Он почти выкрикнул последние слова, и доктор не нашелся, что возразить. Я понимал, что гложет Хольста, — память о наших погибших товарищах, павших соратниках; многих мы видели в их смертный час, но не могли помочь им. А ныне человечество, утратившее представление о трагической гибели, не может справедливо, по заслугам оценить их жертву и мужество.
Через несколько минут все спали.
Но нам не суждено было спокойно выспаться. Вскоре всех разбудил встревоженный Марлен. Странная картина предстала нашему взору.
Берег озера был умеренно крут, метрах в ста от дископлана его прорезала неглубокая ложбинка, видимо, дорога. По дороге двигались какие-то существа. Поначалу нам показалось, будто каждый из них состоит из длинной шеи, заканчивающейся небольшой плоской головкой. Но там, где дорога поднималась вверх, мы увидели их во весь рост. Шея, длиной чуть больше метра, под прямым углом переходила в продолговатое тело, причем туловище выдавалось вперед. И туловище, и шея были чем-то покрыты, явно искусственного происхождения, возможно, одеждой. Тело кончалось тремя парами коротких, похожих на столбики, ног.
Существа шли медленно, вереницей, на небольшом расстоянии друг от друга, слегка наклонив головы. Доктор судорожно схватил бинокль.
— Глаза спереди на голове, — объявил он. — И передние конечности у них есть… руки или нечто вроде рук… одна пара растет внизу, под шеей… они у них сложены на спине.
Но больше, чем эти подробности, нас заинтересовало другое обстоятельство. Существа, несомненно, заметили нас, некоторые даже слегка повернули головы, но ни одно не проявило ни малейшего интереса. Казалось, они умышленно нас не замечают. Равнодушные ко всему, они двигались унылой вереницей, шли, шли, пока не прошли все до одного, и дорога снова опустела.
Мы только переглянулись, не находя слов от изумления. Мы уже привыкли, что на разных планетах природа создает различные формы жизни, различные общественные системы, различные отношения, и это шествие нисколько не удивило бы нас, если бы…
Никогда еще людям, покинувшим Землю и нашедшим приют на других планетах, не приходилось встречаться с таким полным отсутствием интереса к себе. Любое мало-мальски развитое существо, включая животных, всегда реагировало на человека. Встречались доверчивые животные, которые не убегали от людей (как и в не обжитых еще уголках Земли), встречались животные агрессивные или очень пугливые. Чем более развитыми были обитатели иных миров, тем живее реагировали они на встречу с человеком, проявляя испуг, любопытство, доверчивость или ласку. Но такого безразличия никогда не было…
— Как по-вашему, — медленно произнес Марлен, — это и есть тристанцы?
— Уж не ожидал ли ты встретить на Тристане жителей Урана или Венеры? — насмешливо спросил Хольст.
— У тебя спроси что-нибудь! — огрызнулся Марлен. — Даже с утра толкового ответа не добьешься.
— Не заметить нас они не могли, — упрямо сказал доктор, словно убеждая самого себя. — Существо, живущее в конкретной среде, должно обладать восприятием — сигнальной системой, приспособленной к этой среде.
— Может и не обладать, — возразил я. — Например, перед тобой совершенно конкретный завтрак, а ты его не замечаешь.
— Извини, — пробормотал доктор, словно очнувшись.
Во время завтрака мы разглядывали местность. Озеро тянулось вдаль, противоположного берега не было видно. Низкие берега как бы стискивали озеро. Все кругом было каким-то бесцветным — вода, небо, песок, растения, — словно в черно-белом фильме, который мне как-то довелось видеть в музее.
Свинцовая водная гладь была недвижна, берега поросли темной травой, похожей на высохший камыш; кое-где из воды торчали какие-то стволы, увенчанные овальными прозрачными плодами.
— Не следует называть эти растения камышом, хотя они и похожи на него, — с полным ртом сказал доктор.
— Разумеется! — взорвался Марлен. — Они, правда, растут в воде, у берега, и похожи на камыш, но, поскольку на Земле нет ничего подобного, придется придумать для них особое название. Предлагаю назвать их «брньфимфалбедлуп»!
