Хозяин, памятуя про близость столицы, не поскупился и приобрел не кое-как раскрашенную гравюру, а самую настоящую картину, выполненную маслом — пусть даже не по холсту, а по гладкой доске, — неким то ли Дротом Сааксом, то ли Дротом Саамом. И раз уж повесил ее здесь — значит, комната и вправду предназначалась для почетных гостей. Тех, что не попытаются проломить голову какому-нибудь тулленскому подданному творением почтенного Саакса — или Саама… разве что сей подданный убедит их, что не может называться честным человеком. И не станут в состоянии подпития устраивать состязания в меткости, используя в качестве мишени лица тулленских воинов, изображенных на картине.

Воины Туллена, выстроившиеся в два ряда за спиной своего полководца и бесстрастно наблюдающие за поединком, походили друг на друга, точно близнецы. То же самое можно было сказать и о гномах. А вот на воинстве Тьмы почтенный живописец отвел душу, хотя твари получились скорее забавными, чем страшными. Маги Черного Ковена были бы весьма рады, согласись он поделиться с ними парой задумок. Во всяком случае, без помощи заклинаний эти создания вряд ли смогли не то что передвигаться, но и стоять на ногах.

Их предводитель явно не удостоил художника чести позировать для великого полотна, и оставалось только гадать, насколько Полководец Тьмы похож на свой портрет. Разглядывая рыцаря в черных латах, Флайри вспомнила, что никогда не спрашивала у Адрелиана, как выглядел Раэр. И Адрелиан никогда не рассказывал. Только однажды бросил:

«Раэр был мальчишкой. Умным, сильным, но мальчишкой».

Того, кто скакал навстречу Адрелиану с огромным бердышом в руках, назвать «мальчишкой» язык не поворачивался. Не было в его лице той юной бесшабашности, которая порой сияет в глазах седых стариков и обещает способность совершать чудеса. Выпирающий вперед подбородок, который, не разобравшись, можно принять за часть шлема, огромный крючковатый нос, похожий на клюв гвейхира… Наплечники в виде сцепленных костлявых пальцев… Само собой, с лезвия бердыша падали капли крови. На небольшом круглом щите — и куда с таким в конную атаку? — красовались три очень старательно прорисованных черепа. Живописец явно желал, чтобы они выглядели настоящими. Но когда служители Тьмы украшали щиты черепами? Им находилось куда более полезное применение… после чего они выглядели куда более устрашающе. Возможно, почтенный Саам — или Сакс — вспомнил, что видел такие щиты у орочьих вождей.

Кожа полководца отливала зеленью — вероятно, художник некстати вспомнил выражение «позеленел от злости». Тролли и прочие зеленокожие болотные жители, которые не скрывали, что не поддерживают захватчиков с Севера, а зачастую еще и подкрепляли свое мнение с помощью кулаков и дубинок, вряд ли поняли бы его замысел. Увы, в таких случаях за несоответствие изображения натуре отвечает не создатель картины, а ее владелец. Но троллей в подобных комнатах не селят. К тому же табличка у дверей «Чаши шипокрыла», равно как и возле стойки, гласящая «Обслуживаем только людей», позволяла оному владельцу избежать подобных неприятностей.

Могучий вороной жеребец, в отличие от всадника, удался на славу. Присмотревшись, можно было заметить, что сквозь вздувшиеся мышцы скакуна проглядывают кости.

«А может быть, это вовсе не удачная находка, — сердито подумала Флайри. — Может быть, он просто хотел нарисовать Раэра верхом на конском скелете. А потом скелет не получился, и этот маляр его замазал».

Она уже поняла, что отводит глаза, словно боялась встретиться взглядом с Адрелианом — несмотря на то, что его взгляд был устремлен на врага, а вовсе не на нее.

«Глаза бы мои на это не смотрели»…

Если бы не подпись, довольно неумело стилизованная под эльфийские руны, она и не узнала бы Адрелиана… наверно. Но разве было Адрелианом существо, оставшееся во дворце? Существо, как две капли воды похожее на человека, которого она любила?

Усталость, обида, тревога — все, что копилось в ее душе в эти дни, хлынуло наружу. Флайри упала на подушку и разрыдалась.

