Изменить стиль страницы

– Ничего, Кворушка! Чай не зима – еды вдоволь. А с этих я пирогов настряпаю, – успокаивающе улыбнулась ему мать.

– Да жаль силки погрызла, дрянь! – с досадой бросил на пол испорченную снасть молодой охотник.

– Вон Милка поправит – она у нас мастерица! – продолжала успокаивать сына Пракса.

– У нее, говорит, ивняк уж закончился. Сходить еще нарезать надо, – припомнил просьбу сестры парень.

– Да завтра, может, а сегодня пусть силки чинит, – махнула мать, – Отдохни, сокол мой, уж притомился за день.

– Нет сделаю все разом, а там и отдохну, – качнул головой Квор и вновь собрался за порог.

– Ох ты мой хороший! – проводила его умиленным взглядом мать и пошла заниматься своими делами.

Парень опять отправился в лес, а женщины продолжали заниматься своими повседневными делами.

Закончив приборку в курятнике, Мила принялась за починку порванных куницей силков. Она расположилась на солнышке у дома и разложила новые полоски кожи и старые снасти. Девушка мурлыкала что-то себе под нос и умело вязала сложные узлы, когда матерый кобель рванулся на цепи, басовито залаяв на поле перед их домом.

Посмотрев в том направлении девушка выронила из рук свою работу и невольно схватилась за лицо: к ней спешил мужчина ее мечты: высокий статный, на ярком солнце блестели ореолом развиваемые ветром золотисто-белые волосы. В движениях незнакомца чувствовалась сила; на поясе был виден меч, а значит и руки у него должны были быть мужественными и сильными… Мила вся обмерла, глядя на приближающегося гостя ее фантазий против солнца, невольно прикрывая глаза одной рукой и закрывая себе рот другой, чтобы не закричать от неожиданной радости.

– Чего это там Лихой заливается? – выглянула из дверей мать, тоже прищуриваясь на солнце, различая приближающийся силуэт сильного мужчины, – Кого это там леший несет? – беспокойно пробормотала она, поспешно выходя из дома и подходя к беснующемуся на цепи зверю, чтобы не опоздать если что спустить косматого защитника.

Нартанг уже почти прошел поле и немного сбавил шаг, присматриваясь к окаменевшей девушке и недоверчиво-опасливо прищуривающейся на него женщине.

– Мир дому, хозяйка! – рыкнул он издалека, разводя безоружные руки в стороны.

– И тебе мир, мил человек. Чего надобно? – немного вздрогнув от страшного голоса незнакомца, также громко ответила ему Пракса.

– Приюти на ночь. Издалека иду. За кров отплачу, – сделав еще с десяток шагов к хутору опять остановился воин.

– Заходи, коль и в правду не со злом! – кивнула женщина – законы гостеприимства в Лесистых землях чтились свято.

– Зла не замышляю, – вновь развел в стороны руки воин.

– Погоди, я собаку покороче привяжу – как бы не порвал тебя, – предупредила хозяйка, когда гость уже собирался открыть ворота.

Мила наконец разглядела пришельца и теперь уже обмерла по другому поводу – тот, кого она сначала приняла за мужчину из своих фантазий, на самом деле оказался прямой его противоположностью: ни добрых глаз, ни смешливого нрава – от чужака просто волнами исходило зло. Именно поэтому, обычно послушный Лихой, никак не давался в руки Праксе и все пытаясь оборвать крепкую цепь и кинуться на пришедшего из леса врага. Пес чувствовал опасность, скрытую в чужом человеке, которую относил к той же опасности, когда раз в лесу зимой их возок окружила стая волков и его с Умницей люто порвали, прежде чем испугавшийся поначалу Квор перестрелял серых.

– Вот разъярился! – наконец поймала косматого стража за широкий ошейник женщина и отвела в конуру, затворив за ним задвигающуюся заслонку, – Посиди пока здесь, – потом повернулась к ступившему на двор гостю и похолодела, подумав, а не открыть ли обратно только что затворенного пса. Чужак, облик которого до этого скрывало от нее яркое солнце, был настолько страшен, что даже с кем сравнить его она не знала.

– Не пугайся меня, хозяйка, – прочитав по глазам ее мысли спокойно произнес воин,

– Я никого не трону.

