Вообще у нас тут все складывается так, что пианино просто обязательно должно достаться нам. Кроме всего, у нас в группе несколько человек уже умеют играть или хотят научиться. Тинка, Айна и немножко Марелле. Неожиданно в эти планы вмешалась и Марью.

— Тогда и я буду учиться играть. Мне так хочется.

— Ты! — презрительно бросила Айна. — А кто же тебя будет учить?

— Свен, если я попрошу, — покраснела Марью. Сассь, до сих пор наблюдавшая за своей подругой со стороны, вдруг резко обернулась к Айне:

— А ты думала, что только ты одна можешь нау­читься? Фу! — И снова к Марью: — Вот именно, научись. Покажи этой задаваке! Только чтобы никаких там опер. Может, еще и я буду учиться. Не знаю еще... — зая­вила она в заключение, важно нахмурив брови.

Итак, пианистов хоть отбавляй! Только вот пианино пока еще нет.

Сегодня утром, по случаю новой четверти, директор устроил традиционное общее собрание. Говорилось об учебе в прошлой четверти, о лучших классах, о передо­вых учениках в каждом классе, об отстающих и т. д.

Среди групп на первом месте по-прежнему были мальчишки из седьмой, а на втором (на том, где прихо­дилось бывать и нам) опять мальчишки из девятой. И только на третьем месте — мы. Но это совсем не так и плохо, потому что за нами еще целых девять групп. Вдобавок нас похвалили особо. Нас поставили всем в пример за наш самодеятельный ремонт, а больше всего хвалили нашу комсомольскую группу за великолепное (это слово не мной придумано, а прозвучало в речи директора) начинание — за заботу об октябрятах и пио­нерах и за работу с ними.

На этом же собрании малышам до пятого класса были розданы экспонаты нашей кукольной выставки. Первой из числа детей образцового поведения была, конечно, названа наша Марью. И тут же было добав­лено имя ее шефа — Весты. Из нашей группы премию получила и подопечная Лики — маленькая Реэт. Маль­чиков премировали настольными играми. Когда Марью шла за подарком, я украдкой взглянула на Сассь. Она сидела с таким видом, словно вот-вот засвистит от полнейшего равнодушия, и беспечно болтала ногами.

Вечером, в группе, когда все малыши (да и старшие) склонились над куклами и громко восторгались их платьицами, пальто и бельишком, Сассь сидела в спальне. Когда я пришла взглянуть на нее, она сидела на кровати и очень старательно рисовала что-то в своей тетрадке. Я осторожно подошла к ней. Заметила, что она в этот момент трудилась над хвостом какого-то небывалого в природе зверя. У этого зверя был тыкво­образный живот, лошадиная голова, коровьи рога и лисий хвост, а ноги разной толщины. Этот необычай­ный шедевр творился под заунывный свист. Сразу за мной в спальню вошла Марью и позвала Сассь. Сассь небрежно ответила, что у нее, мол, болит зуб, и прири­совала своему чудовищу к спине огромное крыло. Когда Марью с полуумоляющим-полуизвиняющимся видом подошла к ней ближе, Сассь судорожно свернула рисунок и ничком бросилась на кровать. И разумеется, Марью тут же разложила на ее кровати все свои на­грады и куклу, и все двадцать четыре вещицы из ее гардероба и всю мебель и с увлечением стала объяс­нять, что к чему.

Мне было жаль Сассь. Что касается хорошего пове­дения, тут конечно, она ничего не заслужила, но все-таки чем-то она сумела же завоевать любовь своей маленькой подруги, да и мою тоже. Теперь она лежала и не могла удержаться, чтобы не смотреть на имуще­ство Марью. Что-то мешало ей радоваться, а что-то не позволяло выразить презрение, и получалась между подругами какая-то игра в жмурки, когда одна из них за своим счастьем и увлечением не замечала «зубной боли» другой.

Позднее, в умывалке, Сассь опять настойчивее всех напоминала девочкам, что вода, в особенности мыль­ная, оставляет на стенах пятна, а те, кто сам здесь ни­чего не делал, не хотят этого понять и постоянно брыз­гают и пачкают стены. На этот раз она была суровее, чем обычно. Но никому не пришло в голову напомнить Сассь кое-что из ее совсем недавнего прошлого. Даже Айна промолчала.

