Глава 48. ЕДИНСТВЕННЫЙ ШАНС

Все же не зря я присматривался к полузатопленной арке, отделяющей озеро от смежного водоема. В ней-то и был для меня единственный шанс спасения.

Я прекрасно понимал это, но сейчас, в зеленой расплывчатой гуще воды, невозможно было сориентироваться. Не хватало воздуха, после удара о воду душил кашель, холод сковывал мышцы, а облепившая тело одежда стесняла движения. Я наугад проплыл в глубине сколько смог и рванулся вверх.

– Не нашел? – закричали сверху, и мне показалось, будто с края уступа спорхнула стая темных птиц. Рядом взорвалась фонтанчиком вода. Еще и еще. Это летели в меня камни. И любой из них мог разом положить конец моим мучениям (и моему пребыванию на этом свете вообще). Я снова поспешно нырнул, но сейчас я уже знал, в какую сторону плыть. Только бы дотянуть! И не промахнуться…

Я знал, что бандиты, цепочкой стоящие в эти минуты на кромке обрыва с камнями в руках, ожидают, когда снова покажется над водой моя мокрая голова. Наверное, каждый из них надеялся, что именно он сумеет попасть в цель.

Однако цель не показывалась, поскольку я продолжал плыть в глубине.

Толща воды подо мной выглядела черной, по сторонам эта чернота была чуть освещена и как бы размыта, а сверху сочилось пригашенное серо-голубое свечение. Какая-то рыбешка, блеснув боком, метнулась впереди.

Барабанным перепонкам через слой воды передался хлопок. Видимо, сверху заметили мой силуэт и бросили камень. Несколькими гребками я погрузил себя глубже.

Мне чудилось, что грудь вот-вот разорвется от нехватки кислорода, а череп треснет от давления воды и ледяного холода. Но в следующий миг я ткнулся руками в желтовато-серую стенку со слизистыми черно-зелеными космами тины. Скорее! Где же проход?! Придерживаясь пальцами за щель в стене, чтобы не всплыть, и уже почти теряя сознание, я повернул голову вправо и влево. Справа мне показалось светлее. Еще через несколько секунд я вплыл в пролом, оттолкнулся руками от каменного угла и пошел вверх вместе с пузырями воздуха из легких.

Что в это время происходило наверху, я узнал позже из рассказа Гули.

Из рассказа Гули

Наблюдатели на крае обрыва уже не бегали, выбирая лучшую позицию для того, чтобы наверняка поразить жертву, а присев на корточки, с любопытством созерцали ровную потемневшую поверхность воды. Только Андреич нервно прохаживался взад-вперед.

Зарево заката догорело за Березовскими сопками, и в провале древнего карьера сгустился мрак. Лишь зеленовато-голубой отсвет неба еще лежал на поверхности озера. Марат, стоящий в стороне от всех, заметил в дальнем, едва видимом краешке второго водоема концентрические линии.

– Лысый! – негромко окликнул главарь. – А ну давай туда.

Неказистая сгорбленная фигура бандита ленивыми скачками переместилась по бровке обрыва до перемычки между водоемами. Вглядевшись вниз, Лысый поднял камень величиной с собственную голову и, приложив его к плечу, точно метатель ядра, сделал полуразворот назад. Однако метнуть он не успел: яростный толчок в спину оторвал его ноги от земли, и вместе с камнем он полетел с уступа вниз башкой.

Толчок был такой силы, что Гулю отбросило в обратную сторону, и она упала на поросшие травой камни, опутанная разметавшимися волосами.

…Весьма вероятно, что ее бы тоже бросили с обрыва в наказание. Марат с командой уже спешили к ней, но в эту минуту донесся треск мотора, и к разрезу, газуя, выплевывая белесые облачка дыма, виляя рулем и подпрыгивая на камнях, подкатили на мопеде Раис и Радик. Радик спрыгнул с заднего сиденья и выставил перед собой свою незаконную охотничью одностволку. Раис, притормозив, тоже снял с плеча ружье. Обе группы молча уставились одна на другую.

Бандитов было больше. Они обступили приехавших со всех сторон и, казалось, только ждали сигнала, чтобы навалиться скопом и разоружить противников. Общее безмолвие нарушал время от времени хриплый вопль Лысого из глубины разреза.

Андреич безбоязненно подошел к Радику, заглянул в ствол, дунул.

