- Прасковья Ефимовна, и вы, Евсей Иванович,- вежливо, как только мог, заговорил Тимофей Ильич.- И за каким бесом тратить лишние слова… По всему видно, что вы пришли сватать нашу дочку. Так чего же начали с обиняков да с подходов? Семен и такой и разэдакий, и так на него посмотри - хорош, и так взгляни - еще краше… А мы этого жениха и сами знаем, приехал он сюда с нашим сыном… Так что вы прямо и начинайте, что, мол, так и так, пришли к вам по такому-то делу…

- Само собой,- сказал Евсей.

- Ой, Тимофей Ильич,- обрадовалась Параська,- да ты настоящий угадчик! Но мы хотим по-старинному… Сперва без паляныци, а так, чтобы поговорить, вроде как бы разведка… Нельзя ж так сразу. Разговор должен быть деликатный, сперва разнюхать, расспросить.

- Стало быть - дипломатия? - спросил Тимофей Ильич и засмеялся.

- Само собой,- отозвался Евсей.

- А то как же,- поспешила ответить Параська.- Так было в старину. Обычай… Правильно я говорю, Евсей?

- Само собой.

- А завтра пожалуем и с паляныцей, да и потребуем рушники… Все, Тимофей Ильич, будем делать по-старинному, как заведено…

- А я так думаю, что и паляныця и рушники не потребуются,- сказал Тимофей Ильич.- Как ты скажешь, Ниловна?

- Спросить бы Анфису,- робко проговорила Ниловна.- Такое дело, что как его и сказать…

- Зачем же ее спрашивать? - Тимофей Ильич обратился к Параське:- Так ты, Прасковья Ефимовна, старинный обычай вспомнила. Хороший обычай, слов нет. А есть и другой, и ты его тоже знаешь…

- Какой же это еще обычай?

- А такой, что у Анфисы есть старший брат, и пока Сергей не женится, младшей сестре о замужестве и думать нечего… Да и молодая она у нас, сказать, еще не перестояла.- Тимофей Ильич забрал в жменю усы, подумал и сказал: - Так что лучше всего и тебе, Прасковья Ефимовна, и тебе, Евсей Иванович, идти домой, да и никому не говорить о нашей балачке…

- Само собой,- сказал Евсей, натягивая шапку.

Сват и сваха даже не подали виду, что такой прямой отказ их огорчил или обидел. Они еще с полчаса поговорили о том о сем, распрощались и только тогда вышли из хаты. А за воротами Параська дала волю своему негодованию и сказали Евсею, что на этом она не остановится; что раз дело начато, то его следует довести до конца, и если будет отказ, то пускай об этом узнает вся станица; что не позже как через неделю, когда старый Тутаринов успокоится, Параська возьмет себе в компаньоны не Евсея, а старика Назара - опытнейшего человека по сватовству и явится к Тимофею Ильичу уже не для разведки, а с паляныцей и не уйдет из хаты до тех пор, пока Анфиса, с благословения отца и матери, не разрежет ту паляныцю на две равные половины… Как всегда, Евсей слушал жену внимательно, а потом промолвил:

- Само собой.

Параська и Евсей подходили к своему дому на краю станицы, а в хате Тутариновых еще продолжался спор о том, кто же был прав: Тимофей Ильич, рассуждающий о жизни трезво и понимающий, как никто другой, что значит выдать дочь за парня, у которого нет ни кола ни двора, или же Ниловна со своей материнской мягкосердечностью… Ниловна всячески старалась уговорить Тимофея Ильича и склонить его на свою сторону и поэтому говорила о Семене так, как могла бы говорить разве что мать о своем горячо любимом сыне. По ее словам, Семен был и красивый, и умный, и трудолюбивый, и «характером смирный», и обходительный со старшими.

- А что он не здешний,- заключила она,- то в этом беда небольшая,- приживется в станице, да так никуда и не уедет.

Казалось, что ничего нельзя было возразить против этих доводов Ниловны, однако Тимофей Ильич не соглашался с нею, стоял на своем и доказывал совсем противоположное: Семен вовсе не красив, а так себе - белобрысенький парень, тогда как Анфиса - чернявая и лицом миловидная. И ничуть Семен не умный, ибо умный человек, по мнению Тимофея Ильича, никогда бы не стал так плохо отзываться об Усть-Невинской… Правда, в работе Семен горяч,- с этим Тимофей Ильич соглашался, но тут же добавлял, что «есть это одна видимость, и старается он до поры до времени…»

- Нет, Ниловна,- сказал он,- что там ты ни говори, а такой зять мне не по душе.

