- Тимофей, да ты послушай Сережу,- вмешалась в разговор Ниловна.- Пускай женятся, а мы им домишко построим, вот они никуда и не уедут… А то, может, и в зятьях останется. Сереженьку нам, по всему видно, возле себя не удержать.
- И это тоже правильно,- поддержал мать Сергей.
Тимофей Ильич погладил усы и хотел что-то сказать, но в это время дверь распахнулась, и на пороге показался Савва Остроухов.
- Сережа! Где же ты так долго пропадал! - крикнул он, пожимая Сергею руку.- Ну, как? Добился? Получил?
- И добился, и получил. Садись, буду рассказывать… Мамо, подбавьте вареников.
- Погоди. И вареников не хочу, и ничего не рассказывай. Жена мне сказала, что ты приехал, и я забежал за тобой. А у меня как раз заседание исполкома с активом. Вот мы там тебя и послушаем. Пойдем!
- Я готов.- Сергей встал.
- Опять уходишь? - грустно спросила Ниловна.- Савва, и откуда ты взялся! Сережа и минуты дома не сидит… Да ты хоть надень чистую рубашку.
Ниловна достала из сундука белье, брюки, белую с вышитым воротником рубашку. В соседней комнате Сергей наскоро переоделся. В штатском костюме он стал словно и ниже ростом и уже в плечах… Он ушел, по дороге о чем-то оживленно разговаривая с Саввой, а Ниловна долго смотрела в открытое окно, потом покачала головой и сказала:
- Убег… И какая же радость родителям от такого сына? Месяц как дома, а мы его еще и в глаза как следует не видели.
- А ты что ж, хочешь его подле себя привязать? - отозвался Тимофей Ильич.- Значит, дело есть, раз бегает… А куда Анфиса запропала? Вот эту побереги.
По дороге в станичный совет Савва рассказывал Сергею о станичных новостях: о том, что буденновцы первыми закончили косовицу ячменя и косят пшеницу; что прибыла автоколонна и началась хлебосдача; что позавчера в Усть-Невинскую приехали две новые учительницы: «Такие собой чересчур молоденькие да стыдливые, что просто с ними одна беда - насилу устроил их с жильем»; что Иван Атаманов ездил на конезавод и ему там обещали продать четырех маток: «Пока, говорит, план будет утверждаться, а я обзаведусь племенными матками…» - хитрый кавалерист; что в Усть-Невинскую приезжал председатель Краснокаменского стансовета: «Где-то прослышал про наш план и, веришь, полдня просидел у меня в кабинете и все расспрашивал, как и что»; и, наконец, о том, что Федор Лукич Хохлаков заболел и слег в постель… «На сердце жалуется. Заходил я его проведать, лежит и очень стал плох, прямо весь как-то почернел. Просил тебя, чтоб ты к нему приехал. Что-то хочет тебе сказать, а что - не сказал».
Из всех этих новостей лишь одна неприятно поразила Сергея: болезнь Федора Лукича. «Меня хочет видеть,- подумал Сергей.- Что он собирается мне сказать? Может, он уже знает о том, что говорил мне Бойченко…» Сергею показалось, что его разговор с депутатом и болезнь Федора Лукича имеют какую-то взаимосвязь и как-то непонятно переплелись между собой. «Одно из двух,- думал Сергей,- либо Бойченко знал, что заболевшему Федору Лукичу нужно длительное лечение, а потому и говорил мне, либо разговор наш - сам по себе, и болезнь не имеет к нему никакого отношения».
В станичном совете и особенно у входа было многолюдно и шумно. Те, кто не мог попасть в кабинет Саввы, освещенный лампой-молнией, толпились у окон, в темной прихожей и в длинном, во все здание, коридоре. Густо дымили цигарки, иногда вспыхивал огонек спички или зажигалки, освещая то клок рыжей бороды, то красивое женское лицо, повязанное белой косынкой, то иные блестящие глаза, а то и ловко закрученный молодой ус…
Следом за Саввой и Сергеем повалила толпа. В кабинете с широко раскрытыми дверями совсем стало тесно. С улицы, в просветы окон, заглядывали девушки, жмуря глаза от света лампы. Сергею показалось, что где-то там, за окном, стоит Ирина. Во всем доме гудел приглушенный говор. К Сергею подошел в блеске орденов и медалей Иван Атаманов. Крепко пожимая руку, спросил:
- С успехами? А я уже смотался на конезавод. Обещали помочь.
