Мировосприятие и склад мышления любого человека неминуемо отражаются в том, что и как он говорит. Языки народов, культуры которых отрицают эффективный контроль человека над реальностью, изобилуют выражениями и ключевыми словами фаталистического содержания. Свидетельство тому — пословицы и поговорки. У итальянцев Che sera sera значит «чему быть, того не миновать», русские говорят: «Человек предполагает, а Бог располагает», а арабское In sha Allah («На все воля Аллаха») — фраза, которая сегодня на устах у всех. Хотя в русском языке есть и пословицы типа «береженого Бог бережет», но они играют в национальном сознании значительную меньшую роль. Говоря о судьбе, американцы предпочитают отвергающие провидение афоризмы: The Lord helps those who help themselves («Бог-то Бог, да и сам не будь плох») или Where there’s a will there’s a way («Где хотенье, там и уменье»).

Человек, который в США полагается на судьбу, то есть фаталист (fatalist), рискует прослыть ленивым и безынициативным. Между неприятием американцами фатализма и так называемым «позитивным мышлением» (positive thinking) существует прямая связь, о которой пишет студентка из России, долго учившаяся в США: «Американцы не верят в судьбу, назвать американца фаталистом — оскорбление. В чем же дело? Мне кажется, они стараются быть оптимистами, не унывать перед лицом неудач. И изо всех сил борются с событиями, которые могут негативно повлиять на жизнь. Они всегда отслеживают изменения к лучшему и учитывают их, планируя будущее. Американцев не заставишь зациклиться на плохих новостях» [57].

Как полагают многие лингвисты, американское отношение к судьбе — антипод духу фатализма в России. Наряду с другими факторами, понятие о «судьбе» сыграло стержневую роль в создании русского семантического пространства. Вместе с такими концепциями, как «душа» и «тоска», это слово отражает исконную веру народа в иррациональность и непредсказуемость людского бытия, неотвратимость того, что написано на роду. Поскольку противиться судьбе бессмысленно, жизненная позиция личности и ее реакция на многообразие событий становятся достаточно пассивными, что вполне объяснимо [58].

Помимо «судьбы», в русском языке есть и много других фаталистических слов и оборотов, которые могли укорениться только в обществе, враждебном психологии частной инициативы. «Идея Судьбы с большой буквы и дух капитализма несовместимы, — подчеркивает польский психолингвист А. Вержбицка. — Потребность действовать, инициативность, стремление к личному успеху и свобода предпринимательства, — все эти черты западной цивилизации идут вразрез с убеждением, что жизнь человека не зависит от его воли» [59].

В лингвокультурном пространстве США главенствует мировоззренческая установка на то, что человек по природе своей активен, рационален, настроен на позитив и сам определяет, как строить свою жизнь. Если русское понятие «судьбы» часто применяется для описания целой жизни — от рождения до смерти и подразумевает высокую степень предопределенности, то в английском языке слово fate используют, говоря исключительно о частностях, например: I guess he was not fated to get that job; She was not fated to marry him [60].

Во многих ситуациях, где в русском языке используется слово «судьба» или «суждено», в английском предпочтительнее «нейтральный» эквивалент:

В литературном и бытовом языке Америки обычно употребляются два однокоренных прилагательных fatal и fateful, первое из которых означает «смертельный» («смертельная болезнь» — a fatal illness), а второе — «роковой» или «судьбоносный» (например, September 11 was a fateful day for Americans). Кроме того, в отличие от русской «судьбы», слово destiny и его производные имеют только положительное значение. Божий промысел (Providence) американцы признают, но только не во всех случаях. It was his destiny / He was destined to be elected President; From childhood on all her friends knew that it was her destiny / She was destined to have a great career on the stage. В этом же ряду стоит выражение Manifest Destiny («предначертание судьбы / Божий промысел»), обозначающее иногда освоение Америки колонистами, двигавшимися от восточного побережья к западному: их потомки пребывают в счастливой уверенности, что им было «суждено» получить власть над целым континентом.

Понятие «судьба» объединяет в русском языковом представлении о мире идею непредсказуемости будущего с проистекающей из этого неспособностью человека контролировать свою жизнь и среду [61]. В русском умонастроении судьба всегда неминуема / неотвратима / неумолима / неизбежна, ее не обманешь и на коне не объедешь. Это прямо или косвенно отражается в языке. У человека нет выбора: «От судьбы не уйдешь», «тебе это на роду написано» — гласят пословицы. Носитель русского языка может вспомнить десятки подобных выражений: «какими судьбами», «жаловаться на судьбу», «быть обиженным судьбой» и т.д. [62]. Говорят также, такие выражения переводимы (к примеру, «неумолимая судьба» — inexorable / relentless fate), американцы свято верят, что нести сознательную ответственность за свои действия и, более того, за их последствия может только сам человек.

В понятии о «слепой судьбе» американцам особенно чуждо ее отождествление с бедами и неурядицами. Если расхожий анекдот о кирпиче, который знает едва ли не каждый человек в России, дословно перевести на английский и опубликовать в США, то, наверное, многие читатели будут недоумевать, что же здесь смешного:

Такие полярные понятия, как «активная деятельность» и «пассивная созерцательность», «личная ответственность» и «покорность судьбе», не только проявляются в разном образе жизни русских и американцев, но глубоко вошли и в их культуры, и в языки. Они отчетливо проступают и в грамматических структурах этих языков. Американский английский изобилует сотнями конструкций, в которых подчеркнуто выражен активный деятель, но беден неопределенно-личными и безличными выражениями; русский язык, напротив, богат последними. «Активные» языковые конструкции плюс «позитивное мышление» создают «активный» линг-вокультурный обиход. С первого класса американцев учат употреблять в устной и письменной речи активный, а не пассивный залог. «Активные» элементы языка и культуры, реагируя друг с другом, формируют специфический американский менталитет. Любое правило, конечно, не без исключений. Некоторые стилистические слои английского языка перенасыщены пассивными оборотами, как, скажем, письменная научная речь (The experiment was conducted) или язык дипломатии (Agreement was reached between the parties).

Что касается русского языка, то сама его структура тяготеет к безличности и неопределенности, когда не субъект «делает» что-то по отношению к кому-то или чему-то, а, напротив, «что-либо делается» по отношению к субъекту. Многочисленные русские конструкции с существительным/местоимением в дательном падеже («трудно»), модальными словами («нужно», «нельзя»), отрицательными инфинитивными конструкциями без модальных слов («не бывать», «не видать»), возвратными глаголами («не спится», «не работается»), односоставные безличные предложения («моросит», «погромыхивает») и многие другие могут выражать как действия, так и состояния, и подчеркивают инертность субъекта.