XI
Велел паша, чтоб заперт был пират
В высокой башне в тесный каземат.
Дворец сгорел, и крепостной затвор
Укрыл пашу, и узника, и двор.
Казнь Конрада не устрашает; он
Казнил бы сам, будь им Сеид пленен.
Один, пытливо, в сердце он читал
И в нем, преступном, бодрость обретал.
Одну лишь мысль не мог он перенесть:
«Как встретит весть Медора, злую весть?»
О, лишь тогда цепями он гремел,
Ломая руки, свой кляня удел!
Но вдруг утих — самообман? мечта?
И усмехнулись гордые уста:
«Что ж, пусть казнят, когда угодно им:
Мне нужен отдых перед днем таким!»
Сказав, с трудом подполз к цыновке он
И вмиг заснул — каков бы ни был сон.
Была лишь полночь, как начался бой:
Раз план созрел — он должен быть судьбой;
Резня не любит медлить: в краткий срок
Злодей свершит все, что свершить он мог.
Лишь час прошел — и в этот час пират
Покинул бриг, носил чужой наряд,
Был узнан, дрался, взвил пожара гул,
Губил, спасал, взят, осужден, уснул!
XII
Он мирно спит, не дрогнет очерк век;
О, если б это был покой навек!
Он спит… Но кто глядит на этот сон?
Враги ушли, друзей утратил он.
То не спустился ль ангел с высоты?
Нет: женщины небесные черты!
В руке лампада, но заслонена
Она рукой, чтоб не согнала сна
С его на муку обреченных глаз,
Что, раз открывшись, вновь уснут сейчас.
Глубокий взор и губы цвета роз,
Блеск жемчуга в изгибах черных кос,
Легчайший стан и стройность белых ног,
Что лишь со снегом ты сравнить бы мог…
Как женщине пройти средь янычар?
Но нет преград, коль в сердце юный жар
И жалость кличут, — как тебя, Гюльнар!
Ей не спалось: пока паша дремал
И о пирате пленном бормотал,
Она с него кольцо-тамгу[18] сняла,
Что, забавляясь, много раз брала,
И с ним прошла чрез полусонный ряд
Тамге повиновавшихся солдат.
Устали те от боя и тревог:
Пирату всяк завидовать бы мог
Уснувшему; иззябши, у ворот
Они лежат; никто не стережет:
На миг привстали посмотреть кольцо
И, без вопросов, клонят вновь лицо.
XIII
Она дивилась: «Как он мирно спит!
А кто-то плачет от его обид
Или о нем. И мне тревожно здесь;
Иль колдовством он стал мне дорог весь?
Да, он мне спас и жизнь и больше: честь,
От нас от всех успев позор отвесть.
Но поздно думать… Тише… Дрогнул сон…
Как тяжко дышит! О, проснулся он!»
Поднялся Конрад, ослепленный вдруг,
С недоуменьем он глядит вокруг;
Он шевельнул рукой — железный звон
Его уверил, что пред ним не сон.
«Коль здесь не призрак, то тюремщик мой
Неотразимой блещет красотой!»
«Меня, пират, не знаешь ты. Твоя
Добром не так богата жизнь, и я
Одна из тех, кого ты в страшный час
И от огня и от насилья спас.
Не знаю я, что мне в тебе, пират.
Но я не враг: не пытки ищет взгляд».
«Ты добрая. Когда меня казнят,
Твой только взор восторгом не блеснет.
Что ж: побежден, я гибну в свой черед.
Их и твою любезность я ценю,
Коль исповедь к такой красе склоню!»
Как странно! Миг отчаянья согрет
Шутливостью! В ней облегченья нет,
Не отменить ей роковой исход;
В улыбке — боль, и все ж она цветет!
Не мало мудрых было до сих пор,
Кто с шуткою ложились под топор!
Но горек и насильствен это смех.
Хоть и обманет, кроме жертвы, всех.
Что б Конрад ни испытывал, — легло
Веселое безумье на чело,
Его разгладив; голос так звучал,
Как если б напоследок счастье звал.
То было не по нем: так редко он
Был не задумчив иль не разъярен.
XIV
«Ты осужден, корсар, но я пашой
Могу владеть, когда он слаб душой.
Ты должен жить, — хочу тебя спасти,
Но поздно, трудно: слаб ты, чтоб уйти.
Пока одно берусь устроить я:
Чтоб казнь была отложена твоя;
Просить о жизни можно не сейчас,
А всякий риск двоих погубит нас».
«Я б не рискнул; душа закалена
Иль пала так, что бездна не страшна.
Что звать опасность, что меня манить
Бежать от тех, кого мне не сломить?
Ужель как трус (коль победить не мог)
Бегу один, а весь отряд полег?
Но есть любовь… душа горит; слеза
В ответ слезе туманит мне глаза.
Привязанностей мало дал мне рок;
То были: судно, меч, она и бог.
Забыл я бога, бросил он меня:
Паша свершает суд его, казня.
Мольбой не оскверню его престол,
Как трус, что голос в ужасе обрел;
Я жив, дышу, мне жребий не тяжел!
Меч отдала врагу моя рука,
Не стоившая верного клинка.
Мой бриг потоплен. Но моя любовь!..
Лишь за нее могу молиться вновь!
Лишь для нее хотел я жить — и вот
Ей сердце гибель друга разобьет
И красоту сотрет… Когда б не ты
Я не встречал ей равной красоты!»
«Ты любишь?.. Это безразлично мне…
Теперь, потом ли… Я ведь в стороне…
Но все же… любишь! Счастливы сердца,
Что преданы друг другу до конца,
Что не томятся тайной пустотой
Бесплодных грез, как я в тиши ночной!»
вернуться
18
Кольцо-тамга — перстень, служивший пропуском при проходе через сторожевые посты.