«Нужно будет выяснить, – думал он, – не запрашивали ли здешние специалисты образцы тканей пациентов? Если да, то тогда понятно, как им удавалось присылать в клиники органы, идеально совместимые с организмом реципиентов».
Внимательно слушая докладчицу, Кондратюк прикидывал, как лучше к ней «подкатить». Ему нужна была информация, которой владела Вербицкая, но дело осложнял этот подозрительный гэбэшник, который все время крутился возле нее.
«Кстати, куда это Маша его увела? – подумал Кондратюк, покосившись на пустое место, на котором десять минут назад сидел Круглов. – Хорошо бы, если бы он там задержался подольше… Тогда можно было бы подойти к Вербицкой под видом обсуждения ее доклада, а там уже действовать по обстановке…»
Кондратюк, слушая доклад, автоматически разглядывал Вербицкую. Ему нравилась эта красивая женщина, обстоятельно и спокойно излагающая свои мысли. Если бы она вот также рассказала все его тамошнему руководству, это было бы высоко оценено, но человека в чемодан не засунешь и не увезешь…
А докладчица тем временем приступила к показу слайдов, иллюстрировавших проводимые в ее лаборатории опыты. В зале выключили свет, и в темноте на экране появились яркие фотографии, на которых были изображены печени и почки, успешно взращенные из фрагментов органов. Закончила Вербицкая свое выступление фразой, что «недалек тот час, когда эти органы можно будет имплантировать больным людям взамен изношенных».
Кондратюк вспомнил, что в начале девяностых годов в научной среде промелькнуло утверждение директора Института хирургии Казахстана, академика Мухтара Алиева, о возможности трансплантации клеток печени. Казахские исследователи пытались пересадить клетки из здоровой печени эмбриона в печень, пораженную циррозом, считая, что эти клетки должны хорошо прижиться и активно расти, заставляя пораженную циррозом печень уменьшиться и, постепенно атрофируясь, уступить место здоровой. Эти исследования были продолжены в Актюбинской медицинской академии, но практического результата они пока не дали. Хотя вполне возможно, что в недалеком будущем эти методы, наконец, помогут человечеству справиться со многими тяжелыми недугами.
Когда в зале зажегся свет, публика начала засыпать докладчицу вопросами, на которые она легко и доброжелательно отвечала.
Филипп, ощущая нетерпение, поглядывал на еще пустующее кресло Круглова, и думал о том, что скорее бы эти научные светила удовлетворили свое любопытство и отпустили Вербицкую с трибуны.
Наконец, провожаемая бурными аплодисментами, она спустилась в зал и села на свое место в пятом ряду недалеко от прохода. К сожалению, рядом с ней не было свободных кресел, а окружающие ее ученые, улыбаясь, наперебой кинулись пожимать ей руку, произнося какие-то лестные слова.
Филипп почувствовал, как у него внутри шевельнулось ревнивое раздражение: «Какого черта! Она – моя! Из-за нее я затеял весь этот сыр-бор!..»
Но никто этого, конечно, не знал, а Вербицкая, почувствовав пристальный взгляд Кондратюка, настороженно повернулась и, встретившись с ним глазами, неожиданно улыбнулась ему. Филипп тоже улыбнулся ей в ответ и в знак одобрения поднял большой палец руки, не боясь показаться фамильярным, поскольку это вполне могло выглядеть как выражение восторженного одобрения коллеги.
Заместитель Вахрушева объявил следующего докладчика из петербургского НИИ Цитологии. Пока тот шел к сцене, Филипп, еще раз убедившись, что Круглов пока не вернулся, начал прикидывать, как пересадить на его место кого-нибудь из окружения Вербицкой и самому сесть рядом с ней.
Но в этот момент мимо него вдруг прошел высокий мужчина лет пятидесяти, который направился прямиком к Вербицкой и что-то тихо сказал ей. Есения удивленно посмотрела на него, после чего, извинившись, поднялась и пошла вслед за мужчиной к выходу из зала.
Филипп насторожился: сначала куда-то вызвали ее соглядатая, теперь ее саму… Неужели ее увезут сразу после доклада?
Решив проверить, что происходит, он дождался, когда Вербицкая с мужчиной выйдут из зала, и тоже поднялся, поспешив к выходу за ними следом.
