней не один, а с любимой девушкой!
Так отрадно было вдвоем, разговаривая вполголоса, проходить под звездным небом, видеть то площадь, то шапки грачиных гнезд на тополях, то улочку, идущую к выгону… В станице начиналась перекличка зоревых петухов, повеяло свежестью разгулявшегося ветерка, а дорога еще далека и птичник еще не виден за Верблюд-горой…
- Сережа,- говорила Ирина,- зачем ты при всех назвал меня своей женой?
- Не утерпел, Иринушка!
- Ты в шутку сказал? Да? В шутку?
- Да как же можно! Совсем наоборот… Разве этим шутят?
- А все ж таки не надо было… Как можно наперед говорить такое?
- Так это же будет! - волновался Сергей.- Зачем же скрывать?.. И знаю - любишь!
- Люблю,- чуть слышно приговорила Ирина,- а только боюсь.
- Чего же ты боишься?
Ирина посмотрела Сергею в глаза.
- Если б ты был как все, чтобы были у тебя вот только эти приметные брови и вот только эти глаза, и весь ты - просто Сережа, и больше никто…
- Да я и есть такой… Ты только присмотрись хорошенько.
Ирина отрицательно покачала головой.
- Нет… Слышал, что сказал даже твой друг?.. Возле тебя девушки становятся красивее… А я хочу и с тобой и без тебя быть самой по себе, какая я всегда… Понимаешь, Сережа?