XV
Она ошиблась: он себя винил,
Что ей беду невольно причинил;
Но тяжко немы, сплошь в кровавой тьме,
Бродили чувства в сердце, как в тюрьме.
Вокруг кормы, играя синью волн,
Попутный бриз все дальше гонит челн;
Вдали вдруг точка, пятнышко, пятно:
То парус, бриг — и пушек там полно;
Челнок замечен с вахтенных мостков;
Прибавили немедля парусов;
Бриг величаво мчится, все скорей,
И грозно смотрят жерла батарей.
Вдруг — блеск! Ядро, давая перелет,
С шипеньем тонет в глуби темных вод.
Выходит Конрад из оцепененья. Взор
С восторгом устремляется в простор:
«То он — мой алый флаг! Я не один!
Я не покинут средь морских пучин!»
Он машет им. Там узнают сигнал:
Убавив ход, спускают мигом ял.
«Наш Конрад! Конрад!» — с палубы гремит,
И дисциплина крик не заглушит!
С восторгом все и с гордостью глядят,
Как всходит вновь на свой корабль пират;
В любой улыбке блещет торжество;
Всем хочется в объятьях сжать его.
А он, забыв несчастный свой поход,
Как вождь, привет им гордо отдает,
Ансельмо руку жмет он — и опять
Готов сражаться и повелевать!
XVI
Порыв утих; всех втайне мучит стыд,
Что не был силой атаман отбит:
Все ждали мести. А узнай они,
Что женщина свершила в эти дни
Стать ей царицей: им была всегда
Разборчивость надменная чужда.
Перед Гюльнар они столпились в ряд,
С улыбкой вопрошающей глядят;
Она слабее женщин и сильней,
И знает кровь — и все же робость в ней|
На Конрада она с мольбой глядит
И, на лицо спустив чадру, молчит;
Скрестив ладони, кротко ждет она:
Раз он спасен, судьба ей не страшна.
Хоть все в ней буйно: ненависть и дрожь,
Добро и зло, любовь, коварство, нож
В ней женщина не исчезала все ж!
XVII
И дрогнул Конрад: гнусно дело рук.
Но грешница жалка в минуты мук.
Нет слез таких, чтоб грех ее омыть,
И небу должно суд над ней творить.
Свершилось! Пусть вина тяжка — он знал:
Лишь для него ту пролил кровь кинжал,
И принесла его свободе в дар
Все на земле, все в небесах Гюльнар!
Потупиться ее принудив, взор
К рабыне черноокой он простер;
Совсем иной теперь была она:
Робка, слаба, смиренна и бледна,
И в этой смертной бледности — багрец,
Кровавый след запечатлел мертвец!
Он руку взял, дрожит (теперь!) рука,
Нежна в любви, а в гневе жестока:
Он сжал ее — дрожит! И в нем самом
Нет сил, нет звука в голосе глухом.
«Гюльнар!» Безмолвна. «Милая Гюльнар!»
Она взглянула взором, полным чар,
И ринулась в объятия к нему.
Чудовищем бы надо быть тому,
Кто б в этом ей приюте отказал!
Добро ль в том, зло ль, но Конрад крепко сжал
Ее в объятьях. И, не будь томим
Тревогой он; — сошла бы измена к ним!
Тут и Медору б гнев не охватил:
Их поцелуй столь братски-нежен был,
Что — первый и последний! — он не мог
Взять Ветреность у Верности, хоть жег
Дыхание Гюльнар, как ветер тот,
Что навевает крыльями Эрот!
XVIII
В вечерний час их остров встал из вод.
Скала, казалось, им улыбки шлет;
Над гаванью стоит веселый гул;
Огонь сигнальный, где всегда, блеснул;
Скользят по волнам шлюпки, и дельфин,
Резвясь, их обгоняет средь пучин;
Крикливых чаек резкий стон — и тот,
Казалось, всем приветствие несет!
За ставнями, что озарились вдруг,
Фантазия друзей рисует круг;
Огонь священный, пламенный очаг,
Надежды взор, простертый в бурный мрак!
XIX
Огни в домах, на маяке горят;
Медоры башню разглядел пират;
Глядит он — странно! Видят все: одно
Ее во мрак погружено окно!
Как странно! В первый раз ему привет
Не шлет Медора. Иль завешен свет?
Он первым сходит в поданный челнок,
Гребцов торопит… О, когда б он мог,
Как легкий сокол, развернуть крыла,
Помчаться на вершину, как стрела!
Гребцы хотят передохнуть — и вот,
Не в силах ждать, он выпрыгнул — плывет,
На берегу — и быстрою стопой
Бежит наверх знакомою тропой.
Он у дверей; прислушался: весь дом
Внутри безмолвен. Все во тьме кругом.
Он стукнул громко, но знакомый шаг
Не прозвучал в ответ на этот знак.
Весь холодея, стукнул он опять,
Но слабо: руку еле смог поднять.
Открыли; женщина — увы! — не та,
Которую обнять влечет мечта.
Она молчит; и дважды он хотел
Задать вопрос, и все ж не смог, не смел!
Он выхватил у ней лампаду; вдруг
Та выскользнула из неверных рук,
Разбилась: а другого ждать огня,
Не то же ли, что наступленья дня?
Но, вглядываясь в темный коридор,
Мерцанье слабое приметил взор;
Увидел Конрад, в тот войдя покой,
Все, что уже угадано душой!