- Бабочки, дайте дорогу!
- Ты проходи, да не обнимайся!
- Да как же вас не обнимать…
- Разве Артамашов может без этих шуток!
В дверях, меж женских платков, показался Артамашов, чернея низенькой кубанкой, сбитой на затылок.
- Сергей Тимофеевич,- сказал он здороваясь,- Ну, что там о нас люди говорят?
- Всякое говорят.
- Хвалят! - сказал Савва.
- А иначе и быть не могло! - воскликнул Артамашов.- Кого ж еще и хвалить, как не нас.
- Алексей Степанович, ты только об этом и думаешь,- отозвался сидевший у стола Рагулин.- Гляди, чтоб от тех похвал да не вскружилась голова, как у той вороны, что сидела на дубу.
- Савва, всегда на заседание исполкома собирается столько народу? - шепотом спросил Сергей, когда они уже сели за стол.
- Сегодня с активом,- пояснил Савва.- Я пошел к тебе, а Дорофей тем временем проскакал на коне по станице… Всем же интересно послушать…
Савва постучал о чернильницу карандашом, подождал, пока наступит тишина, и объявил:
- Давайте заслушаем сообщение товарища Тутаринова.
Сергей рассказывал о своей поездке неторопливо, не упуская даже мелких подробностей. Слушали его внимательно, но все знали, что говорит Сергей пока не о главном, что самое интересное где-то еще впереди. Сергей в живых красках рисовал степь, виденную им в полете, очень лестно отозвался о Ставрополе. «Лежит этот город на таком высоком месте, что его видно на десятки верст в окружности». Всем нравился его рассказ и о степи, и о городе, но все по-прежнему думали, что это тоже не главное… Когда же Сергей сказал: «И вот, товарищи, позвал меня Андрей Петрович Бойченко, и вхожу я в его кабинет»,- сразу сделалось так тихо, что было слышно, как за окном шелестели без ветра листья акации. Сергей подробно рассказал о своей беседе с Бойченко, о том, как тот расспрашивал его об урожае,- «верите, даже поинтересовался, почему у Рагулина один урожай, а у Артамашова - другой»,- о животноводстве, о строительстве, как похвалил Ивана Атаманова. О сплаве леса Сергей нарочно умолчал.
- Прохор Ненашев здесь? - спросил он.
- Я тут! - донеслось из соседней комнаты.
- Подходи ближе.
Прохор подошел к столу. Ему уступили место на лавке. Он оправил рубашку и сел, еще не понимая, зачем его позвал Сергей.
- Ну, Прохор Афанасьевич,- заговорил Сергей,- вышло по-твоему. Тот лес, что лежит в Чубуксунском ущелье, будем сплавлять. Так что готовься. Депутат так и сказал,- прибавил от себя Сергей,- что есть у вас в станице опытный человек, старый сплавщик Прохор Афанасьевич Ненашев, вот вы ему это дело и поручите.
Прохор смущенно улыбался. Как-никак, а приятно было услышать, что о нем так высоко отзывается Андрей Петрович Бойченко. Прохор встал и хотел было что-то сказать, как со всех сторон послышались советы:
- Молодых послать.
- Три колхоза - три бригады.
- А я так думаю, что молодежь в таком деле не справится. Это же не косовица!
- А что такого - бревна гнать по воде? Возле воды и не жарко. Чуть что - купайся.
- Там купаться некогда. На какой-либо крутизне бревна станут торчмя, запрудят все русло.
- Тише, граждане,- сказал Савва.- Давайте послушаем Прохора.
Прохор поднялся, одернул под поясом рубашку. Он понимал, что такой важный вопрос без него решен не будет, поэтому и держался с достоинством, гордо посматривая по сторонам.
- Вообще, сказать так,- заговорил он,- что такое есть сплав леса по нашим бурным рекам? Называется он молевой, и работа эта трудная. В молодости мне довелось побегать за бревнами, а они, верите, несутся по воде, как сумасшедшие… Вообще надо бояться поворотов…
Воспользовавшись случаем, Прохор подробно изложил свою биографию, особенно ту ее часть, которая относилась к молодым годам. Затем дал несколько практических советов по организации труда на сплаве. По его мнению, необходимо было послать на сплав не менее трех бригад. Каждой бригаде нужна была подвода, железные крюки, багры, веревки, лопаты, топоры, а также кухарки и на месяц продуктов. Кроме того, требовалась лодка или даже две, волы или лошади для подтаскивания бревен к берегу.