Глава вторая Кто ходит в гости по ночам…

Ее разбудил не звук. В комнате кто-то был, и она почувствовала это еще до того, как проснулась. В такие минуты страха не возникает — для него пока нет причин. Разум, не до конца вырвавшийся из мира снов, пытается обмануть себя, отыскивая в темном силуэте хоть что-то знакомое и судорожно перебирая самые невозможные варианты.

Харадир?.. Целитель Витар?.. Адрелиан?..

Последнее имя она произнесла вслух. Пожалуй, этого делать не стоило: незнакомец на миг застыл на месте и повернулся к ее кровати. Только на миг. Но этого хватило, чтобы тусклый лунный свет упал на его лицо. Увидев блестящие белки глаз, словно наклеенные на висящую в черноте белую маску, молодая женщина завопила не своим голосом. И тут крепкая потная ладонь зажала ей рот.

Будь в комнате чуть светлее, или успей Флайри сделать еще один шаг от грани, отделяющей сон от яви, она бы заметила, что грабитель просто-напросто замотал голову черной тканью — очевидно, начитавшись легенд об убийцах-койарах. На самом деле никто не видел, как койар выполняет задание. Зачастую их не успевали увидеть даже жертвы. Адрелиан, которому доводилось иметь дело с этим прославленным кланом наемников, утверждал — то ли в шутку, то ли всерьез, — что койары сами распустили половину легенд, которые о них ходят. Во всяком случае, ни койару, ни посланнику Тьмы и в голову бы не пришло показать жертве огромный нож с выщербленным лезвием и прошипеть:

— А ну заткнись, курица!..

Флайри задыхалась от запаха кожи и застарелого пота, однако первая волна страха уже схлынула, сменившись… даже не яростью, а откровенной злостью. И она сделала первое, что пришло в голову: ткнула грабителя коленом в причинное место.

Удара не получилось: ноги запутались в тяжелом покрывале. Однако грабитель шарахнулся, ладонь соскользнула, и Флайри снова завизжала — уже не от страха, а для того, чтобы хоть кто-то услышал.

В соседней комнате что-то с грохотом упало. Послышался вопль, потом грубая брань. Похоже, в комнате Флайри забыли поставить магическую завесу от шума.

Уворачиваясь от растопыренной пятерни, которая должна была вцепиться ей в горло, Флайри упала с кровати прямо под ноги грабителю. Светильник полетел на пол и разлетелся вдребезги. Толком не понимая, что делает, и осознавая лишь одно — подняться на ноги уже не успеть, женщина метнулась под кровать. Сурфан, который она так и не сняла, за что-то зацепился, послышался треск рвущейся ткани. Но Флайри, отчаянно работая локтями, забиралась все глубже.

За спиной уже слышалось тяжелое пыхтение. Поминая Архааля, всех его сородичей и те места, где им следовало оказаться, разбойник пытался последовать за своей жертвой, но был слишком толст. Задыхаясь от пыли, Флайри чувствовала странную пустоту в голове. Лишь одна мысль билась в виски, точно бабочка о стекло:

«Сколько же здесь не убирали?»

Судя по звукам, доносящимся из коридора, соседи вряд ли поспешили бы ей на помощь — самим бы отбиться. Выходит, она может надеяться только на себя. Грабитель явно охотился не только за ее кошельком — иначе она давно лежала бы в луже собственной крови. Впрочем… если этот выродок до нее доберется, солнца ей уже больше не видать.

Она едва успела перевалиться на бок, когда потная рука скользнула по ее бедру.

— Ах ты, руки загребущие, — прошипела Флайри.

Прежде, чем грабитель успел ухватить ее за одежду, она вцепилась в его руку ногтями… и почти с радостью услышала вой, за которым последовал новый поток брани.

Однако радоваться было рано. Тяжелая деревянная рама заскрипела, осыпая залежи пыли, и Флайри, впервые за эту ночь, стало по-настоящему страшно. Кряхтя от натуги, грабитель пытался перевернуть кровать.

Что делать? Вылезти и попытаться проскочить к двери? Или понадеяться, что груз окажется негодяю не по силам?

Но тут доски у нее над головой застонали, и Флайри застонала от отчаяния. Вскочив на кровать, разбойник пытался отодвинуть ее, упираясь в стену.