Сейчас Сассь уже давно спит сном праведника. Спят и остальные. Когда я вставала, чтобы взять из шкафа чернила, Марью лежала с широко открытыми глазами и щеки у нее горели, Я было испугалась. Но когда нагнулась к ней, она обхватила мою шею, и с такой невероятной нежностью прижалась к моей щеке своей мягкой теплой щечкой.

Даю голову на отсечение, что в мире нет более пре­красного света, чем два светлых огонька в глазах сча­стливого ребенка. Я дала ей конфету и поправила одеяло. Не успела я заправить ручку, как, взглянув на Марью, увидела, что она уже крепко спит, подложив руку под щечку, и в ямочке на ее щеке притаилась сча­стливая улыбка.

После каникул идет уже вторая неделя, но я все еще не написала о том, что случилось за это время. Прежде всего (это, правда, совсем не событие, а скорее «несобы­тие»), Свен Пурре после каникул все еще не вернулся в школу. По слухам, он болен. Первое время я опаса­лась, что он до сих пор еще ждет меня около Дома искусств.

Более важное событие, конечно, что в седьмой группе мальчиков новый воспитатель. И даже мужчина. По­здравляем! Воспитательница Сиймсон сама захотела перейти окончательно в нашу группу, потому что наша прежняя воспитательница больше не вернется в школу. Похоже, что даже Тинка восприняла это доброжела­тельно.

Но горе и беда явились к нам в лице Мелиты, кото­рую перевели в нашу группу. Как будто наша группа какая-то исправительная колония! Одна подготовка к этой операции была очень болезненной. Общее собра­ние. Совещание. Кого из нас обменять на Мелиту? Все руки дружно поднялись за Айну. Но это не прошло, потому, что Айнина мама решалась доверить свое един­ственное дитя заботам именно Сиймсон. По предложе­нию воспитательницы было решено поместить Мелиту в нашей спальне. Следовательно, мы и должны были пожертвовать в обмен кем-то из нашей комнаты. Мы все восемь притихли. Кто-то из малышей назвал Сассь. Сассь вскинула голову, готовая к бою.

Нет, все-таки нет. Ни в коем случае! Это заявила не только я. У Сассь вдруг оказалось множество защитников. Даже Веста! А Сассь тем временем внимательно разглядывала стенку.

Все это было здорово, но проблема по-прежнему была не решена.

И вдруг нашелся доброволец! Марелле! Только Марелле и была на это способна. Никто не стал ее отго­варивать. А все-таки это несправедливо, потому что все мы прекрасно знаем, что Марелле совсем не хочет уходить. Просто это у нее необъяснимая мания жерт­венности. Почему-то у нее это выглядит именно так. Она даже додумалась нас же «утешать» — она, мол, все равно в этой группе будет только ночевать. А все остальное время собирается проводить с нами.

Было в этом что-то жалкое и неловкое. Даже Анне не нашлась, что сказать. Я сделала запоздалую попытку предложить свою кандидатуру, ведь я в эту группу попала позже других. В ответ послышались протестую­щие голоса: «Никуда ты не уйдешь!»

Да, но Марелле? Удивительная все-таки штука кол­лектив. Иногда думается, что он существует только в рассуждениях учителей и воспитателей, да еще в га­зетах и книгах. И вдруг он оказывается рядом и при­нимает решения. Единодушные решения об одном человеке! И маленькая, доставляющая столько хлопот Сассь значит для этого коллектива гораздо больше, чем готовая пожертвовать собой Марелле.

По каким законам логики все это происходит?

Сегодня вечером, когда Сассь, пряча что-то под фар­туком, пробиралась в комнату, мне стало сразу ясно, что она замышляет что-то необычное. Я стала поти­хоньку наблюдать за ней.

Сассь стремительно направилась к девочкам, играв­шим в своем уголке. Там в это время играли в демон­страцию мод. Казалось, на этот раз Сассь решила при­нять участие в игре. Однако она остановилась за их спинами, переступая с ноги на ногу, и бесконечно вер­телась, словно от долгого стояния могла заржаветь.

 Это продолжалось до тех пор, пока Марью ее заметила и, посторонясь, позвала играть.