Очнувшись, Круглов открыл глаза и обнаружил себя лежащим на полу лицом вниз. Руки его были больно вывернуты и чем-то связаны за спиной. «Дипломата», который у него был до этого пристегнут к руке, он не почувствовал.
Подняв голову, он попытался осмотреться, и тут же наткнулся взглядом на сидящих рядом двух мужчин, которые внимательно следили за ним. Он их явно не знал.
На бандитов они похожи не были, хотя один из них, постарше, был довольно крупного телосложения и носил короткую стрижку. А вот второй, помладше и посубтильней, вдруг показался Круглову знакомым.
– Что вам от меня надо? – спросил их Круглов, попытавшись перевернуться набок.
– Лежи тихохонько, – сказал тот, что постарше, и ласково прижал его к полу ногой.
Второй молчал и пристально разглядывал Круглова с таким выражением лица, что тому стало не по себе.
«Где же я его видел?» – мучился Круглов в догадках. У него была хорошая память на лица, ошибки быть не могло – они где-то встречались…
– Нет, серьезно, мужики, зачем вы меня связали? – снова спросил Круглов, чувствуя себя совершенно по-идиотски.
Не обращая на него внимания, полузнакомый мужчина обратился к здоровяку:
– Федор, сходи за ней, она уже, наверное, закончила доклад. И не забудь забрать наши куртки. А я с ним побуду, – и он опять вперил неприязненный взгляд в Круглова.
Тот, кого он назвал Федором, поднялся и, передав напарнику кругловский пистолет, на котором был навернут глушитель, сказал:
– Если будет рыпаться, успокой его вот этим по черепку.
Мужчина с опаской взял у него оружие и осторожно положил к себе на колени.
Федор вышел, тихо закрыв за собой дверь.
Круглов набрал воздуха в легкие, чтобы крикнуть, позвать кого-нибудь на помощь, может, и охрана услышит, но мужчина угрожающе привстал со своего места и, подавшись к Круглову, тихо произнес:
– Не вздумай орать, кокну, и не задумаюсь!
Круглов озадаченно замер. Ситуация была какая-то дикая.
Повернув голову в сторону сидящего на стуле мужчины, он спросил его:
– Мы где-то встречались? Лицо мне ваше, вроде, знакомо…
Мужчина зло усмехнулся и, бросив на него уничтожающий взгляд, произнес:
– Ишь ты, какой памятливый! Это у тебя профессиональное, небось…
И тут Круглов его узнал: «Ни хрена себе! Да это же бухгалтер Есении собственной персоной! Ты смотри, нашел ведь ее!».
Он восхищенно посмотрел на Леонида.
– Не ожидал увидеть вас здесь, Леонид Аркадьевич, – сказал он, улыбаясь во весь рот. – А что это вы со своими волосами сделали, в молодости вы вроде шатеном были? Или седеть начали? Понимаю, женщины седых не любят…
Леонид окатил его презрительным взглядом, но промолчал, сжав челюсти.
– А чего мы ждем? И чего это вы на меня такие взгляды кидаете? – вновь спросил Круглов, надеясь разговорить Леонида и, дождавшись какой-нибудь его оплошности, освободиться. Он просто ощущал, как у него под ногами начинает гореть земля.
– И он еще спрашивает?! – едва сдерживаясь, чтобы не звездануть Круглова по голове, возмутился Леонид. – Ну ты и наглец! Да ты ведь мне всю жизнь сломал! Отнял женщину, которую я любил, отнял сына! Как ты хочешь, чтобы я на тебя смотрел?
– Ты считаешь, что это я тебе жизнь сломал? – тоже переходя на «ты» и делая ударение на «я», усмехнулся Круглов. – Нет, я тебе ее не ломал. Я, чтоб ты знал, выполнял свой профессиональный долг, оберегая государственные интересы моей страны. И когда я начинал работать, то свято верил, что обязан охранять секреты нашей великой державы, которая противостояла кровожадному миру капитализма, ждущему, как бы нас сожрать. Да только и мы не лыком шиты. Наши ученые давно поняли, что есть вещи поэффективнее ядерных и прочих бомб. Поэтому в то время, когда Америка сливала к себе «мозги» и бряцала оружием, мы со всего мира собирали генетический материал. В наших хранилищах находятся сливки генофонда Земли, в частности ДНК известных политиков и бизнесменов мира. И это дает нам большой простор для действий…