– Плохо почистил, охотник, а оружие чистоту любит – заметил он; затем повернулся к Раису: – А ты, дура, куда суешься? По зоне соскучился?

– Да вот приехал на тебя поглядеть, как ты в этой компании смотришься. – На щетинистом лице бродяги как всегда поигрывала ухмылка.

– Напрасно ты встаешь на моем пути. Добро не помнишь. Сколько я тебя выручал, забыл?

– Выручал… под процент, – уточнил Раис. – Еще под золото. Все, что Раис добыл – у тебя, Андреич.

В это время откуда-то со стороны послышались отдаленные выкрики. Собравшиеся скосили глаза.

По степи, то пропадая за холмами, то вновь появляясь, враскачку бежал к разрезу, потрясая своим громадным ножом, грозный Сыроватко. Его появление и решило исход противостояния.

– Живите пока, – процедил Андреич и направился (а за ним потянулась и вся бандитская свора) к машинам.

Гуля тем временем, спустившись по отлогому каменному откосу, помогала мне, трясущемуся от холода, полуживому, стягивать мокрую липкую одежду. Она растирала своими горячими ладонями мои мертвецки холодные спину и грудь, затем набросила на меня свою шерстяную кофточку.

Лысый, оставшийся в дальней половине темного карьера, продолжал вопить, плавая вдоль отвесных стенок и не догадываясь, что надо поднырнуть под перемычку.

Глава 49. ТЕПЛО ЖЕНЩИНЫ

Я сидел в комнате за столом и вспоминал прошедшую ночь – радость согретого тела, согретой души, радость слияния с другим телом и с другой любящей душой. Немного я все же простыл, першило горло, и потому в маршрут не пошел.

Я улыбнулся, вспомнив, как мы с Гулей прокрались в темноте во двор, я – в ее кофте, она – с моей мокрой одеждой в руках.

– По ночам купаются. Дикие люди! – раздался возглас Колотушина.

Мы с Гулей прыснули от смеха и заскочили в баню, надеясь, что она еще теплая со вчерашнего дня. Но баня остыла. Тогда я, не обращая внимания на недоуменные взгляды коллег и пошлые шутки Мишки, схватил в охапку и притащил в баню свой спальный мешок. Я разостлал его прямо на полу, мы с Гулей забрались в него голышом, и всю ночь я впитывал в себя спасительное тепло женского тела, тепло любимой женщины.

Когда меня перестал бить озноб, мы повернулись друг к другу лицом и долго шептались.

– Ты у меня силачка, – улыбался я в темноте. – Как ты этого Лысого швырнула с обрыва! Я снизу видел, как он летел – точно кукла из проволоки и тряпок.

– Просто я распсиховалась… Хорошо, что я успела! Федя, а что теперь с нами будет?

– Все будет нормально.

– А как же Андреич?… Я боюсь за нас, а еще больше – за сына.

– А что – Андреич? Я с тобой, а значит, никакой Андреич или Марат ни тебя, ни твоего ребенка не тронут. Твой должок этому менту? Я его списываю. В счет морального вреда. Ну, а если серьезно, то лучше нам уехать. Они нас в покое не оставят.

– Федя, куда мы можем уехать? В твой Питер?

– Не обязательно. Мир велик, а мы еще достаточно молоды. И немного богаты. А главное – мы вместе, и ты для меня – самое дорогое, что я нашел здесь… Да и вообще в жизни. Гуля… Скажи, а твое имя «Гуля» как-то переводится?

– Да, оно означает – цветок.

– Мой душистый цветок! – потянул я носом волнующий аромат женских волос.

Мы грели друг дружку ласковыми словами, а наши тела все сильнее томились в своей горячей наготе и ожидании и вот, поощренные губами, они потянулись друг к другу – сперва ощупью, вздрагивая от остроты касаний, замирая, и, наконец, мы стиснулись яростно, тесно сплелись, словно терзая друг друга, хрипя, захлебываясь, ликуя, сливаясь в единую, трепещущую, ошалевшую от счастья плоть.

…В комнату заглянул Радик.

– Пойдем… чаю выпьем, – предложил он. – Бурхан лепешек нажарил. Зови, говорит, зови Федьку.

– Радик, – поднялся я ему навстречу. – Нагородил я тебе проблем… Андреич тебе не простит вчерашнее.