Изменить стиль страницы

Стефан Петрович сел на стул и осмотрел Ефима с ног до головы.

«Крупный мужчина,- подумал он, видя широкую, как совок, ладонь Ефима.- И тоже, по груди видно, воевал… А только орденов маловато… Медалей сполна, а орденов маловато…»

- Ну, вы уже познакомились,- сказал Сергей.- У меня есть срочные дела, и я вас покину.

Сергей ушел, а Рагулин и Меркушев недоверчиво и как-то по-особенному строго посмотрели друг на друга, точно говоря: «Ну, вот мы и остались одни, а говорить-то нам и не о чем». Они сидели молча, и им было неловко. Ефим вынул из кармана коробку папирос и стал угощать своего нового друга. Стефан Петрович даже и не взглянул на папиросы, сказал, что курит самодельную махорку, и тут же протянул кисет Ефиму. Они свернули цигарки, закурили, похвалили махорку, а говорить опять было не о чем.

- Стефан Петрович, так что наши батьки были тезками,- сказал Ефим, поглаживая усы.

- Выходит, что так.

И снова молчание.

«Ты наших батькив не трогай,- думал Стефан Петрович, косясь на Ефима.- Ты лучше без обиняков, а говори напрямик - зачем пожаловал в чужой район».

- Стефан Петрович, вам не приходилось батраковать? - спросил Ефим, стараясь завязать разговор.

- У меня до тридцатого года было свое хозяйство.

- Бедняцкое?

- Не знаю, как его и считать,- сухо ответил Рагулин.- Сперва ходил я в маломощных середняцких, а потом подрос до крепкого середняка. Дело прошлое, на что тебе это знать?

- Да я только спросил.

Снова наступило неловкое молчание.

«Все допытывается,- думал Стефан Петрович.- Все ему надо знать…»

- Молодцеватый у вас предрайисполкома,- сказал Ефим.- Я с ним на кошаре случайно повстречался.

- Ничего, хороший человек.

- Теперь мы его и своим считаем.

- Оно верно, считать вы можете,- все так же неохотно отвечал Рагулин,- а все ж таки он наш… В нашей станице родился.

- Рождение тут ни при чем.

Они снова закурили, снова посмотрели друг на друга, а разговор не получался. Рагулин раскуривал цигарку и о чем-то думал.

- Ефим Петрович,- заговорил он после продолжительного молчания,- ты, слыхал я, мастер насчет техники?

- Кое-что соображаю.

- И в электричестве смыслишь?

- Малость разбираюсь.

- Отчего ж вы себе гидростанцию не сооружаете? На том немецком моторчике далеко не уедешь.

- Да, это верно,- согласился Ефим.- Вот бы и нам такую гидростанцию, как у вас… Завидно, ей-богу!

- Стройте и себе…

- Построим. Может, и не так быстро, как устьневинцы, а построим… А какие у вас нынче виды на урожай? - спросил Ефим, вынимая из кармана ту же коробку папирос.- Давайте моих закурим.

Рагулин отказался.

- Какие ж зараз виды на урожай? - Стефан Петрович нарочно уклонился от прямого ответа.- Рано еще предугадывать. Так в общем будто благополучно… А там кто ж его знает.

«Про урожай пытает,- подумал Стефан Петрович,- хочется ему знать про мои наметки».

- Стефан Петрович, я хотел спросить у вас одну вещь.- Ефим ближе придвинул папиросы.- Берите. Очень славные папироски.

- Спрашивай. Ежели смогу - отвечу.

- Вопрос такой: какими путями вы добиваетесь таких высоких урожаев?

- Какие ж там пути? Никаких особых путей нету,- все так же не желая говорить прямо, неопределенно ответил Стефан Петрович.- Наше дело обычное, хлеборобское.

- Обычное, да не совсем. Скажем так: вы сеете по черным парам?

- Исключительно. Без черных паров как же можно?

- Так. А какую даете культивацию?

- Не особенно глубокую, но не очень и мелкую.

- А подкормку по весне делаете?

- Завсегда.

- Золой?