– Коль так, входи в дом, гостем будешь, – раз уж не удалось отвратить приход страшного человека сразу, решила мудрая хозяйка побыстрей ввести его в зависимость от неприкосновенности приютившего крова.

– Благодарю, – кивнул Нартанг, бросая мимолетный взгляд на все еще недвижимую девушку, смотрящую на него, как на потустороннее существо.

– Мила! Да очнись же ты! – раздосадовано махнула дочери Пракса, – Помоги мне со снедью, что ли! Принес же леший!

– Неужто вдвоем с дочкой одни в лесу живете? – встретил хозяйку бесцветным взглядом чужак – он спрашивал, но казалось, что ему было это совсем безразлично.

– Муж и старшие сгинули в лесу. Младший придет скоро. Втроем и живем. Меня Праксией величать, дочь – Милой, сына – Квор. Ты кто будешь, гость нежданный? – немного сбивчиво и напряженно произнесла женщина.

Мила тем временем быстро прошмыгнула к печи, бросив на чужака быстрый тревожный взгляд.

– Я Нартанг. Странник, – не желая пугать женщин еще больше рассказами о своем воинском ремесле, представился он, проводив бледную девицу тяжелым взглядом, посмотрел в глаза Праксы.

– Вид-то у тебя для странника больно грозный. Беглый витязь, небось. Тоже от князя сбежал? Да, теперь, говорят и служилым не сладко живется.

– Угу, – неопределенно кивнул Нартанг.

В этот момент за дверью раздался более высокий лай и шаги.

– Квор, не впускай Умницу – гость у нас! – предупредила из-за двери, сразу отгадав шаги сына, хозяйка.

– Понял, матушка, – донесся снаружи звонкий юношеский голос, – Сейчас привяжу ее!

Я-то голову ломаю – чего это ты Лихого заперла!

– Вот Кворушка – сыночек мой вернулся, – пояснила Пракса гостю.

– Угу, – вновь кивнул тот.

У печи мялась Мила – она уже собрала, чем мог перебить первый голод пришелец, но не решалась сама поднести ему еду, глядя на мать беспомощно-испуганными глазами.

Та улыбнулась с тенью понимания и жалости, быстро подошла, взяла из рук дочери блюдо с хлебом, сыром и горшочком утренней каши:

– Вот отведай пока, Нартанг, на здоровье, – поставила она еду перед чужаком, – Сейчас еще молочка утреннего принесу из погреба, или может, квасу лучше?

– Благодарю, хозяйка, – кивнул, воин, – Чего дашь – то и ладно.

– Ну до молока тогда ближе мне, – решила женщина.

Мила села же в дальний угол избы, на лавку, не сводя взгляда со страшного незнакомца, словно завороженная его уродством и страшным голосом.

– Я видел лошадь у тебя в загородке. Продай мне. Я много дам за нее, – быстро прикончив кашу, потянулся к только что принесенному молоку Нартанг.

– А что у тебя есть?

– Золото. Много золота.

– Зачем мне золото?! – махнула руками женщина, – Что с ним делать посреди леса?!

До города четыре седьмицы ехать! На него только там что-то можно купить.

– Как же вы здесь нужное берете?

– Так в деревню соседнюю ходим – там и меняем на что надо: рыбу – на мед, шкуры – на ножи да стрелы для Квора; Мила корзины плетет – так их на посуду, что там правит…

– Я понял, – остановил ее Нартанг.

Женщина посмотрела на него широко раскрытыми глазами – она не умела скрывать свои чувства, и рык этого страшного чужеземца до смерти пугал ее, заставляя сердце замирать. В его единственном глазу она не видела ничего человеческого: ни понимания, ни заинтересованности беседой, ни даже опасного внимания к ее дочери – ничего – лишь холодную, бесчувственную уверенность в неотвратимости принятого решения, словно у хищного зверя, собравшегося тобой пообедать.

В этот момент вошел Квор, только что привязавший собаку и сложивший в отведенное место принесенные из леса ивовые прутья для миленых корзин.

– Кого же к нам Небеса привели? – дружелюбно улыбаясь, перешагнул через порог крепкий юноша, с не по годам взрослым взглядом.

– Я Нартанг. Странник, – изучающе посмотрел на пацана воин.

– Я Квор, – вмиг оробев от взгляда и облика чужеземца ответил парень.

В горнице повисло неловкое напряженное молчание.