Какая разница, где тлеть –

в Венеции, в пустыне голой?

Душа уже не в силах петь,

когда петля сошлась на горле,

и отвратить нелепый суд,

когда, сквозь маску, поневоле,

внезапно обнажилась суть

души, замешенной на боли.

Недолго теплилась вина,

которая всему основа.

Через мгновение она

сменилась словом ради слова

безжизненного, как букварь,

как рыба на песчаной суше.

Ты – царь толпы,

невольный царь,

словами облизавший уши

толпе,

что над твоей строкой

трясётся, млеет от надежды,

рыдает.

Кто из нас порой

не любит пёстрые одежды?

Но ты однажды обронил,

что я в неутолённой страсти

виновна – как оборонил

себя от этой царской власти.

И я покорно понесла

твой крест, взвалив себе на плечи

и часть вины, и часть тепла,

и часть твоей безумной речи.

Но трудно отменить печаль,

и смех сквозь слёзы – только поза.

Уже не отменить печать

грядущей смерти.

Слишком поздно.

Когда б ты мог, повёл бы речь

о том, чтоб сжечь пустое тело.

Но что при жизни отгорело,

и после смерти не поджечь.

Пер. Ефим Бершин