После завтрака, надев комбинезоны, мы прорубили в колючем кустарнике дорогу к загадочному зданию. У подножия цилиндрического постамента мы обнаружили вход, соответствующий росту тех странных существ, которых мы видели. Внутрь попасть не удалось: путь преграждала груда обломков. Видимо, в глубине здания произошел обвал.
Строить догадки не имело смысла. Вернувшись к дископлану, мы вылетели в первый разведывательный полет.
Итак, день первый. Неподалеку от озера мы обнаружили долины с огоньками — почти не оставалось сомнений, что это домны или плавильни. Из высоких цилиндрических печей вверх вырывалось багровое пламя, кругом же все было серым, синевато-зеленым или грязно-желтым. Нигде мы не увидели ярких красок, если не считать отсвета пламени. Видимо, поэтому этот странный мир производил столь безотрадное впечатление, и мы настолько поддались тягостному чувству, что все больше теряли чувство юмора.
Позже мы обнаружили некое подобие города. В центре стояло высокое прямоугольное здание, от которого лучами отходили ряды строений; сверху город имел форму многоконечной звезды. Мы решили не снижаться до тех пор, пока не осмотримся как следует, пообедали прямо в дископлане, потом я пересел за штурвал и стал набирать высоту. Выяснилось, что мы находимся над южной оконечностью континента Б, по площади почти равного Апеннинскому полуострову. Мы поднялись еще выше, но попали в облака и сразу потеряли видимость. Континент тянулся к северу и, видимо, был очень невелик. Судя по ориентировочной карте Тристана, которую мы составили, его размеры не превышали четверти Европы. Материк А, на котором находилась наша база, был и того меньше, остальную поверхность планеты покрывал океан. Если учесть, что Тристан меньше Земли, не вызывало сомнения; воды здесь относительно гораздо больше, чем на нашей планете. Не исключено, что имеются также небольшие острова, возможно, архипелаг, но третьего материка наверняка нет.
Заночевали мы на плоскогорье. Было довольно холодно. Завернувшись в одеяла, мы негромко беседовали до поздней ночи. Неясных вопросов накопилось слишком много. Почему, например, континент Б почти необитаем? Или нам это только кажется? Если да, то что представляют собой его обитатели? У них есть какое-то подобие промышленности, они, несомненно, разумные существа. Чем же тогда можно объяснить тот факт, что они безразлично проходят мимо нас?
— Все дело в том, что показатели их разумности весьма противоречивы, — решил доктор. — С одной стороны, город, домны, сложные постройки — я имею в виду тот сфероид, на берегу озера… с другой стороны, мы летаем у них над головами, а им хоть бы что!
— Лично меня вполне устраивает, чтобы так продолжалось и впредь, — буркнул из-под одеяла Марлен.
За окнами кабины лежала непроглядная ночь, черная ночь без звезд, загадочная и безмолвная, не дававшая ответа ни на один из вопросов, которыми были полны наши головы.
День второй. Рано утром в глубоком горном ущелье мы обнаружили остатки какой-то древней культуры, напоминающие памятники угасшей культуры инков и ацтеков в национальных парках Мексики и Южной Америки. Здесь, на Тристане, конечно, труднее определить, когда этот город превратился в развалины; правда, стены строений были сильно выщерблены, но это не могло служить надежным критерием, так как мы не знали ни прочности кладки, ни степени разрушительного влияния климатических условий. Высадившись, мы молча прошли по вымершему городу, где некогда кипела жизнь, видимо, в еще более отдаленные времена по сравнению с самыми древними культурами на Земле.
Хольст высказал предположение, что пути развития древней культуры на Тристане сходны с земными: здесь тоже заметна высокоразвитая архитектура и довольно низкий уровень техники. Преобладал сводчатый тип зданий — в разрезе все они имели форму полуцилиндра. В просторном здании без крыши, которое, видимо, служило местом общественных сборищ, сохранились кое-какие фрески, давшие нам ответ на главный вопрос: жителями города были предки тех самых существ, которых мы вчера видели.