- И золой и суперфосфатом. Но, на мой взгляд, лучше всего конским пометом в жидком растворе.- Стефан Петрович увидел, что тема разговора становится и близкой ему и интересной, взял папиросу, закурил и сказал: - Тут, брат, дело вкуса. Один делает так, другой - иначе. Можно, конешно, и золой и другими удобрениями, но все это совсем не такая сила. А ежели ты хочешь получить добротное зерно, чтоб оно дало высокую кондицию, то ты должен…

Речь потекла легко, и остановить ее Стефан Петрович был уже не в силах. Маленькие его глаза заблестели, он даже встал, прошелся по комнате. Оживился и Ефим. Как только разговор коснулся такой близкой для них темы, оба собеседника точно переродились. Откуда-то пришли красноречие, живость, улыбки на лицах. С каким-то особенным волнением они говорили о самых простых вещах, как, скажем, о культивации черных паров, о посеве пшеницы перекрестным способом,- так могут беседовать только агрономы-опытники. Ефим и слушал - то с восторгом, то с удивлением, и без конца задавал вопросы, один другого значительней, и улыбался, любовно поглядывая на Рагулина. Они говорили минут сорок - и о подкормке колосовых, и о прополке, и об организации труда в полеводческих бригадах,- говорили с такими подробностями и с таким знанием дела, что их суждения были похожи на хорошо продуманные записи лекций. И когда перешли к самому насущному - к механизации трудоемких работ, тут уже инициатива перешла к Ефиму, который говорил об этом предмете так просто и так убедительно, что Рагулин уже не мог ни возразить, ни добавить ни слова к тому, о чем рассказывал Ефим. У Ефима оказался такой богатый опыт, что Рагулин, редко кому завидуя, тут почувствовал зависть и про себя решил, что его новый приятель - человек и умный, и весьма положительный… А Ефим, ничего не подозревая, вдруг спросил, какой урожай пшеницы Рагулин намечает взять в нынешнем году, и попал в самое больное место.

«Ага,- подумал Рагулин,- вот тебе о чем хочется знать? Ты, Ефим Петрович, решил меня выпытать? А я не скажу…»

- Хочешь обогнать? - в упор спросил Стефан Петрович.

- Куда там мне! Я вам в ученики гожусь.

- А зачем же спрашиваешь?

- Из интереса… Эх, Стефан Петрович, вот бы мне приехать к вам в колхоз на выучку! Хотя бы на месяц. Вы же настоящий хозяин, у вас есть чему поучиться.

- Что ж, приезжай.- Рагулин важно погладил усы.- Ты, конешно, можешь приехать и поглядеть наши поля. А только меня ты чересчур не расхваливай. В работе я злой, и в колхозе меня не все уважают.

- А я бы уважал.

- Могло быть, конешно,- согласился Рагулин, уже окончательно решив, что Ефиму можно во всем открыться.- Ты заинтересовался моими планами на урожай? Могу сказать… К примеру, по пшенице думаю взять двести сорок пудов.

- Сколько?

- А что? Мало?

- Ого! Куда там «мало»! - Ефим придвинул свой стул ближе к Рагулину.- Стефан Петрович, я к вам обязательно приеду. Вижу, что именно к вам я должен приехать и поучиться… Только уж вы не обижайтесь, ежели я прихвачу с собой колхозников, а особо - девчат.

- Вези и своих девчат,- согласился Рагулин.- Какая ж может быть обида, раз дело того требует!

- За это вам спасибо.- Ефим задумался.- Стефан Петрович, а знаете, какая мысль пришла мне в голову?

- Скажи, скажи.

- Давайте всем, кто хочет добиться высоких урожаев, сделаем вызов. Так, мол, и так, мы, передовики, каждый на свою совесть, берем обязательства добиться рекордного урожая да еще добавим к этому насчет механизации. Вы понимаете мою мысль?

- Да я-то понимаю, дело нужное,- рассудительно отвечал Рагулин.- А только почему ты в своем районе такую идею не высказывал?

- Высказал бы, но у нас нет подходящего запевалы…

- Это какого ж такого запевалы?

- А такого, как вы. Понимаете, Стефан Петрович, тут первое слово должен сказать такой человек, чтобы он вес имел.

- А я не очень собой толстый.

- Вы шутите! А я вот о чем думаю: тут нужен такой запевала, чтобы его голос был услышан всюду. Ежели, допустим, я выступлю на собрании первый и скажу, что обещаю достичь урожая, скажем, двести пудов с гектара, а у меня,- это же все в районе знают,- в прошлом году было всего-навсего шестьдесят пять пудов, все скажут: «Ефим мелет языком, а что - и сам не знает». А вам поверят, и ваше слово разнесется по всему Ставрополью, а вслед за вами многие пожелают и поучиться у вас, и потягаться с вами. Да вот я первый. Мне за вами, конешно, не угнаться, но двести пудов возьму. Да и механизацию у вас можно построить образцовую - свое электричество.