Ниловна молча смотрела на мужа, и ее маленькие добрые глаза наполнились слезами.

- А ты не плачь,- участливо заговорил Тимофей Ильич.- Чего прежде времени слезы проливать. Дело еще не решенное. Лучше позови Анфису. Мы у нее для интересу спросим, что она нам на это скажет.

На беду Анфисы в доме не оказалось. «Где ж ей быть в такую позднюю пору, как не с женихом?» - подумал Тимофей Ильич, и это его еще больше раздосадовало. Старик долго ворчал и теперь уже ругал не только Анфису, но и Сергея: и зачем он привез в станицу такого дружка, и где пропадает без вести вторую неделю, и что это за сын, который бросил родителей и уехал, а куда и зачем - ничего не сказал, хотя Сергей и говорил ему об этом…

Долго в эту ночь Тимофей Ильич не спал, все курил и думал. Утром поднялся рано, разбудил Анфису и сказал:

- Объясняй батьке, по какой причине тот Семен ни с того ни с сего присылает сватов?

- Объяснения, батя, у меня будут короткие,- решительно ответила Анфиса.- Вы, батя, свое отжили, так и нечего вам становиться на нашу дорогу… Все равно по-вашему не будет.

- Кто ж это тебя научил так батьке отвечать? Наверно, Сергей.

Анфиса молчала, сидя на кровати в коротенькой сорочке, похожая на девочку. Торопливо подошла Ниловна, стала спиной к дочке, а лицом к мужу и сурово посмотрела на него.

- Оставь ее.

Тимофей Ильич молча вышел. Остальные дни до приезда Сергея он ни с кем не разговаривал. Утром уходил на огород, приходил затемно, молча ужинал и только один раз сказал, как бы сам себе:

- Подождем Сергея… Должен же он скоро явиться.

… Анфиса сбивчиво рассказала брату обо всем, что произошло в доме, и, повеселевшая, вошла вместе с Сергеем в хату. Ниловна на пороге прижалась к сыну и тайком, чтобы не заметил Тимофей Ильич, всплакнула.

- А вот и Сергей,- сказал Тимофей Ильич.- Подоспел как раз к вечере.

Сели ужинать. Сергей ел молча, ждал, что скажет отец.

- Что молчишь? - спросил Тимофей Ильич, когда на стол были поданы вареники с вишнями.- Сказывай, где ездил, что видел?

- Эге, батя! Был я далеко. И в Пятигорске, и в Ставрополе. И все сделал. Наш план утвердили. У депутата был.

Тимофей Ильич усмехнулся и погладил усы.

- Говоришь, у депутата был? - нарочно переспросил он.- Да ты такой - во все дырки пролезешь и своего добьешься.- Он посмотрел на Анфису.- А сестра тоже с тебя пример берет.

- И хорошо,- сказал Сергей, доставая из миски вареник.

- Оно, может, и хорошо, но не во всяком деле.

- Я, батя, знаю, на что вы намекаете.

- А если знаешь, так говори отцу,- думаешь ли ты жениться?

- А как же! Думаю… А что такое?

- То самое,- Тимофей Ильич взглянул на Анфису, которая сидела опустив голову и ничего не ела.- Если думаешь, так поторапливайся и ослобоняй дорогу… А то младшая сестра обгонит.

- А я могу посторониться,- сказал Сергей, желая придать разговору шутливый характер.- Для своей сестренки я всегда дорогу уступлю. Правильно, Анфиса?

Анфиса не ответила, встала и молча вышла из хаты.

- Батя, и куда это годится,- сказал Сергей.- В нашем доме и такие старорежимные порядки? Девушку до слез довели, а из-за чего?

- Порядки в доме такие, как и были, а что не по душе мне твой дружок, так это совсем другая песня.

- Вам не по душе, а Анфисе по душе…

- А Анфиса моя дочка,- сердито перебил Тимофей Ильич,- и, как отец, я не хочу, чтобы она каталась по белому свету…

- Погодите, батя, не горячитесь,- Сергей сел ближе к отцу, угостил его папиросой.- Семена я знаю лучше, чем вы. Четыре года я с ним жил в одном танке, а на войне люди как раз и узнают друг друга. Он был мне как родной брат, понимаете, и я буду рад, если мы с ним по-настоящему породнимся.

- То ж вы жили в танке,- угрюмо проговорил Тимофей Ильич.- В танке одно дело, а теперь другое… Скажи мне, куда он ее повезет? Наша жизнь ему не нравится. Потому я и не желаю… Должен я, как родитель, думать об ней. У нас, слава богу, окромя тебя и Анфисы, выросло еще восьмеро, и у всех есть, где жить…